Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Сошел Архангел на палубу, пали белые лучи от его серебряных лат.

Видит Гавриил матросов–мертвецов — одни черепа, костяки да глазницы. Вздуты ветром истлевшие рубахи. Тот крепит реи, тот вцепился в ванты, тот тянет обмерзлый канат, тот пригнулся с погасшим фитилем к амбразуре, наводя пушку.

Окостенели, обледенели матросы со дня капитанской клятвы.

А на капитанской вышке, в истлевшем черном камзоле, без шляпы, стоить капитан Ван — Деркиркен. Вздуты ветром на черепе долгие волосы. Глазницы темны, оскалены белые зубы. Положил одну руку на голову юнги — белый скелет от юнги остался, — а другая протянута вперед, угрожая ветру и буре костлявою кистью.

Архангел Гавриил все рассказал Господу Богу. Еще грознее нахмурился Бог. И оба королевства истекли кровью в жестокой битве, а в Богемии настал голод….

— Я был неправ перед бедной невестой, но Я все исправлю.

Так сказал Господь Бог и улыбнулся. А в день улыбки Его кончилась на земле Великая битва народов, когда свержен был император французов Наполеон Бонапарт и первый паровоз подал в Англии свой первый гудок. От невесты Елизабет и от старой госпожи Анны и пыли не осталось в гаарлемских могилах.

Но как улыбнулся Бог, — утром в день Рождества, — с легкими снежинками, поднялись в Его горние страны и Елизабет и старая Анна из Гаарлема.

А в океане в то туманное утро Рождества со свистом и шумом оторвался от волн к облакам громадный остов корабля Ван — Деркиркена. Надул ветер посвежевшие крепкие паруса. Ясно заблистали разбитые стекла галереи по заднему борту. Вновь осмолились все снасти. Золотом засверкали чешуйчатые нагрудники Богини Морей на носу.

Ясный румянец облил лица команды. И у всех заиграли зарею глаза, а волосы заметал ветер.

— Какая долгая была ночь. Ты промерз, Питер? — спросил капитан Андреас, отнимая руку с головы юнги.

— Есть, капитан, — засмеялся мальчик, — темная была ночка, точно мы все сидели в погасшей печке.

— Но противный ветер, слава Богу, утих. — Эй, вахта, видна ли Голландия?

— Видна, капитан! — закричали с гротмарсов.

И замахали все колпаками. И обнимались и плакали.

А вдали уже сверкали солнцем белые маяки, тянулась полоса зеленого берега и пролетали прибрежные чайки. Капитан Андреас потер озябшие руки.

— Слава Богу, к свадьбе я буду дома. И повенчает нас старый Якобий.

У Бога рай для людей так устроен: та же земля, те же моря и земли и океаны, та же Голландия и тот же Гаарлем. Но живут в Его райских странах только добрые люди, только светлые и счастливые.

Смотрел Бог, как торопится к Его берегам Летучий Голландец и как машет ему с берега белым платком молодая невеста Елизабет и старая госпожа Ван — Остаде.

Смотрел Бог и улыбался.

Железная земля: Фантастика русской эмиграции. Том I - img_10.png

В. Немирович — Данченко

КЛАД ВЕЛИКОЙ ЦАРИЦЫ

I

В палящий зной у царственных руин, когда все живое и дышащее искало спасительной тени и только выползали из золотых песков, как раскаленные металлические шнурки, медно–красные змеи под беспощадное солнце, — мне рассказали это предание.

К чудовищному пилону, точно комок грязи, прилепилась арабская хижина.

Пустыня кругом неподвижна и мертва. Мертво и небо. В его опаловой бездне ни одного крылатого хищника. Тишина…

Старый шейх у порога. Закутался в белый муслин. Медленно из–под серебряных усов падают размеренные слова.

На бледном бескровном лице чернеют нетронутые сединою брови и длинные ресницы. Нет–нет да и приподымутся. И острый горящий взгляд точно сверлит слушателя.

Да… было иное время. И другая картина представляется мне:

У громады великолепного храма Горуса пальмовые рощи. Могучие сикоморы глубоко врылись в податливую землю узловатыми, некрушимыми корнями. Точно опираясь на них, все выше и выше стремились пышные вершины, где бесчисленные стаи славили великого Бога. А кругом, как и сейчас, расстилалось желтое безмолвие пустыни, грезившей миражами. Денно и нощно в прохладном сумраке несравненного капища горели жертвенные огни и меланхолические струны нежных систр пели хвалу таинственным силам, хранившим счастливый Эгипет.

Задолго до Антония, Клеопатра, тогда еще юная, обручилась здесь Гору.

Жрецы благословили ее духовный брак, и прекраснейший из них заменял в этом удивительном обряде самого бога. Он возлежал с нею на сверкавших изумрудами носилках и на золотом пиршественном ложе среди пышных роз и лилий верхней страны Пирамид.

Утром его нашли бездыханным в брачной постели.

И все поняли — Гор убил счастливца, ибо огнеобильный бог, как и простой смертный, не терпел соперника. Жрецы, впрочем, пояснили иначе: заместивший, хотя бы и на одну ночь, Гора стал и сам равным богам, и потому новая отчизна призвала его в незакатное царство вечной радости.

Тело молодого жреца, насыщенное драгоценнейшими ароматами, опустили в глубокий колодезь под самым храмом и царица, сняв с шеи великолепное жемчужное ожерелье, обвила им погребальный покров мумии как залог того, что она будет оплакивать его столько дней, сколько в нем драгоценных розовых зерен.

И с ожерельем швырнули в вечный мрак колодца медно–красную змею, чтобы она хранила царственный дар Клеопатры.

II

Я уже неделю жил у старого шейха.

К одному из притворов храма, как ласточкины гнезда к утесу, припала жалкая глиняная деревня бедных феллахов, но в величии божественного храма ее нельзя было отличить от куч щебня и мусора. Феллахи держали тощих ослов для путешественников, жили случайными подачками, «черви развалин», как звали их копты окрестных городов.

Раз к павшему святилищу великого Гора подъехали англичане.

Трое, молодые, радостные, веселые.

Только что окончили Оксфорд и эта поездка была медовым месяцем их свободы. Шум их голосов и смех странно звучали, теряясь в строгих синих тенях среди могучих колонн и пилонов.

Такое же, как и сегодня, опаловое небо жгло груды камней и пески. Привыкшие к благоговейному молчанию старого храма, забытого храма, арабы дрожали, ожидая мести оскорбленного, загадочного владыки этих святилищ.

Англичане слышали легенду об ожерелье Клеопатры.

Младший вымерил глубину погребального колодца: оказалась далеко не так велика, как говорили феллахи. Они ведь эту нору вели чуть не в самые недра к шайтану. А может быть, ее тоже завалило щебнем и занесло песком. Предприимчивый, привыкший к смелому спорту юноша навязал на веревке узлы, сделал петлю на конце и сел в нее: «Моя будущая невеста получит ожерелье Клеопатры» — смеялся он.

Зажег смолистый факел и скоро в глубине колодца уже чуть багровел его гневный глаз. Тускнул, точно жмурился, пока не обратился в едва заметную красную точку, точно там, в глубине, мерещился потухающий уголек.

Прошло полчаса.

Товарищи кричали что–то в нору.

Нора молчала.

— Ему некогда…. Ищет.

Минул час.

Оставшиеся вверху встревожились.

Дергали веревку. Веревка была натянута.

Вдруг из самых недр земли донесся отчаянный вопль и замер.

Уголек погас давно. Вопль прозвучал из сплошного мрака.

Перепуганные, опять дернули веревку.

Юноша, должно быть, держался на ней, потому что там чувствовалась тяжесть. Второй живо спустился туда и скоро задергал веревку снизу, крича что–то невнятное, точно внизу гудело.

Третий позвал арабов.

Ему одному было не под силу вытащить своих из таинственного мрака.

— Старый бог сердится… Старый бог не хочет у себя людей.

— Старый бог истребит и нас с нашими женами, детьми и ослами.

— Мы не можем идти против воли старого бога. Тебе хорошо: ты уедешь к своему богу, а мы останемся здесь, с

нашим.

Им англичанин грозил револьвером — не помогло.

Старый бог был страшнее….

Тогда он купил у них осла. Сделал ярмо и привязал к нему веревку. Осла погнали и он потянул ее за собою. Англичанин с отчаянием всматривался и вслушивался в тяжелый мрак, как черная жидкость заливавший колодезь. Там все теперь зловеще молчало. Через несколько минут почудился неясно какой то вращавшийся узел. Еще мгновение и в узле этом разобрали два сплетшиеся тела.

13
{"b":"550527","o":1}