Второе. Стоял вопрос: как управлять строительством. В конце концов я пришел к выводу для себя на основе опыта, предыдущего опыта, накопленного мною, что строительство — слишком динамичная отрасль. Она не может канцелярски управляться, это безнадежное дело — превратить строителя в канцеляриста. Исходил я и из того, что нужно иметь минимальное количество денег в управлении.
Все это я положил в основу организации Наркомстроя. Подбирая людей — квалифицированных кадровых строителей, понимал, что надо иметь и хороших юристов, и хороших бухгалтеров, и хороших экономистов, и хороших машинисток. Аппарат должен быть не раздутым и слаженным. Большой аппарат вреден. Он чаще всего плодит бумаги, которые мало кому нужны…
Словом, в наркомате получился синтез людей, любящих и знающих свое дело. Бумаг было мало, и люди не бездельничали и каждый четко отвечал за свой участок. Даже каждая машинистка знала, что опечаток у нее не должно быть…
Вас интересует: где меня застало известие о начале войны? В конце воскресенья 22 июня 1941 г., после напряженной трудовой недели многие сотрудники наркоматов, в том числе и я, уехали за город, в дом отдыха. Рано утром, когда большая часть отдыхающих еще спала, я ушел побродить по парку вдоль Москвы–реки. Возвращаясь с прогулки, услышал настойчивый звонок телефона, находившегося в пустой комнате дежурной. Я взял телефонную трубку и сразу узнал взволнованный голос первого заместителя Председателя Совнаркома СССР Николая Алексеевича Вознесенского. Он сообщил мне, что немецко–фашистские войска вторглись на нашу территорию и открыли боевые действия против СССР. Вознесенский попросил сейчас же оповестить о начале войны других наркомов, находившихся в доме отдыха, и чтобы все они немедленно прибыли в Кремль.
Первый вопрос, который я себе задал: что это будет за война и сколько она продлится? Но на такой вопрос никто тогда бы не ответил. И если я кого–то спросил об этом, тот просто бы меня высмеял.
Приехав в Москву, мы сразу же явились к Вознесенскому. Сообщив коротко о сложившейся тяжелой военной обстановке и не вдаваясь в подробности, Николай Алексеевич сказал, что нужна максимальная мобилизация наших ресурсов и предложил в кратчайший срок ввести военную дисциплину в ведомствах усилить бдительность и каждому из нас лично обеспечить выполнение первоочередных заданий. Они будут даны незамедлительно.
Настроенйе у народных комиссаров, покидавших кабинет Вознесенского, было тревожное. Все сосредоточенно размышляли, оценивали услышанное, понимая, какой громадный объем задач предстоит оперативно решать их коллективам в новой, изменившейся обстановке.
Но было бы неправильно утверждать, что в те первые военные дни все вокруг сразу осознали смертельную опасность, нависшую над Советской страной. Встречались и такие (в том числе в высшем звене государственного управления, в аппарате наркоматов), у которых отношение к событиям было слишком спокойное, даже беспечное, граничащее с шапкозакидательством: «О, это чепуха! Нечего тревожиться. Агрессор вот–вот получит сокрушительный удар Красной Армии и с ним будет покончено». Уже и слухи распространились, будто мы какой–то десант высадили то ли в Кенигсберге, то ли где–то под Берлином. Словно по сценарию бодрого предвоенного пропагандистского фильма «Если завтра война…»
Но довольно быстро я стал разбираться, к чему идет дело. Ни с кем не советовался. Да и безнадежно было у кого–то из высшего руководства спрашивать. Сказали бы: занимайся своим делом.
В конце июня 1941 г. в Кремль были вызваны руководители промышленных наркоматов и ряда важнейших хозяйственных учреждений. В Овальном зале с кратким сообщением к нам обратился Сталин. Все присутствовавшие стояли. Откровенно заявив об очень трудном положении, создавшемся на фронте, он предложил в первоочередном порядке отправить на Урал и ввести в действие броневые станы, которые необходимы для производства танковой брони. Станы требовалось срочно снять с Кировского завода в Ленинграде и с Мариупольского металлургического завода имени Ильича. На установку ленинградского стана на Нижне — Тагильском заводе отводился чрезвычайно короткий срок — всего лишь два месяца.
Рабочее собрание в Кремле было непродолжительным и немногословным. На нем все мы получили важные и конкретные указания о дальнейших действиях. Я находился рядом с наркомом черной металлургии И. Ф. Тевосяном. И когда совещание закрылось, к нам подошел Сталин. Он поздоровался. Обратившись ко мне, сказал:
— Товарищ Гинзбург, я прошу Вас проследить за демонтажем броневых станов в Ленинграде и Мариуполе. Они должны быть перебазированы в Нижний Тагил и на Магнитку как можно быстрее.
Сделав небольшую паузу, Сталин продолжил:
— Пока эти станы будут перемещаться на Урал, передайте туда все необходимые указания, чтобы в кратчайшие сроки там были построены соответствующие цеха и сооружения, где бы можно было смонтировать и пустить в действие оба стана. Кроме того, примите все меры, чтобы в установленные сроки были возведены цеха и все, что понадобится для увеличения выпуска танков в Челябинске, Нижнем Тагиле и Сталинграде…
После этого совещания стало особенно ясно, что война будет длительной и борьба с вторгшимися армиями фашистского блока предстоит очень тяжелая.
Именно поэтому надо было, не теряя времени, продумать и определить направления организационной перестройки в области строительства.
Но как подойти к решению встававших перед нами многочисленных сложных проблем? С самого начала следовало довольно четко представить себе перспективу, за частными задачами увидеть и определить общие. Вспоминались слова В. И. Ленина: «…Кто берется за частные вопросы без предварительного решения общих, тот неминуемо будет на каждом шагу бессознательно для себя «натыкаться» на эти общие вопросы» (Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 15. С. 368).
Я пришел к выводу, посоветовавшись со своими заместителями, о необходимости в связи с военной обстановкой коренным образом изменить строительные организации. Примерно через неделю после начала войны коллегия Наркомстроя вошла в правительство с предложением создать на базе действующих трестов и других строительных организаций особые строительно–монтажные части — ОСМЧ, которым поручалось бы выполнение наиболее срочных правительственных заданий по строительству предприятий оборонной промышленности и оборонительных сооружений, а также форсированное восстановление объектов, пострадавших в ходе войны. Таким образом, ОСМЧ представлялись нам как новый тип организации — своеобразное мощное военно–строительное подразделение.
Будучи по своему характеру высокомобильными организациями ОСМЧ по мере необходимости могли перебазироваться с одних строек на другие. Вся их деятельность должна была основываться на строгой военной дисциплине и оперативности.
Учрежденный 30 июня 1941 г. высший чрезвычайный орган страны — Государственный Комитет Обороны ответил на наше обращение: ваше письмо рассмотрено и предложение принимается. Считаем его своевременным и правильным. 8 июля 1941 г. ГКО вынес об этом специальное постановление. Согласно решению ГКО на положение ОСМЧ переводилось более 90 % строительных и монтажных организаций Народного комиссариата по строительству. Всего было создано 100 крупных ОСМЧ, укомплектованных квалифицированными строителями и монтажниками общей численностью 400 тыс. человек. Помимо этого в случаях крайней необходимости ОСМЧ доукомплектовывались еще и рабочими батальонами.
Перестраивая таким образом всю систему Наркомата по строительству, мы обратили первоочередное внимание на эффективную деятельность подвижных объединений монтажников, роль которых и масштабы их работы в 1941 — 1945 гг. трудно переоценить. ОСМЧ представляли собой новое слово в строительном деле, демонстрируя, пожалуй, наиболее удачный пример военной перестройки данной отрасли отечественной индустрии.
Вопрос: Не сможете ли Вы, многоуважаемый Семен Захарович, сообщить ряд характерных примеров, свидетельствующих о том, как трудились во время Великой Отечественной войны наши строители?
