― Эх, хорошо-то как. Терпеть не могу этих фокусов, но… У тебя ноги сильные?

― А?

Чикайя почти сразу же понял, чего хочет товарищ.

― Нет. Пожалуйста, не надо.

― Не надо кукситься. Функционируй мы с тобой в одном и том же режиме, было бы и впрямь трудно выбирать. А так… Времени-то нет. Я могу восстановиться из резервной копии и почти без промедления приступить к работе. У тебя же уйдут месяцы, чтобы привести себя в порядок.

Чикайя знал, что это правда. У «Риндлера» кончились запасы свежих тел, а еще двадцать с лишним гостей было на подходе. Чикайе пришлось бы ожидать в конце очереди. Обычно задержка оказывалась минимальна по сравнению с веками путешествия в бессознательном состоянии, однако отклик на опыты Бранко гарантировал им, что каждый новый день будет уникален.

― Я никогда никого не убивал, — сказал он. У него свело кишки от омерзения при одной мысли об этом.

― Я тоже никогда не умирал во плоти, — Янн не стал спорить с гиперболой. — Секс и смерть, все в один день. О чем еще мог бы мечтать бестелый?

Волна опять вторглась в поле обзора. До нее оставалась минута, возможно, меньше. Чикайя отчаянно пытался прочистить себе мозги. Янн требовал от него не большего, чем он сам только что — от Мариамы. Но его обуревали стыд и боль от собственного эгоизма, от подспудного стремления спастись ценой жизни Янна. Эта реакция была правильной, но стоило ли возносить ее выше остальных соображений? Впрочем, отстраниться от этой эмоции, действовать, не принимая их в учет, он тоже не мог. Он понимал, что поступит, как должно, потому что было бы крайне глупо им

обоим

пропадать без тел, но притворяться, что перспектива эта его радует или оставляет равнодушным, не хотел.

Он взял левую руку Янна в свою, затем на миг разжал железную хватку правой на его плече, чтобы и правыми руками они могли соприкоснуться. Прижал колени в груди, замер. Гребень волны надвигался. Он был уже в тридцати метрах от них.

Слишком сложный трюк. Времени не осталось.

― Доверь мне свое тело, — тихо проговорил Янн, — я позабочусь об остальном.

Чикайя бросил управлять телесной моторикой, и они стали двигаться вместе, как танцовщики парного балета, достигшие в своем деле предела совершенства. Ему показалось, что десятки тонких невидимых рук ухватили его за все члены и принялись манипулировать ими на свой лад, но без сопротивления. Руки болезненно искривлялись, спина гнулась, но пальцы оставались сплетены в обезьяньей хватке, пока ноги, чуть не оторвавшись от туловища, не встретились с ногами Янна, ступня к ступне.

― Твоими стараниями я достиг изотопии,[78] — сказал Чикайя.

― Полагаю, в этом я не слишком оригинален, — засмеялся Янн.

― В такой ситуации — зачет.

Чикайя сперва потерял ориентацию в пространстве, но затем, совершив вместе с партнером несколько поворотов, прочертил мысленную координатную линию от звезд к волне. Мускулы ног свело. Давление на ступни нарастало. В конце концов ему показалось, будто руки сейчас вырвет из плечевых суставов.

И тогда Янн нарушил молчание.

― До скорого, — сказал он.

Их пальцы расплелись. Чикайя отчаянно схватился за пустоту, разделившую их тела, потом остановил движение и скрестил руки на груди. Он немного переместился и попал как раз в ту точку, где раньше находилось Перо. Гребень меж тем приближался. Когда он подошел вплотную, Чикайя сжался в тугой ком, и волна прошла под его телом. Серебристое сияние облизало пятки.

Он немного распрямился и увидел, что волна откатывается, а внутренность ее расцвечена сложной сетью шрамоподобных линий, похожей на карту какого-то запутанного лабиринта. Узор менялся на глазах. В этом процессе была своя соблазнительная логика, линии двигались не в случайном порядке. Но разгадать стоявшую за ним закономерность на месте было выше его сил. Все, что он мог; так это записать игру линий.

На миг Чикайя утратил способность сосредоточиться на чем бы то ни было, кроме отступавшей загадки, и проводил ее взглядом.

Теперь все изменилось. Что бы ни обнаружил — что бы ни вызвал к жизни — Бранко, стена, разделявшая миры, перестала быть непроходимой.

9

― Каждый, кто жалуется на законы физики, сам без них и пальцем не шелохнет.

Чикайя отвернулся от контрольной панели. Он не слышал, как Расма вошла в Синюю Комнату.[79]

― Старый прикол, — объяснила она, ступая по широкому, ничем не заставленному полу. — Он восходит еще к Медеру. И служит лишним подтверждением того, как тяжело послать дурной меметический вирус в его чумной рай.

― Я бы не стал на это распыляться, — предупредил Чикайя. — Мне кажется, первоначальная версия включала формулировку «Каждый, кто жалуется на человеческую природу...» Как только вторая часть тезиса оказалась потенциально опровержима, мем просто взял и сменил контекст. Можно буквально обессмыслить эти афоризмы в одну строчку длиной, а они продолжают распространяться, несмотря ни на что.

― Ах ты черт.

Она уселась рядом с ним.

― И что говорят нам законы

прямо сейчас

?

― Что макроскопическая симметрия соответствует SO(2.2), а калибровочная группа — Е7.

Он показал на экран.

― Ничего в полном смысле нового для нас, однако точная природа лагранжиана поистине уникальна. — Чикайя засмеялся. — Послушай-ка, я и вправду этим blase.[80]

― Повидал одну вселенную — считай, повидал их все. — Расма придвинулась к экрану, чтобы внимательней изучить диаграммы симметрии, построенные на основе промежуточных результатов и теперь намеченные к дальнейшей проверке Левой Рукой.

Она глянула на таймер.

― Тринадцать минут? Ну ты даешь, это почти рекорд. Ты полагаешь…

Чикайя метнул на нее быстрый взгляд, и она рассмеялась.

― Только не говори, что я подтасовала результаты.

― Это уж вряд ли. Мне просто удалось взрастить в себе похвальное равнодушие к идее, что выборка динамик одна за другой в надежде, что одна из их разновидностей вдруг окажется стабильна, принесет сколько-нибудь плодотворные результаты. Скорее всего, ничего не выйдет.

― Думаешь, не выйдет? — Расма поджала губки. — Ну ладно. Нет смысла просто сетовать на судьбу, разве не так? Что ты намерен со всем этим делать?

Чикайя ответил жестом, выражающим полнейшее бессилие. Она недовольно глянула на него.

― Ты устал от всего? Тебе так лень?

Обычная подначка, но в каждой шутке есть доля шутки, и реплика его зацепила. Расма имела право так говорить: она пробыла на «Риндлере» всего на шесть месяцев дольше Чикайи, а уже успела приложить руку к нескольким значительным проектам. Она помогала разрабатывать спектрометр, утраченный вместе с графопостроителем. Она же потрудилась над дальнейшим

совершенствованием модели, лежавшей в основе механизмов Левой и Правой Рук. Сперва замену Перу предполагалось создать в единственном экземпляре, но когда попытки согласовать протоколы его использования каждой из фракций провалились в седьмой раз, даже у тех исследователей, кто был до конца верен экуменическим идеям, лопнуло терпение, и они дали согласие продублировать разработку.

Чикайя вытянул руки.

― Я,

пожалуй, достаточно на сегодня насмотрелся на все это. Не желаешь меня сменить?

― Да, конечно, — она улыбнулась и, подумав, добавила: — Но я сегодня рано… Боюсь, ты толком и отдохнуть не успеешь.

Разрушение Пера положило конец сотрудничеству фракций, и эксперименты в развитие идей опыта Бранко были надолго отложены в дальний ящик. Но вот обе Руки поместили в нужные точки, и когда они приступили к сбору данных, все на борту «Риндлера» с головой ушли в их обработку. Синяя Комната

-

 туда шел поток данных с Левой Руки с тех пор, как прямые путешествия к Барьеру были сочтены опасными и непрактичными

- 

месяцы напролет была двадцать четыре часа в сутки набита исследователями, и ни для кого не осталось тайной, что Защитники трудятся в том же темпе.