— Это не тот ли путь, который заканчивается у водоотводных пещер? — сказал Таренн. — Тогда нам лучше вернуться. Они же окружают гору кольцом под землей! Если их решат прочесать, да еще с поисковыми вадритами, то нас мгновенно обнаружат. Лучше спрятаться где-нибудь в старых кладовых — до них рукой подать, и там такой лабиринт, что…

— А, знакомы с местными катакомбами, Берт? — усмехнулся Итилеан. — Да, это дорога к пещерам. Ответвление, которое ведет к кладовым, должно начинаться где-то здесь…

Он вернулся на пару шагов назад и приложил вадрит к другой двери. Та с душераздирающим скрипом приотворилась.

— Все правильно. К тому же без вадрита эту ржавчину уже не откроешь, — добавил Итилеан, изучая новый коридор. Даже София, все еще цеплявшаяся за его руку, приободрилась. Здесь было так же сыро, разве что меньше ила и под ногами не хлюпали лужи. Но этот ход вел не вниз, а в сторону прямо и даже, казалось, слегка поднимался вверх.

— Секунду. — Прежде чем идти, Таренн замер и поднял руку вверх, призывая остальных сделать то же самое. Прислушался. Тишина. Шагов преследователей было не слышно. Только вода мерно капала с потолка в небольшую лужицу и где-то вдали чуть слышно свистел сквозняк.

Выше по коридору стало еще суше. В конце концов Итилеан отпер очередную дверь, и за ней оказался уже не переход, а просторное темное помещение.

Элейн облегченно вздохнула. Она устала, смертельно замерзла в тонком бальном платье, прикрытом одним лишь плащом, туфли, не предназначенные для подобных паломничеств, промокли насквозь, а подошвы начали рваться от контакта с острыми камешками, которые усыпали пол. Она с исследовательским интересом посмотрела на Софию. На сестре красовался черный тренч Итилеана, и саму ее на последнем отрезке дороги спутник едва не тащил на себе. При взгляде же на лицо Софии, казалось, растаяло бы сердце даже мифического Властелина морских глубин. Огромные жалобные глаза, дрожащие губы, скорбно сведенные брови… И тем, кто знает ее достаточно давно, не понять, жалеть ее или нет. Элейн еще помнила, как с точно таким же выражением лица в детстве сестренка обводила вокруг пальца всех строгих нянек, и те мигом соглашались выполнить любую ее прихоть, когда она смотрела вот так. Ладно, детство в прошлом… Но все же Софии и сейчас была не чужда определенная картинность.

— Здесь можно дождаться утра.

Итилеан взглянул на часы и едва не выругался. Элейн нашарила на поясе свои, подвешенные на цепочке. Все вторжение в допросные и побег заняли чуть более получаса. Было около двух. А светало уже довольно поздно, значит, дождь прекратится в лучшем случае часов в шесть. И все это время беглецов будут искать по всем подземным помещениям. С вадритами и с помощью магов.

— Здесь можно попробовать дождаться утра, — скептически поправила Элейн. Усталость и нервное напряжение пробудили в ней раздражительность и желание придираться ко всему и вся. Она осмотрелась.

Свет лампы выхватывал из темноты то затянутые в пыльные футляры монументальные бока каких-то шкафов, то старинные кресла и диваны из цельного дерева без подушек, то составленные друг на друга стулья с фигурными спинками, украшенными гербами династий, которые уже более пяти веков назад отошли в небытие, то сваленные в кучу столы. Мебельная кладовая. Склад устаревшей ненужной мебели, место которой давно было в музее… или на костре. Элейн осторожно села на резной диван с изогнутой спинкой.

— Чтобы найти эту кладовую, им нужно будет или случайно оказаться под дверью, или отыскать сначала карту замка времен Молионов. На новом плане ее нет, — успокоил Таренн. Элейн откинулась на жесткую спинку и решила поверить ему как члену исторического общества. У нее уже не было сил бояться.

Остальные расположились на диванах и в креслах рядом. Лампа стояла поодаль, но когда глаза привыкли к темноте, Элейн разглядела, что София сидит у Итилеана на коленях, а он прижимает ее к себе и греет ее руки в своих.

— Зато если нас здесь застанут, то шансов вырваться не будет… — буркнул Дарн.

Холод подземелья пробирал до костей.

Элейн влезла на диван с ногами, отыскала на связке бытовой вадрит и активировала его часть, регулирующую температуру. Тело немедленно окутал теплый воздух. Так-то лучше.

— А теперь, господа, — проговорила она, — знает ли кто-нибудь, свидетелями чего мы только что были? Неуязвимая королева… Неубиваемая гвардия… Итилеан, насчет гвардии — вопрос к вам.

— Определенная защита на каждом есть, — нехотя отозвался начальник гарнизона. — Против проклятий, магического оружия и прочего из того же ряда. И у каждого есть вадрит-щит… Но эти вадриты точно были не активны. Иначе никто не был бы ранен.

— Они были не просто ранены, — мрачно добавил Дарн. — Двоим я собственноручно продырявил головы. Я сам, Хешшу, видел, как входит пуля! И все равно…

— Значит, все как и с королевой, — подытожила Элейн. После того, что произошло, она даже в мыслях не могла заставить себя назвать Вистарию матерью.

Ответом послужило молчание. Недоумение и растерянность, казалось, были разлиты в воздухе. Лампа тускло мерцала со стола. Масло в ней медленно сгорало, неотвратимо приближая момент, когда придется передвигаться на ощупь.

Элейн уже начала засыпать. Усталость давила все сильнее. Хотя день был не особо насыщенный. Свободное утро, подготовка к балу, немного беготни и сильное потрясение… А руки и ноги все равно казались ватными, и меньше всего хотелось продолжать бесконечный бег. Может, лучше просто лечь на этот жесткий старый диван, свернуться калачиком, и пусть воронка времени засосет в себя тело, а дух так и останется блуждать в мебельных лабиринтах… За Софию можно не беспокоиться, о ней позаботится Итилеан, причем куда лучше, чем это сделала бы сама Элейн. Воспитание Эреола есть воспитание Эреола, сегодня она в этом убедилась. Способность заботиться не входит в число умений. Она чуть приоткрыла глаза, чтобы увидеть неизменное зрелище в кресле напротив — София, заметно успокоившаяся, и начальник гарнизона, растерявший в этот момент всю свою грозность…

Внезапно картинка из недавнего прошлого вспыхнула в мозгу, разом вырывая из пучин апатии.

— Итилеан, — звенящим голосом произнесла Элейн, — вы ведь сами были ранены. В руку. Я видела, сколько было крови. Это произошло в допросной. А уже через минуту, когда вы открывали дверь в запасной ход, кровь вам совершенно не мешала. Сейчас вы держите Софию за руки, и кровотечения нет. Иначе она бросилась бы перевязывать… Так как, если выстрелить вам в голову, будет то же, что и с гвардейцами? Абсолютная неуязвимость?

О начале их исхода из дворца у Софии остались лишь обрывочные воспоминания. Зато все, что происходило потом, отпечаталось в памяти так четко, что можно было в любой момент пережить все заново.

Лучше бы так случилось с чем-то более приятным.

Сначала был холод и страх. Потом — бег, спешка, темнота и размытые кляксы света от лампы, прохладный сквозняк в лицо, твердая рука Итилеана, не дающая упасть. После из забвения всплывали бесконечные сырые коридоры, звуки шагов, шорохи, капающая вода, совсем как в допросной, и невеселая компания реваншистов, сосредоточенно переговаривающихся вполголоса. Если постараться, можно было даже вспомнить, о чем они говорили. О погоне, поисковых вадритах, водоотводных пещерах…

Картина мира становилась четкой и ясной лишь с момента прихода в мебельную кладовую. То, что происходило там, София помнила со сверхъестественной точностью. И сначала это были даже приятные моменты. Сидеть на руках у Грейсона, чувствовать его уверенные объятия, позволять ему греть ее ладони в своих, знать, что ты в безопасности и под защитой, хотя все могло быть с точностью до наоборот.

Но потом вмешалась Элейн и все испортила.

Старшая сестра вообще умела портить настроение. Еще в детстве.

— Итилеан, вы же были ранены, — воскликнула она таким тоном, как будто это было преступлением. А потом принялась говорить о гвардейцах, которых не брали пули… София не помнила, что происходило в допросной, но остальные явно что-то поняли. И вся теплота момента сошла на нет. А Элейн все гнула свое.