Решили оставить в Киеве. После ранения Ватутин проболел полтора месяца, и с ним случилось то, что бывает даже при пустяковых царапинах, если не обработаешь их йодом вовремя, — случилась гангрена. Да и сам он, старый солдат, не отнесся к ранению серьезно. Я навестил Ватутина в Киеве в конце марта или начале апреля. Он с супругой жил на квартире Хрущева. Хорошая обслуга — врачи, сестры. Даже киномеханик тут, крутит в столовой фильм о войне.,

Николай Федорович рассказал мне, что сперва ему полегчало, а сейчас опять температурит. Врачи настаивают отнять ногу, а то поползет гангрена.

— А я сомневаюсь, — продолжал он. — Кому я буду нужен на одной ноге? На фронт не пустят.

Я постарался доказать ему, что пустят, что в Москве я слушал о нем самые лестные отзывы. Старался ободрить и подтолкнуть генерала к операции потому, что на гангрену я нагляделся еще в Гражданскую войну. Ватутин вздохнул и сказал:

— Надо соглашаться. Пусть режут.

Уже на фронте меня догнало горестное известие. Отняли ногу командующему слишком поздно, гангрену остановить не удалось, и в середине апреля Николай Федорович Ватутин скончался. Это была большая потеря. Ватутин был из тех русских натур, для которых собственное «я» всегда на последнем месте. В этом же разговоре он, творец и блестящий исполнитель целой череды наступательных операций, говорил не о них. Он вспоминал довоенные доклады Сталину и укорял себя, что понимал несостоятельность некоторых выводов Сталина, но, как он выразился, «не дерзнул».

Когда завершалась подготовка к Ясско — Кишиневской наступательной операции, я в очередной раз был направлен в зону предстоящих сражений. Перед отъездом меня принял Сталин. Его интересовала уже перспектива, а именно проблемы обеспечения движения наших войск через Молдавию и Румынию. Он говорил о железных дорогах Румынии и Болгарии, о коммуникационных линиях с выходом к югославской границе, о том, что удар войск 2‑го и 3‑го Украинских фронтов выведет нас в глубину Балканского полуострова.

— Постарайтесь, — подчеркнул Верховный, — сразу же наладить рабочую связь не только с румынскими коммунистами, но и с офицерами генерального штаба. Там есть люди к нам лояльные.

Походив по кабинету, Сталин сказал:

— Пройдем Румынию, выйдем к Болгарии. Думаю, нас там ждут. Уверен, вооруженного сопротивления не встретим. Не такие у русских с болгарами исторические отношения.

Мы выехали на фронт. Там к нам присоединились начальники военных сообщений 2‑го и 3‑го Украинских фронтов генералы П. М. Белов и П. А. Квашнин.

Началась Ясско — Кишиневская операция, и наша группа тронулась в путь вслед за наступающими войсками. За десять дней дело практически было сделано — Румыния выведена из войны на стороне фашистской Германии. Еще в ходе операции, на четвертый ее день в Бухаресте произошло вооруженное восстание. Народ под водительством румынских коммунистов сверг фашистскую диктатуру Антонеску и с оружием в руках вступил в бой с немецкими воинскими частями.

Не доезжая Бухареста, на станции Плоешти, наш поезд сделал первую остановку. Вызвали начальника станции. Очень перепуган. Говорить сидя не может, встает — руки по швам. Я его успокоил, он объяснил, что почти все разбежались. Работали, дескать, на немцев. Пришли русские — накажут. Я бы, говорит, тоже убежал, но не успел.

Три–четыре дня спустя, когда я уже побывал в Бухаресте, у нас с этим начальником станции опять была попутная встреча. Но говорили уже без нервов, на правах старых знакомых. Со мной был начальник военных сообщений 2‑го Украинского фронта генерал Белов, и я сказал румыну:

— Знакомьтесь! Начальник военных сообщений Белов. Это его распоряжения Вы исполняете. Все в порядке?

— В порядке! — ответил он.

— А коли так, отвечайте прямо: с кем легче работать — с нами или с немцами?

Начальник станции несколько растерялся и начал мямлить.

— Не бойтесь! — сказал я. — Скажите прямо. Нам интересно увидеть себя «заграничными» глазами. Итак: с кем легче вам работать?

— С немцами, — выдавил он. — С ними, понимаете, много проще. Они от тебя одно требуют: вовремя принять и отправить воинский поезд.

— А наши?

— Ваши тоже требуют поезда. Но это не все. Они сразу вручили мне инструкцию по учету оборота вагонов и паровозов. Приказали ежедневно заполнять отчетные бланки с множеством пунктов: простои вагонов под погрузкой и выгрузкой, учет работы дежурных по станции, стрелочников, сцепщиков, путевых обходчиков и всех прочих специалистов. Кроме того, требуют подробного учета всех перевозок. С утра до вечера пишу отчеты. Глаза на лоб повылазили — ни поесть, ни поспать, дорогу домой забыл с этой писаниной. Некогда принимать и отправлять поезда. Дело стоит, господин начальник.

Это был нам хороший ушат холодной воды. Белов только головой качал. Ну да, мы привыкли к писанине. Вроде бы она — помощник делу, и без нее чего–то не хватает. А вот человек не мудреный, но со свежим взглядом спрашивает нас: вам что лучше — чтобы я дело делал или чтобы писал, что делаю дело?

Писанину я эту отменил, но, конечно же, не мог отменить ее повсеместно. К великому сожалению, она стала постоянным нашим спутником на железных дорогах.

На следующий день уже в Бухаресте нас с Беловым познакомили с рабочим–железнодорожником. Он только что освободился из тюрьмы, просидел в ней около 10 лет, в тюрьме выучил русский язык. Звали его Георгиу — Деж. Плотный, сосредоточенный, веселый и спокойный товарищ. Рассказали ему, чем он и другие коммунисты- железнодорожники могут нам помочь в перевозках. Потом Белов нас заторопил. Говорит, что уже 4 часа, давай поедем в генеральный штаб, пока не ушло их начальство. А Георгиу — Деж отвечает ему:

— Наш генштаб в субботу не воюет.

Мы все–таки поехали. Все правильно — в генштабе ни единого человека, кроме дежурного. Георгиу — Деж предложил нам посмотреть город. Поехали. Шофер гонит «мерседес» со страшной скоростью, только ветер свистит. Говорю ему:

— Чего носишься? Поезжай медленнее.

Георгиу — Деж перевел и ему и обратно мне. Шофер сказал, что возил немцев и привык. Они всегда понукали: быстрей! быстрей! Приехали мы на площадь, к королевскому дворцу. Вышли из машины, досмотрели дом. Вижу, из ворот выезжает машина, ее ведет спортивный молодой человек. Говорю:

— Посмотреть бы на короля. В жизни не видел королей.

— Видели! — говорят они. — Это был король Михай.

Наш новый товарищ Георгиу — Деж оказался человеком деятельным. В прошлом путейский рабочий, он за время тюремного заключения не растерял связей и в партийной среде и в рабочей железнодорожной. Послал верных людей туда–сюда с призывом выходить на работу, и скоро румынские железнодорожники — сперва поодиночке, а потом группами — стали приходить в наши военно–эксплуата- ционные отделения с предложениями помочь, чем могут.

Работы хватило всем. Мы на месте ознакомились с состоянием дорог, через румынских генштабистов получили необходимые документы: профили железнодорожных линий, чертежи мостов, планы станций и т. д. — все, что требуется для скорейшего обеспечения наступающих войск.

Взвесив все «за» и «против», решили все–таки перешить на нашу колею один путь на двухпутной линии Унгены — Плоешти (около 400 км) и обеспечить его отечественным подвижным составом. Это ускорило подвоз советских войск и военных грузов в южную и западную Румынию для дальнейших боевых операций на Балканах.

В начале сентября войска 3‑го Украинского фронта вышли на румынско–болгарскую границу. Мы находились в состоянии войны с Болгарией, поэтому фронт приготовился к наступлению. Но как- то не верилось, что болгары встретят нас огнем. Вот и в штабе фронта, обсуждая план действий моей группы, начальник штаба генерал Сергей Семенович Бирюзов высказал мысль, что наша авто- мотрисса наверняка обгонит наступающие войска. Конкретно задача заключалась в том, чтобы обследовать и подготовить болгарские железные дороги к перевозке 57‑й армии к югославской границе.