— Кто наследует его имущество, г. Плевин?

— Вы положительно летите с быстротой экспресса, — усмехнулся адвокат. — Третий по порядку вопрос уже о наследниках. Вы не думаете, что здесь просто–напросто грабеж, сопровождающийся убийством, — обыкновенное явление для наших подмосковных местностей?

— Грабеж, правда, имеет здесь место, — согласился Зорин, — но… есть, знаете, кое–что, коллега, что говорит против того допущения, что это был типический грабеж.

Веселый огонек блеснул из–под тяжелых век. Привыкши недоверчиво относиться к следственным властям, адвокат еле сдержал улыбку,

— Правда? — спросил он, хорошо маскируя недоверие, с которым отнесся к заявлению следователя.

— Увы, да, — возразил серьезно Зорин, не уловив настоящего оттенка вопроса. — Поэтому–то я и спросил вас о наследниках.

— Прямых, кажется, нет, по крайней мере с его стороны, а с ее… — адвокат задумался.

Зорин застыл в вопросительной позе…

— Есть, кажется, бедный родственник, не то родственница, некая Брандт. Покойная ведь урожденная Брандт?

— Нет, она урожденная Свирская. Я сомневаюсь, чтобы наследство каким–либо образом могло перейти к ее мачехе Свирской, а тем более к ее сводному брату Брандту.

— Вот о нем бы я хотел что–нибудь знать.

— Оставьте саму мысль об этом. Такой симпатичный, умный и, по словам его сестры, даже даровитый человек. Не везет только ему, бедняге, никак не может устроиться.

Следователь спросил адрес Брандта и, получив его, поспешно записал в книжку.

— Бедный родственник, вы говорите, который не может устроиться? Что это за тип вообще, г. Плевин?

— Я не вполне понимаю ваш вопрос, г. следователь, — слегка прищурился адвокат.

— Я хотел бы знать, какой у него характер, наклонности?..

Плевин рассмеялся с оскорбительной откровенностью.

— Не думаете же вы, что Брандт имеет что–нибудь общего со вчерашним происшествием? Повторяю, оставьте саму мысль об этом, дорогой коллега, — в приливе надменной веселости, адвокат в первый раз употребил это обращение к следователю.

— Быть может, вы знаете, часто ли он бывал у Ромовых?

— Нет, его не особенно жаловал покойный.

— Почему?

— Все мы чем–нибудь грешны; покойный до смешного страдал нелюбовью к бедным родственникам жены и преклонялся перед чужим богатством, чинами, титулами…

— А его жена?

— Она выросла с Брандтом, любила его очень, — как и свою мачеху, и еще на днях взяла с меня слово, что я помогу ему устроиться в одной из редакций; он что–то такое написал.

— Давно ли вы видели Ромовых?

— Да кажется, он вчера вечером шел к ним.

— Не знаете ли вы, имели ли Ромовы привычку держать в доме более значительные суммы денег?

— Нет, не знаю.

— А много ли у них было в доме драгоценных вещей?

— Здесь на даче обращали на себя внимание только ее очень ценные серьги и его перстень.

— Это преступление было обнаружено вашими детьми, — нельзя ли их повидать?

— Нет. Малыша, безусловно, нельзя беспокоить — ждем доктора, он совершенно не приходит в себя, да и Коля нуждается в спокойствии, он очень потрясен этим событием, бессвязно говорит о трупе, о сломанных розах и о каком–то лоскутке на них.

— Лоскуток на розах? — вскочил взволнованный следователь. — Одну минуточку, уважаемый коллега.

Он быстро подошел к двери и отдал распоряжение произвести тщательный осмотр розовых кустов.

— Я, пожалуй, не буду отнимать долее вашего драгоценного времени, глубокоуважаемый коллега, — обратился он к адвокату, возвратившись. — Примите мою благодарность и сочувствие по поводу болезни вашего сына.

Адвокат попрощался несколько теплее и вышел, встретившись в дверях с приставом, спешившим с отчетом, что самый тщательный осмотр не обнаружил ни признака какой–либо материи на розовых кустах.

Следователь встал, распорядился собрать бумаги и вышел.

В соседней комнате дворник тихо разговаривал с городовым. Следователь, не обратив на него внимания, прошел далее, но едва он скрылся за поворотом, как до его слуха долетел самодовольный голос дворника, вновь начавшего прерванный приходом Зорина рассказ.

— Пытал тож, — кивнул головой дворник в сторону прошедшего следователя, — не ходил ли к ним кто еще. Неж их всех углядишь и упомнишь? Да еще на чужой даче. Мало ли у них вчерась народу переходило. Вот и ейный брат был вечером. У них, слышь, мать больная, так барыня велела Ивану и ключ ему от калитки отдельный предоставить. Прийдет, говорил Иван, цветов наломает, да и уйдет, к господам не заходивши.

Следователь тотчас же вернулся и схватил дворника за руку.

— А кто это со своим ключом ходил в сад за цветами, милейший, почему не сказал всего на допросе?

Вскочивший дворник бессмысленно захлопал глазами.

— Так что ваш ска–бродь это брат барынин, мы его и за чужого не считали.

— В котором часу его вчера видел?

— Доподлинно не упомню, а только уж темнеть стало,

когда шел.

— А когда ушел?

— Этого мы не видали и говорить не можем.

— Так–так, — задумчиво проговорил Зорин и на этот раз решительно пошел в спальню, где, покуривая, сидел доктор и смотрел, как Зенин производить осмотр.

— Скажите, г. Зенин, в доме и в саду были ли еще какие–либо следы? — спросил следователь.

Зенин посмотрел на него с некоторым удивлением.

— Да, я обнаружил отпечатки изящных мужских ботинок.

Зорин многозначительно улыбнулся и сообщил Зенину последнее показание дворника.

— Вы думаете, что есть какая–нибудь связь, г. следователь?

— Я в этом не сомневаюсь. Следите за Брандтом и вы увидите, что труды ваши не будут напрасны. Впрочем, не лучше ли будет обезвредить его? Каждая минута промедления грозит нам осложнениями.

— Вы хотите произвести арест? — с испугом спросил Зе- нин, — а вдруг…

— Будьте покойны, — уверенно возразил следователь, похлопав Зенина по плечу. — Все мне говорит за то, что ошибки не будет. Пока я попрошу вас снять мерку со следов. Они в каком месте обнаружены?

— Следы идут от входа, сворачивают на траву, вновь выходят на аллею и подходят к самой террасе.

— К террасе? — воскликнул следователь. — Интересно, идем же взглянуть на эти следы.

Они вышли в сад, где Зорин сам внимательно изучил следы, оставленные изящными ботинками.

— Что вы скажете об этом? — спросил он, подведя Зе- нина к террасе и останавливаясь в том месте, где оканчивались следы. — Получается впечатление, что оставивший их долго стоял на этом месте, переминаясь с ноги на ногу, а вот тут и пепел на всех цветках. Что это? Окурок папиросы, свежий и сухой. В котором часу был дождь вчера? В девять с половиной! Прекрасно. Что же, г. Зенин? — торжествующе спросил следователь.

Агент пожал плечами и ничего не ответил.

— Незнакомец ждал чего–то, стоя в этом как раз месте. Чего он ждал, по–вашему?

— Право, не знаю, — ответил Зенин.

Следователь пристально взглянул на агента.

— Боюсь, мой дорогой, — заметил он, переходя на радостях в фамильярный тон, — что вы еще под влиянием вчерашних именин. Этот человек ждал, пока его сообщник расправится в доме. Ну, я пойду. Так кончайте же там осмотр, чтобы к допросу Брандта у нас было все готово.

Внезапный гнев охватил Зенина. «Боюсь, что вы еще под влиянием вчерашних именин», — повторил он злобно, глядя вслед удаляющемуся следователю. Тоже универси- тант, ученый криминолог, Шерлок недоделанный. Впрочем, чего же я волнуюсь? — вдруг успокоившись, засмеялся Зенин. — Пусть себе арестовывает Брандта и садится в лужу. Чем большим идиотом он себя покажет, тем это выгоднее оттенит меня. А потому за работу.

Агент шагнул к ближайшим кустам, поднял целых три окурка, присоединил к ним и тот, на который указал следователь, аккуратно завернул и спрятал их в карман. Затем с лупой поползал вдоль аллеи, тщательно измерил следы и, насвистывая какой–то мотив, направился в дом.