— Только это придется много документов заполнять, — начал скучным голосом Денис. — У вас знакомые в ГАИ имеются?

— Имеются-имеются, — махнул рукой Федор, — все оформим. Будьте мне уверочки!

Лавируя между железных груд, Федор вывел компанию к площадке, на которой стояли одна на другой четыре допотопные «Волги». Клавдия закатила глаза. Конечно, ее Федор рехнулся.

— Вот это? — спросила она. — Вот эти танки? На них еще, поди, Дмитрий Донской свои войска объезжал.

— Помогите, — попросил Федор, руками упершись в нижнюю рухлядь. — Ну помогите же!

— Федя, остановись! — умоляла Клавдия.

Но Федор слова женщины пропускал мимо ушей. Невольно Игорь и Денис заразились его энтузиазмом, подналегли на нижнюю машину, и вдруг вся гора пошатнулась и с грохотом рухнула. Федор уже почти без помощи откатил нижнюю и сделал рукой некий магический жест:

— А?!? Старье?!! Гляди!!!

В узкой щели между двух холмов ржавчины умостилась здорово побитая, но действительно довольно свежая, не проржавевшая нигде и даже не очень пыльная машина. Как только муж ухитрился там ее углядеть?

— А?! Как? Товарищ? Можно? — Федор говорил теперь односложно и умоляюще.

— А почему… Можно… Берите.

Тон Федора тут же сменился на снисходительно-панибратский.

— А! Признайся честно, обидно самому, что не заметил? Оби-идно! Я вижу! Ха-ха-ха!!! Игорек, тащи трос… или нет… Тут надо машину подгонять. Какой трос? — засуетился Федор. — Я прям сейчас сюда заеду. А? Товарищ? Можно?

— Ну конечно, что ж делать-то.

— А ты мне ворота открой, ладно? Клав, мы сейчас!

Федор и Денис удалились, а Игорь и Клавдия остались возле побитой машины в начавших уже сгущаться сумерках.

— Углядел-таки, — хохотнула Клавдия. — А, Игорек, что думаешь, можно из нее что-нибудь сделать?

— Вообще-то машина новая, — сказал Игорь. — Так, капот, передок отрихтовать. А что с мотором, я не знаю. Но сделать можно.

— Он у меня рукастый, — нежно проговорила Клавдия. — Смешной только, — уточнила она, увидев, как Игорь снова помрачнел.

Влезть в машину не было возможности — с двух сторон она была почти вплотную прижата к другим ржавым бортам.

— Только цвет мне не нравится, — сказала Клавдия по-хозяйски. — Как на помидоре ездишь.

— Это не красный, — поправил Игорь. — Скорее — вишневый.

— Все равно. Я больше синий люблю. А этот вишневый… Я вишневый не…

Клавдия не договорила, потому что вместе с Порогиным вдруг замерла, как ударенная током.

— Как называется? — спросила она наконец сдавленным голосом, уже почему-то зная наперед ответ на свой вопрос.

— «Жигули» девятой модели, — таким же голосом ответил Игорь и бросился, обдирая пальцы, открывать капот.

«Так не может везти хорошим людям, — повторяла свою мысль Клавдия. — Так не может везти…»

Наконец Игорю удалось приподнять помятое железо и заглянуть внутрь.

— Девяносто пятого года выпуска, — сказал он.

— А чего ж она тут делает? — зашептала Клавдия. — Тут же, кажется, девяносто второй?.. А?

— А? — шепотом же ответил Игорь.

— Беги в сторожку, звони в ГАИ. Пусть номера скажут.

— Ага!

Игорь рванулся туда, где он предполагал выход, но там был тупик. Клавдия сейчас и сама не помнила, как они сюда вошли. Игорь же проявил чудеса тренированного тела: мигом взлетел на крышу «девятки» и стал карабкаться на самый верх кучи покореженных машин. Только оттуда ему удалось определить направление.

— Я сейчас, — сообщил он, спрыгнув сверху.

— А номер запомнил?

— Назубок!

«Это не к добру! — лихорадочно соображала Клавдия. — И дернул же меня черт!..»

Уже опустились сумерки, уже стало так тихо, что было, кажется, слышно, как проржавевшие кузова скрипят, стремясь под собственным весом упасть на землю.

Федор вынырнул на своем «Москвиче» откуда-то из того самого тупика, который испугал Игоря.

— Ага! — победоносно кричал он. — Ну, мы ее сейчас!

Клава позволила мужу зацепить машину тросом и вытащить на свободное пространство. Ей не хотелось так сразу лишать Федора очаровательной сказки.

Но как только муж распахнул дверцу и приказал: «Садись», — Клавдия, влезла в «девятку» и стала обследовать ее, словно потеряла там булавку.

— Ты что? — подошел поинтересоваться Федор. — Не бойся, я все исправлю.

Крови не было. Только хрустело под ногами битое в крошку стекло. Здесь тоже висела ароматизированная елочка, но эта в отличие от других — пахла хвоей.

— Клавдия Васильевна! Клавдия Васильевна! — метался где-то за грудами железа голос Игоря.

— Федя, приведи его, — сказала Клавдия, и Федор вдруг сразу понял: случилось что-то важное, что-то серьезное и, увы, для него безрадостное.

— Она! Она, Клавдия Васильевна! — с детским смехом выпалил Игорь. — Перерегистрирована гражданкой Журавлевой на основании акта о купле-продаже-дарении от такого-то такого-то.

— Дарении или продаже?

— Это они не отмечают. Перемена собственника, и все.

— И все?

— И все.

— А когда разбита?

— Что? — не понял Игорь, поэтому улыбка сползла с лица.

— Ну, она же попала в аварию, пришла в полную негодность, отправлена на свалку. ГАИ должна была зафиксировать аварию, снятие номеров…

— Нет, — сказал Игорь. — Ничего такого.

— Отлично, — почему-то обрадовалась Клавдия. — Так, Игорек, пошуруй тут. А я пойду с Денисом поговорю, с хозяином этим. Как могла машина, разбитая в этом году, попасть аж в девяносто второй… Он где?

— Я думал, он здесь, — ответил Игорь уже из салона.

— Он в сторожку пошел, — подсказал Федор. — Открыл мне ворота и пошел в сторожку.

Игорь удивленно выглянул из машины.

Клавдии уже ничего не надо было выяснять.

— Ладно, — сказал она. — Я вызову следственную бригаду. Извини, Федя, не видать тебе этой машины.

— Я понял, — сухо сказал муж.

Слезы стояли у него в глазах.

Уже вечером, когда она уложила спать Ленку, когда и Федор, весь вечер мрачно молчавший, засопел тихонько, не дочитав газету, позвонил Беркович:

— Клавдия Васильевна, поздравляю. На заднем сиденье ребята нашли волоски. Кажется, собачья шерсть.

— Далматин? — с замирающим сердцем спросила Клавдия.

— Нет, — ответил Беркович. — Скорее — Фома.

«Хорошим людям так везти не может, — снова подумала Клавдия счастливо, уже засыпая. — Это не к добру…»

Это было просто чудо.

Клава увидела его еще издали, как только вошла. Сразу бросилось в глаза. Такого она никогда не видела. Бывает так — увидишь что-нибудь, и как будто не ты это что-то выбрала, а оно тебя.

И все.

И любовь навеки.

Клава подошла к прилавку тихо, на цыпочках, боясь спугнуть и в немом восторге глядя на это произведение искусства. А оно висело, плавно струясь складками и поблескивая пуговицами, как будто говорило: «Вот оно я. Купи меня, купи».

Оторвать глаз было почти невозможно. Не говоря уж о том, чтобы сдвинуться с места. Оно гипнотизировало, притягивало к себе. Нет, нельзя просто так уйти и оставить его здесь. Без нее оно просто пропадет, погибнет в руках кого-нибудь другого, сгинет навеки. Она просто не переживет. И как страшный приговор, вынесенный и напечатанный на всех углах, как приговор к смертной казни, к чему-то в сто, в тысячу раз более страшному, чем смертная казнь, внизу висела маленькая бирочка с нахальной надписью: «180 у. е.»

Эта маленькая бирка не оставляла никакой надежды, как бирка на большом пальце ноги у трупа в морге.

Продавщица, молоденькая крашеная брюнетка, долго, минут пять, смотрела на тетку, застывшую перед прилавком в немом восторге, смешанном с полным отчаянием. Наконец их взгляды встретились. Взгляд продавца, который никак не может продать, и взгляд покупателя, который никогда не сможет купить.