За прилавком стоял маленький, щупленький дяденька с окладистой бородой и озабоченно вертел в руках дырявую кастрюлю. Он рассматривал её дно на свет, постукивал костяшками пальцев по бокам и сокрушённо прищёлкивал языком.

— Плоха посудина, бабуся! На покой просится, — сказал он очень знакомым голосом. — Дорого будет стоить!

Я взглянул вниз — на перевёрнутом вверх дном ящике стояли Димкины грязные ноги с засученными штанинами. Вот здорово разыграл Димка бабусю! Рядом, на полу, зажав рты ладонями, корчились от смеха Петька и Санька.

Петька выразительно погрозил мне кулаком: дескать, молчи!

— Ничего, касатик, порадей уж старухе.

Только теперь я заметил, что по ту сторону прилавка, на улице, стоит старушка в тёмном платочке, надвинутом на морщинистый лоб.

— Сорок копеек будет стоить, гражданочка! — продолжал Димка.

Старушка вытащила из кармана тугой узелок, развязала его и выложила перед Димкой новенький блестящий полтинник.

Димка начал шарить по карманам, будто искал и не мог найти сдачу. Наверно, у него ни копейки не было.

— Ладно, ладно, не надо сдачи, — сказала бабушка.

— Через полмесяца, бабуся. Раньше никак не смогу. Не забудьте квитанцию!

Димка нацарапал что-то на клочке тетрадного листа, прихлопнул круглой печатью — эту старую печать, на которой было что-то изображено и видны были какие-то стёршиеся буквы, он нашёл на свалке в прошлом году, когда собирали утиль, — и сунул «квитанцию» в ладонь старушки.

— Следующий! — тоном заправского продавца крикнул Димка и, украдкой обернувшись, мигнул мне восторженным, круглым от возбуждения глазом.

Но следующего не оказалось. Старушка была единственной заказчицей. Когда она ушла, Димка крикнул «ура» и сделал на ящике стойку. Из-под прилавка, смеясь, вылезли Санька и Петька.

— Вот! А вы не верили! — торжественно сказал Димка и сорвал с себя маску Синей Бороды. — Да я вас своим талантом озолотить могу! — Димка подбросил полтинник, и он, зазвенев, покатился по прилавку. — Купим тёте Маше стекло, объедимся мороженым, сходим на «Дон-Кихота», на «Таинственный остров», а если дело пойдёт так и дальше, то приобретём автомобиль «Волга» и покатим в кругосветное путешествие.

Димка захлёбывался словами. У нас даже дух захватило — так он заманчиво расписывал наше будущее.

— А как всё началось? — спросил я.

— Представляешь, я примерял маску для пьесы «Синяя Борода» и, чтоб было посветлее, открыл ставни. Вдруг, откуда ни возьмись, — кастрюля! Я сначала не понял, а потом вспомнил про вывеску над ларьком и сообразил, что это к нам сам собой клад в руки просится!

Вдруг из-за моей спины раздался строгий Дусин голос:

— Ишь расхвастался! Обобрал бедную старушку и рад. Вертит языком, что твоя корова хвостом. Ни стыда, ни совести!

— А ты откуда взяла, что она бедная? — взъерепенился Димка.

— Эх, ты! Сколько лет живёшь, а дальше собственного носа не видишь! Эта старушка из дома напротив и живёт на маленькую пенсию.

— Может, ты всех людей с нашей улицы знаешь? — пытался съязвит! Димка.

Но Дусю это ничуть не тронуло.

— И знаю. Они честные, а ты жадюга!

Здорово Димку поддела! Он прямо задрожал от злости. Недаром говорят: «Правда глаза колет».

— Это я жадюга? Я жадюга? — Димка чуть не захлебнулся словами. — Да если ты хочешь знать, — вдруг выпалил он, — я эту рухлядь настоящей вещью сделаю! И она ещё проживёт на свете побольше нас с тобой!

Я только головой покрутил. Совсем Димка заврался: на разные выдумки он мастак, но сам даже книгу как следует не обернёт. А чтоб кастрюлю починить — это уж дудки! Димка, верно, сам почувствовал, что сказал лишнее, но гордость не позволяла ему сознаться в этом перед девчонкой. Он все ещё что-то говорил, но голос у него стал тихим и вялым, будто у больного.

— Вот увидишь, станет новенькая, без единой дырочки…

— Посмотрим! — непримиримым голосом сказала Дуся и дёрнула козу за поводок: Розка уже вскочила ногами на ящик и потянулась к прилавку — хотела попробовать на зуб Димкину злополучную выручку. — А инструмент у тебя есть? — спросила Дуся.

— Есть, — опять соврал Димка.

— Мой батя в колхозной кузнице работает. В лудильном деле и я малость понимаю. Я к вам на неделе зайду, — может, надо будет помочь.

— Заходи, — сказал Димка, но лицо у него стало такое, будто он проглотил что-то кислое.

Дуся кивнула головой на прощанье и потащила козу к выходу.

— Постой! — крикнул я. — У нас к тебе небольшая просьба: не поможешь ли ты нам навести здесь порядок?

Я хотел сказать ей насчёт женского влияния и как оно облагораживает, но Дуся перебила меня:

— У вас, ребята, нет знакомых во флоте?

— Нет, — промычал я.

Дуся окончательно сбила меня с толку. Пожалуй, я не удивился бы, спроси она, нет ли у нас знакомых на Луне.

— А у меня брат на Балтийском, — как ни в чём не бывало продолжала Дуся, — так он говорил, будто моряки наводят на корабле такую чистоту, что если по палубе провести языком, то на нём даже под микроскопом не обнаружишь ни одной пылинки. Ну да ладно, чего с вас взять, если вы такие беспомощные. Несите воды, тряпку, а ящики все до одного вытаскивайте на улицу!

Мы рассчитывали, что Дуся сделает за нас всю женскую работу, да не тут-то было! Через полчаса мы носились взад и вперёд как угорелые, выполняя её приказы. Мы драили каждый уголок нашего штаба, скребли полы, тёрли песком кастрюлю, а Дуся стояла и командовала, как полководец в бою. Иногда она тоже бралась за тряпку. У неё всё получалось ловко, легко и красиво, просто загляденье! Пауков она не боялась. Вместо того чтобы дико визжать, как Изка Тобольская, Дуся осторожно брала паука в горсть и выносила за дверь со словами:

— Пойди-ка, голубчик, на волю, подыши свежим воздухом!

Если бы вы только видели, как засверкал наш домик! В нём сразу стало просторнее и светлее. Мы даже пробовали лизать пол языком — хотели убедиться, похож ли он на палубу военного корабля. И хотя микроскопа у нас не было, но и без микроскопа можно было сказать, что ни один микроб за язык не цеплялся.

С Димкой что-то случилось. Вчера весь день он где-то пропадал и на дворе появился лишь вечером. Весь в саже, в грязи и с такими масляными пятнами на груди, будто целый день пёк блины. Тётя Катя ворчит, что без матери этот парень совсем от рук отбился.

Вчера мы учинили Димке допрос. Петька строго спросил:

— Ты где болтаешься?

— Я болтаюсь? — Димка попытался разыграть оскорблённого, но у него ничего не получилось: его так и распирало от радости. Губы расползались в улыбке, и голову он всё время держал так, будто кто-то сзади его за волосы тянул.

— Говори, что у тебя случилось? — допытывался Петька.

— Ничего. Потерпите немного, завтра я вам кое-что покажу!.Вы ещё увидите, на что способен Дмитрий Тимошенко. — И, великолепно сплюнув, Димка ушёл домой.

Весь день мы втроём ломали голову: что же такое случилось у Димки? Наутро он, молчаливый и таинственный, явился в штаб. В руках у него была объёмистая сумка. Клеёнчатые бока её чуть не лопались от каких-то предметов. У меня во рту пересохло — так хотелось узнать, что там внутри. Но я сдержался: будущий геолог должен быть терпелив. Вдосталь насладившись нашим нетерпением, Димка раскрыл сумку и извлёк оттуда: помятый примус. Молоток. Бутылку с водой. Кусок грязного сахара. Новенький карманный фонарик. Ножик с выщербленным лезвием. Старую консервную банку. Клещи. Тоненькую книжку, на обложке которой было написано: «Как научиться паять».