Во второй части книги центральное место будет принадлежать представлениям правительственных кругов о носителе «русского начала» на отошедших к России в конце XVIII — начале XIX вв. землях Речи Посполитой. Объектами исследования станут проекты и опыты крестьянских переселений, меры по распространению русского помещичьего землевладения, дискуссии о том, какой социальный слой, тип хозяйственной деятельности и набор национальных качеств в наибольшей степени отвечает главным целям колонизационной стратегии и, шире, установке на укоренение русского элемента в конфлик–тогенной части государства. Специальное внимание будет уделено чиновникам и выходцам из духовного сословия, привлекавшимся на западную окраину (последние в качестве преподавателей народных училищ и студентов). Соотнесения с широким кругом источников требуют сложившиеся еще в прошлом столетии стереотипы государственных служащих и семинаристов–поповичей. В этой связи две названные социальные группы предстоит охарактеризовать с точки зрения распространенных в их среде умонастроений, политических тяготений, взаимоотношения с высшими властями и инонациональным окружением.
Поскольку центральное место в монографии отведено разработке и реализации государственного курса, ей присущи черты историко–пра–вового исследования. Для изучения механизма принятия политических решений важным является взаимодействие правительственной и общественной мысли, государства и церкви. Однако исследователю внутренней политики нет нужды в одинаковой мере обращаться ко всем идейным течениям: предпочтение должно отдаваться тем из них, с позицией которых более всего считались власть имущие. Существует также проблема польского влияния на правительственный курс 40.
В совокупности представленные в книге сюжеты позволяют судить о своеобразии российско–польских отношений и призванной их урегулировать политике правительства. Вместе с тем ряд больших исследовательских проблем, требующих отдельной монографической разработки и даже коллективных усилий историков, затрагивался лишь в той мере, в какой это диктовалось нашими ближайшими задачами. К числу таких проблем относится служба поляков в российской армии и дислокация последней на бывших землях Речи Посполитой как фактор русского присутствия, церкви и конфессии (в частности, ликвидация унии), «разбор шляхты», система образования всех ступеней 41, постановка польского вопроса политическими партиями и Государственными Думами, национальные стереотипы. На отборе включенных в книгу сюжетов сказалось и то, что автор надеется в скором времени дополнить ее другой монографией — «Польский вопрос в кругу «роковых» вопросов внутренней политики Российской империи». Речь пойдет о соприкосновении польского вопроса с другими фундаментальными проблемами бытия страны: крестьянским, старообрядческим, еврейским вопросами, противостоянием революционным силам, сохранением единства русского народа. Обеими книгами — настоящей и готовящейся — автор стремится показать возможности научного направления, развитие которого сегодня — дело в высшей степени насущное и продуктивное.
Представляемая на суд читателей работа является не столько обобщением имеющейся литературы (по одним проблемам, как будет показано в главах, весьма обширной, по другим — на редкость скудной), сколько конкретно–историческим исследованием, вводящим в оборот значительный круг источников. Постановку крупных проблем мы стремились сочетать с бережным отношением к историческому факту, биографиям отдельных людей, судьбе документов, конкретным историческим событиям и ситуациям.
Как в большинстве исследований по истории внутренней политики, ядро источниковой базы книги составили неопубликованные документы официального делопроизводства. XX столетие не благоприятствовало сохранности архивов по нашей теме. Переданный Польше согласно условиям Рижского трактата 1921 г. материал практически весь погиб в период второй мировой войны. Описания несуществующих ныне фондов, а также немногочисленные работы, авторы которых успели ими воспользоваться, позволяют оценить тяжесть утраты. Послевоенная практика передачи польской стороне архивных собраний достойна порицания. Например, так называемые «польские фонды» ЦГАОР (ныне Государственный архив Российской Федерации — ГА РФ) разбивались на две части, причем при избрании принципов деления решающее слово, похоже, принадлежало некомпетентным в научном отношении инстанциям 42. Оставленные в Москве фрагменты прежних архивных комплексов, иногда весьма значительные как по своему объему, так и качественному составу, делались труднодоступными для исследователей. Да и к открытым фондам доступ иностранных ученых, как известно, сильно ограничивался запрещением выдавать им описи. Столь ненормальная ситуация сохранялась до рубежа 1980–1990‑х гг., когда материалы особого режима пользования были впервые включены в путеводитель. Что касается переданных в Польшу массивов, то они подолгу не получали надлежащей обработки. Достаточно сказать, что до сих пор ориентироваться в содержании таких основополагающих фондов, как фонды канцелярии варшавского генерал–губернатора и его помощника по полицейской части, можно лишь по «глухой» рукописной картотеке.
Прежде всего архивы хранят служебную переписку, которая, отражая противоречия в правительственных верхах и восприятие ими меняющейся действительности, продолжалась порой не только годами, но и десятилетиями — с затяжными паузами и беспомощным топтанием на месте, доходившим до полной потери руководящей идеи. Таково, например, обсуждение вопроса о «перечислении» жителей Империи в Царство Польское, запечатленное в пухлой подшивке документов: самый ранний из них датирован началом 40‑х гг. XIX в., а последний относится к кануну Январского восстания.
Особое внимание нами обращалось на высочайшие маргиналии — резолюции, комментарии, пометы, писанные на полях официальных бумаг рукою императоров. Часто эмоционально–непосредственные, они являются подлинной квинтэссенцией политического курса самодержавного государства. Не случайно сразу после смерти Николая I образованная для создания истории его царствования комиссия под руководством М. А.Корфа озаботилась выявлением автографов почившего императора в архивах различных ведомств 43. Собранный материал составил несколько десятков рукописных томов, наибольший интерес из которых представляют для нас те, что связаны с деятельностью Комитета министров, Статс–секретариата по делам Царства Польского, Комитета по делам западных губерний. Маргиналии, вышедшие из–под пера Александра Ш, печатались малыми тиражами для узкого круга высших сановников 44. Они широко использовались в юбилейных изданиях начала века, из длинного ряда которых П. А.Зайончковский справедливо выделял многотомный «Исторический обзор деятельности Комитета министров» 45.
До своего расцвета в эпоху Государственной Думы стенографирование прошло в России долгий путь. Уникальна обнаруженная нами в собраниях ГА РФ стенограмма приема Николаем I католического епископата (1848), зафиксировавшая не только каждое слово, но и жестикуляцию самодержца. Ценны стенографические записи заседаний коллегиальных органов, в частности, обсуждения Западным комитетом в 1864 г. вопроса о географии польской ссылки (РГИА).
С точки зрения российско–польской проблематики, архивы стран СНГ использованы весьма неравномерно. Основные усилия до недавнего времени направлялись на разработку фондов карательных, судебных и пенетенциарных органов. В 1960–1970‑е гг. она велась силами многолюдных коллективов. Выявление и введение в научный оборот документов предшественниками — прежде всего такими выдающимися знатоками архивов, как П. А.Зайончковский, Т. Г.Снытко, В. А.Дьяков — служило существенным подспорьем при написании данной книги. В меньшей степени специалисты по истории Польши обращались к рукописному наследию учреждений, в стенах которых готовились политические решения. Тематические предпочтения усугублялись еще и тем, что в Петербурге всегда находилось гораздо меньшее число исследователей, чем в Москве. Систематическое изучение обширного спектра министерских материалов едва ли по силам авторам индивидуальных монографий. Нами использованы находящиеся в РГИА фонды высших секретных комитетов 1830‑х — начала 1880‑х гг. и Министерства внутренних дел.
