Сегодня у нас санитарный день.

Санька вызвался раздобыть всё для уборки. Он притащил метлу, совок и старую рубаху, которую мы тут же превратили в тряпку.

Работа закипела.

Паукам пришёл конец. Срываясь с паутины, они падали на пол и уползали в щели. В лучах солнца искрящимися столбами поднялась пыль. От неё даже мои чёрные волосы сделались пепельными. Правда, в этот момент нас ещё можно было узнать. Но, когда мы принялись за уборку нашего штаба, мы потеряли всякое сходство с самими собой. Мы трудились часа два, но лишь разукрасили себя, стены и пол грязными подтёками. Жалким выглядел наш штаб. Димка не умел обращаться с тряпкой, он долго тёр пол, но, убедившись, что от этого нет никакого толку, швырнул тряпку в угол и заявил:

— Нам нужна женщина.

Мы ушам своим не поверили! Но Димка по-прежнему твердил:

— Без девчонок не обойтись. Великий драматург Шекспир говорил, что женское влияние облагораживает.

Скажи он это двумя часами раньше, мы подняли бы его на смех, но теперь нам было не до того.

Упорствовал только Санька Звягинцев. У него были две сестрёнки, которые уехали на лето в лагерь. За зиму они ему надоели. И он не видел в них ничего облагораживающего. Им всегда доставалось больше конфет, потому что они принадлежали к слабому полу (будто сильному полу сласти вредны!).

Но мы его переубедили. Тётя Катя часто заставляла Саньку присматривать за младшим братом Васильком. Если бы в нашем отряде была девчонка, Василёк мог бы находиться под её облагораживающим влиянием, а Санька занялся бы более важными делами. Услышав это, Санька сразу перестал возражать.

Итак, мы решили взять в нашу компанию девчонку. Но какую? Из нашего двора все девчонки разъехались. В соседних дворах девочек было больше, но мы враждовали с их мальчишками, и, по правде сказать, они часто одерживали победы над нами. У меня была на примете Дуся Коробейникова из соседнего двора. Она приехала из деревни к бабушке в гости. Эта девчонка дралась не хуже мальчишки, целыми днями бегала, прыгала. То мчалась в магазин за хлебом, то тащила воду в двух вёдрах для своей бабки, то пасла козу. Смеялась она так, что невольно и мне хотелось смеяться. Я был уверен, что Дуся всем понравится.

Димка подошёл к забору и посмотрел в щель на соседний двор. Там девочки как раз скакали через верёвку, и Дуся Коробейникова была среди них. Я тоже с интересом стал следить, как она скачет, выделывая ногами невообразимые кренделя. Когда её очередь скакать прошла, она побежала с Михеем наперегонки и в два счёта обогнала его: Михей подставил свой лоб и она ловко отщёлкала ему дюжину щелчков. Здоровенный Михей стоял, как глупый телок, и терпеливо сносил унижения. Я позвал ребят, чтоб показать им эту удивительную девчонку, как вдруг вижу: Димка и Петька с интересом следят, как прыгает через верёвку Иза Тобольская! Вот уж никогда не стал бы на неё смотреть! Правда, в школе она считается первой красавицей. У неё и прозвище особенное: Изабелла де Крува, красавица мирова. Лицо у неё как у куклы. Глаза будто фарфоровые, на голове бант, а вокруг лба волосы колечками. Как-то девчонки обвинили Изу в том, что она завивает кудри. Тогда она при всех намочила волосы водой, и они у неё не развились, а закрутились штопором. После этого она ещё выше задрала нос, будто её колечки — всё равно что медаль за храбрость. Но я-то хорошо знаю, что Иза трусиха! При виде обыкновенного паука визжит, как ржавая пила. Знаю и то, что половину заданий по труду за неё выполняет её мать, портниха.

Но, когда я увидел, что Димка и Петька её разглядывают, я понял, что мой замысел может провалиться, и позвал Саньку в штаб. Его было нетрудно склонить на мою сторону: Саньку ни одна девчонка не интересует, ему нужна только нянька для Василька.

— Слушай, Санёк, — прямо заявил я, — хочешь от Василька избавиться?

— Как? Насовсем? — испугался он.

Я увидел, что чуточку переборщил, и поправился:

— Да нет, на время. Чтоб кто-нибудь другой с ним нянчился.

— Спрашиваешь! — оживился Санька.

— Тогда выбирай Дусю.

— Почему не Изу?

— Изка не умеет с детьми обходиться. Они у неё знаешь как ревут! А Дуся на своём веку уже сколько детей вынянчила!

Так ли это на самом деле, я не знал, но для пользы дела нужно было хвалить Дусю, а Изу Тобольскую наоборот — выставить в невыгодном свете.

Санька продолжал молчать, и я, чтобы окончательно убедить его, воскликнул:

— Он всё-таки тебе родной брат, а Изка его уморит!

Санька перепугался и тут же дал клятву, что будет за Дусю Коробейникову. Не успели мы закончить этот разговор, как в штаб вошли Петька и Димка.

— Ну, так вы за кого? — спросил Петька и притворно зевнул.

Мы с Санькой в один голос назвали Дусю. Тут Петька сразу перестал зевать.

— Нашли кого предложить! — фыркнул Димка. — Голова — что грачиное гнездо, а нос — будто ворона обкапала. Смехота!

— Настоящий гадкий утёнок! — поддержал его Петька.

Это меня здорово вывело из себя. Я напомнил им, что гадкий утёнок в конце сказки превратился в лебедя, и ядовито заметил:

— Или вы хотите эту Изабеллу де Крува повесить на стену вместо украшения?

Они оба покраснели, а Димка возразил:

— Зачем же на стену? Она будет играть главные роли в пьесах, которые мы поставим. И потом, будет аккомпанировать, когда я стану дрессировать животных.

— Нашёл пианистку! — закричал я. — Если хочешь знать, она в музыкальной школе только первый год, и от её игры не только люди — кошки себе места не находят!

Санька поддержал меня:

— Да разве я могу Изке Василька поручить? Она же его уморит.

— Что ты ерунду мелешь? — возмутился Димка. — Твой братан сам кого угодно своим нытьём изведёт!

Наконец мы решили тянуть жребий. Разломили палочку на две части: маленькая означала Ду-сю, а большая — Изу. Мне досталось тащить жребий первому. Я тихонько вытянул палочку и не сразу решился взглянуть на неё. Наконец взглянул. Палочка была короткая!

Итак, облагораживающее влияние будет оказывать на нас Дуся Коробейникова.

Мне поручили сообщить Дусе наше решение. Нелёгкое поручение! В соседний двор трудно войти: Михей живо насадит синяков. Волей-неволей надо было ждать за воротами, пока не выскочит Дусина коза Розка. Но коза лениво слонялась по двору и не думала выскакивать! Тогда я нарвал аппетитный пучок подорожника и сладким голосом позвал Розку. Она долго изучала меня чёрным паучьим глазом, потом подошла ближе. Когда же я украсил траву жёлтым одуванчиком, она не выдержала и вышла за ворота. А мне только того и надо! Я схватил её за ошейник и не выпускал до тех пор, пока не раздался встревоженный голос Дуси:

— Розка, Розка, на, на, на! И куда, вражина, запропастилась!

Дуся выскочила за ворота, и я как ни в чём не бывало выпустил козу. Сначала я думал просто, по-деловому всё рассказать Дусе, но тут у меня запершило в горле, и я выдавил из себя совсем не то, что хотел.

— Эй, хочешь, я покажу тебе одно местечко? Травы — завались!

Но Дуся подозрительно взглянула на меня и сказала:

— Небось чужую козу подоить захотелось? Такие охотники уже попадались!

Я стал доказывать ей, что она ошиблась. Тогда Дуся ещё раз окинула меня взглядом. Не знаю, что её убедило — то ли мой уверенный голос, то ли моё правдивое лицо, — но она вдруг согласилась.

— Пошли! — и зашагала впереди, точно не я её, а она меня пригласила.

Я отодвинул доску в заборе и с трудом протолкнул козу во двор. Розка сразу с жадностью накинулась на траву. Потом я пригласил Дусю в наш дом. Дуся потащила за собой и козу. Я думал, что ребята страшно удивятся и обрадуются, но почему-то на нас никто и внимания не обратил.