Я. Е. Чадаев: Ведь Вы можете много ценного сказать, как переустраивалась отсталая Россия, наше общество, наша экономика, как одержали выдающуюся Победу в войне.

В. М. Молотов: Все это так, но нам надо будущее обеспечить.

Я. Е. Чадаев: Вот бывший нарком, потом министр по строительству Гинзбург года два назад выпустил книгу воспоминаний и назвал ее «О прошлом — для будущего».

В. М. Молотов: Мы с ним встречались, и он мне свою книгу подарил. Я ее почти всю просмотрел. Неплохая книга.

Я Е. Чадаев: Да, я ее прочитал. Первая часть довольно солидная, интересная, материал богатый. Но вот дальше анализ хода строительства в годы войны представлен слабее, там много пробелов есть.

* Г. А. Куманев: Пользуясь случаем, Вячеслав Михайлович, хотел бы Вас вот о чем спросить. До сих пор на Западе бытует такая версия, будто в апреле или июне 1943 года в захваченном врагом Кировограде имели место Ваша встреча с Риббентропом по вопросу заключения сепаратного мира с Германией. В связи с данным событием состоялось уже несколько международных симпозиумов, последний, например, в ФРГ, во Франкфурте–на–Майне. Что Вы можете сказать по этому поводу?

В. М. Молотов: Все это жулики, жулики, фальсификаторы!.. Посудите сами, ведь это не лето и не осень сорок первого года. Позади победа под Москвой, разгром немецко–фашистских войск в Сталинградской битве. Конец третьего рейха по существу предопределен. И вдруг я еду на встречу с Риббентропом, веду какие–то переговоры о мире, да еще в Кировограде, который в то время был на территории, оккупированной немцами. Чушь несусветная!

Г. А. Куманев: Один полковник из Института военной истории утверждает, что якобы в 1943 году у нас была создана комиссия по сепаратному миру с Германией.

В. М. Молотов: Это тоже чья–то фантазия или обыкновенная ложь. Ничего подобного не было.

Я. Е. Чадаев: Сейчас фальсификаторы истории на Западе здорово оживились, очень активно работают, чтобы всякую неправду выдать за правду.

Г. А. Куманев: Вклад наших союзников в Победу, мягко говоря, сильно преувеличивается, а в прошлом году значение открытого в конце войны второго фронта до небес вознесли.

Я. Е. Чадаев: Неплохо было бы Вам, Вячеслав Михайлович, свое слово по этим вопросам сказать.

В. М. Молотов: И Вы думаете, напечатали бы? По–моему, самое главное сейчас — помочь обеспечить реальный перспективный курс, обеспечить непрерывный рост нашей экономики, повышение жизненного уровня народа, чтобы не было нехваток и дефицита. Об этом надо серьезно думать. И очень важно, чтобы не было поспешности, верхоглядства в выводах и основных положениях партийной Программы.

Г. А. Куманев: Хочу снова Вас спросить: как Вы относитесь к сообщению, о том, что в мае 1941 года посол Германии в СССР фон Шуленбург через советского посла Деканозова, находившегося тогда в Москве, предупредил Советское правительство о предстоящем гитлеровском нападении на нас?

В. М. Молотов: Кажется, что–то было. Но это не имеет особого значения. Как можно было верить Шуленбургу?

Над чем сейчас, Георгий Александрович, работаете со своими коллегами?

Г, А. Куманев: Недавно сдан в набор коллективный труд «Источники Победы советского народа в Великой Отечественной войне», затем тематический сборник статей «Возрождение прифронтовых и освобожденных районов СССР в 1941–1945 гг.». Уже вышли в свет несколько наших книг, приуроченных к 40-летию Победы. И среди них второе издание однотомного труда «Советский Союз в годы Великой Отечественной войны».

Я. Е. Чадаев: Я тоже продолжаю трудиться в этом направлении. Хочу вернуться к теме о нашей первой крупной победе в битве под Москвой.

В. М. Молотов: А на каких материалах?

Я. Е. Чадаев: Этот период, как известно, был самым тяжелым и опасным. Хочу глубоко проанализировать все трудности, в том числе военно–экономические, а заодно показать роль высшего звена наших руководителей народного хозяйства. У меня много своих записей того времени, много накопилось других источников. Есть и важные архивные документы.

В. М. Молотов: Ну, в добрый путь. Желаю Вам удачно и правдиво осветить эту тему.

И, наконец, о последней встрече с Вячеславом Михайловичем Молотовым. Она состоялась 13 мая 1986 г. и продолжалась сравнительно недолго, не более сорока — пятидесяти минут. Второй раз в этом году я приехал один: почти полгода назад — 30 декабря 1985 г. — после непродолжительной болезни скончался Яков Ермо- лаевич Чадаев.

Молотов выглядел осунувшимся, немного усталым, один глаз был полузакрытым. («Веко уже не держит», — пояснил он.) Я вручил Вячеславу Михайловичу энциклопедию «Великая Отечественная война 1941–1945 гг.», в создании которой принимал участие, и предложил прочитать вслух текст о нем.

— Прочтите, — согласился он. — Интересно узнать, как там меня пропесочили.

Слушал прочитанное мной внимательно, слегка покачивая головой, но никаких замечаний не сделал.

Рассказываю Молотову о недавно состоявшейся беседе в Обществе дружбы «СССР — Финляндия» (где я являюсь первым вице- президентом) с бывшим советским посланником в Хельсинки Павлом Дмитриевичем Орловым, который сообщил интересные сведения, связанные со вступлением Финляндии в войну против Советского Союза на стороне фашистско–милитаристского блока.

Незадолго до гитлеровской агрессии против СССР П. Д. Орлов получил от Наркомата иностранных дел СССР указание: как только произойдет фашистское нападение, он должен немедленно встретиться с финским министром иностранных дел Рольфом Виттингом и сделать ему одно важное предложение. Советское правительство готово сесть за стол переговоров с финскими представителями по вопросу о возвращении Финляндии территорий, которые отошли к СССР в результате «Зимней» войны, но при условии, что Финляндия будет соблюдать строгий нейтралитет в войне между Германией и Советским Союзом.

Однако, по словам Орлова, Виттинг поначалу даже отказался принять 22 июня 1941 г. советского посланника. А когда встреча все- таки тогда состоялась, глава финляндского МИДа никак не смог дезавуировать содержавшееся в декларации Гитлера заявление (ее обнародовал по берлинскому радио Геббельс, о чем сразу же сообщило финское радио), что Германия вступает в войну «вместе с нашими финскими братьями по оружию…» Виттинг только попытался «разъяснить», что, мол, фюрер имел ввиду защиту немцами Финляндии, а не какое–то совместное нападение.

Что касается переданного Орловым предложения Советского правительства относительно переговоров по территориальным вопросам при условии нейтралитета Финляндии, то Виттинг его просто проигнорировал, обошел полным молчанием.

— Что Вы можете сказать по этому поводу, Вячеслав Михайлович? — спросил я «хозяина» дачи.

Молотов немного оживился и подтвердил, что советский посланник в Хельсинки действительно имел поручение НКИДа, заметив при этом: СССР был крайне заинтересован в том, чтобы Финляндия не оказалась вовлеченной в войну на стороне фашистского рейха и что «тогда ведь нам еще не было известно, как крепко была повязана немцами наша северная соседка в агрессивном плане «Барбаросса». Молотов напомнил, что 23 июня он пригласил в наркомат финляндского поверенного в делах Хюннинена и попросил дать объяснение по поводу заявления Гитлера о «финских братьях по оружию». Но тот никакого ясного ответа дать не смог.

— А между тем, — продолжал Молотов, — 22 июня Финляндия уже фактически приняла участие в нападении на нашу страну, предоставив германским войскам свою территорию, аэродромы, морские порты, прочие военно–стратегические объекты и совершив другие вероломные агрессивные акты.

Тем не менее вплоть до августа 1941 г. мы не оставляли попыток по различным каналам зондировать возможность вывода Финляндии из войны и организации переговоров по указанным вопросам. И когда стало уже совершенно ясно, что финская правящая верхушка этого делать не намерена, Сталин дал указание все наши попытки прекратить. «Тем самым Финляндия, грубейшим образом нарушив положения и все клятвенные обязательства Московского мирного договора, сама отказывается от возможности мирного решения территориальных проблем, и этот вопрос отныне навсегда закрывается», — заявил он.