Поступив в 1844 г. на обсуждение в департамент по делам Царства Польского Государственного совета, проект нового указа вызвал критику со стороны министра финансов Ф. П.Вронченко и П. Д.Киселева. Возражения высказывались по поводу привлечения в Царство казенных крестьян, входивших в круг «людей свободного состояния», о которых шла речь в указе 1841 г. для западных губерний. Согласно Киселеву, Западный край известен «поселянам внутренних губерний», поскольку там они издавна занимаются торговлей и промыслами. Если им не удастся устроиться в городах, то всегда можно присоединиться к местным государственным крестьянам — свободной земли для этого предостаточно. «Напротив, Царство Польское, — полагал Киселев, — не представляет этих удобств, ибо, во‑1‑х, положение тамошней промышленности для наших крестьян вовсе неизвестно и, во‑2‑х, в случае невозможности водвориться в городском состоянии они при известном недостатке там земель не могут устроиться в земледельческом состоянии; поселение же на землях владельческих, поставляя их в зависимость польского дворянства, не соответствовало бы цели правительства распространить там русские начала». Вторя Киселеву, Вронченко опасался, что крестьяне–переселенцы «поставят в затруднение как себя в снискивании способов к существованию, так и правительство к устройству их быта».
Примечательно, что оба министра считали предусмотренные проектом указа привилегии — льготы в платеже податей и освобождение от рекрутской повинности на 15 лет — достаточными, чтобы вызвать массовое переселенческое движение в российской государственной деревне. Сановный Петербург панически боялся стихийных, неуправляемых процессов. Поэтому акцию Киселев рекомендовал осуществлять постепенно, по мере изыскания свободных земель и «без всяких публикаций, могущих возбудить в поселянах ложные надежды и движение…, отдельными распоряжениями, как это недавно было сделано с переселением крестьян в Царство из Псковской губернии». Грозя возможными беспорядками, «начальник штаба по крестьянскому делу» прибег к самому верному способу заставить прислушаться к своему мнению 30. В конечном счете позиция Киселева определялась его несогласием с превращением государственной деревни в орудие обрусительной политики, что поставило бы под удар концепцию двуединой крестьянской реформы, с таким трудом внушенную им секретным комитетам 1830–1840‑х гг.31. Упорное противодействие министра как учреждению майоратов в Западном крае, так и переселению великорусских крестьян в Царство Польское существенным образом сказалось на дореформенной колонизационной политике. Это заключение обретает еще большую значимость ввиду того, что именно Киселев руководил беспрецедентными по масштабу (за 1837–1859 гг. — до 189 тысяч ревизских душ) перемещениями государственных крестьян из районов с избыточным населением в губернии черноземной полосы, Поволжье, Сибирь, а также на Северный Кавказ и Южный Урал. Киселевская колонизация, приостановленная со вступлением на пост министра государственных имуществ М. Н.Муравьева, получила высокую оценку дореволюционных исследователей 32.
Если Киселев предлагал ограничить действие указа купечеством, мещанами и цеховыми ремесленниками, то Вронченко, проявив даже еще большую осторожность, выступал против предоставления купцам–переселенцам привилегии беспошлинной торговли в России. Он опасался, что приписка к городам западных губерний примет массовый характер, нанося ущерб финансам и промышленности государства. В ходе обсуждения проекта прозвучало пожелание в интересах скорейшего слияния Царства Польского с другими частями Империи предоставить зеркальные права его жителям, готовым ехать на восток.
Согласившись с доводами Вронченко и Киселева, департамент по делам Царства Польского направил указ на доработку в Министерство финансов 33. Министерство, однако, не спешило с окончательной редакцией документа. Возможно, его целесообразность была поставлена под сомнение вследствие ничтожных практических результатов указа от 24 декабря 1841 г. «Последствия этой меры не показали удовлетворительного успеха, — сообщал в своем всеподданнейшем донесении Ф. Я. Миркович. — На основании этого указа по 1 января 1845 г. приписалось по вверенным мне губерниям из других только: по Виленской — купцов 3 и мещан 1 душа; по Минской — купцов 23 и мещан 9 душ; по Ковенской мещан 2 души…; в Гродненскую же губернию никого переселяющихся не было»34. Работа над указом тормозилась в связи с предстоящим упразднением таможенной границы между Царством Польским и Империей (1850 г.), поскольку возникла необходимость в согласовании его положений с новыми реалиями. В 1853 г. дело вновь вернулось в варшавские инстанции. Началась Крымская война.
В сентябре 1855 г. министр статс–секретарь И. Туркул справился у наместника о состоянии работ над проектом. 26 октября (7 ноября) Административный совет Царства Польского поручил их ведение правительственной комиссии внутренних и духовных дел. Уже после смерти Паскевича готовый текст был передан на экспертизу другим правительственным комиссиям Царства Польского 35. В своем пространном отзыве, датированном апрелем 1857 г., главный директор правительственной комиссии юстиции Ф. Скарбек, приводя юридическую и экономическую аргументацию, решительно выступил против самой идеи привлечения русских в Царство Польское. Приток мигрантов отнюдь не окажет благотворного влияния на местную торговлю и промышленность. Напротив, вызванный искусственно, он только породит безработицу: вновь прибывшие не найдут себе применения ни на фабриках, число которых невелико, ни в сельском хозяйстве из–за нехватки свободных земель.
Главный директор правительственной комиссии финансов А. Ленский пришел к заключению о необходимости дальнейшей доработки документа, В особенности его беспокоила тенденция проекта к изоляции Царства Польского от Западного края. «Предоставление переселяющимся жителям… преимуществ, — отмечал Ленский, — хотя недостаточно оправданное, не представляло бы само по себе важнейших неудобств, если б преимущества эти предоставлены были не одним исключительно жителям великороссийских губерний с упущением из виду других частей Империи. Разрознение подданных Империи в правах и преимуществах по уважению мест жительства не соответствует, кажется, ныне видам правительства, коль скоро по изданным в прошлом (1856. — Л. Г.) году всемилостивейшим манифестам вполне прощено все прошедшее»36.
Критическим отзывам директоров–поляков противостояли рабочие документы правительственной комиссии внутренних и духовных дел, возглавляемой, по традиции, русским, П. А.Мухано–вым. Самые ранние из этих бумаг были составлены отделениями комиссии еще в начале 1856 г. В них, в частности, предлагалось специально поощрять тех фабрикантов, которые «используют на своих предприятиях русских рабочих и способствуют их переселению в Царство». В более поздней записке содержится разбор замечаний Скарбека и Ленского. Муханов давал понять, что обсуждение целесообразности переселенческого законодательства, в том числе его установки на форсирование великорусской колонизации, выходит за пределы компетенции правительственных комиссий. Учитывая в следующей редакции закона соображения критиков, ведомство внутренних дел всячески оберегало общую его концепцию. В проекте использовались нормы действовавшего законодательства об иностранных переселенцах. Положение о русских рабочих было сохранено 37.
Несколько позднее, по всей видимости в 1859 г., «в соответствии с конфиденциальным распоряжением высшей власти, предмет этот был на время отложен»38. С отставкой Муханова и приходом к власти маркиза А. Велепольского расстановка сил в высшей варшавской бюрократии существенно изменилась. Используя отзыв Скарбека, польская теперь по своему составу правительственная комиссия внутренних дел вновь подняла вопрос о цели закона. «После всестороннего рассмотрения всех обстоятельств, — говорилось в документе января 1862 г., — складывается убеждение, что возбуждать сейчас данный предмет несвоевременно и что… мысль о придании такому проекту характера закона, возникшая более 20 лет тому назад, сегодня сама собой должна исчезнуть»39. В апреле Александр II распорядился изъять постоянно вызывавшую дискуссии новеллу об обязательном приобретении переселенцами недвижимости в Царстве Польском. Когда в сентябре был готов очередной проект, Велепольский приказал отложить его рассмотрение 40. В отличие от отзывов 1857 г., оставивших без комментария обрусительную тенденцию проектируемого закона, в бумагах кануна восстания она прямо называлась и осуждалась 41.
