Вечером был назначен последний матч по квиддичу этого года, а Джеймс все еще не поговорил с Альбусом. Он решил, что сделает это после матча. Когда ранний зимний сумрак опустился на землю, темные, зловещие тучи появились с востока. К тому времени Джеймс и Роуз заняли места на трибуне Гриффиндора, а огромные снежинки уже начали свой хоровод. Снег застилал все перед глазами белым занавесом, превращая поле в игру призрачных теней. Трибуны Слизерина были похожи на высокий серый монолит.

Команды построили в линию еще в раздевалках, отказываясь от традиционных пролетов из–за боязни, что игроки могут врезаться друг в друга в тучах снега до начала матча. Далеко внизу, едва заметные, капитан Гриффиндора, Девиндар Дас, пожал руку Табите Корсике, капитану Слизерина. Вскоре после этого они поднялись в воздух к своим командам. Кабе Ридкулли, официальный ведущий, выпустил бладжеры, снитч и бросил квоффл в ожидании построения команд. Игроки перешли к действию, и матч начался.

Джеймс никак не мог заставить себя наслаждаться матчем, не только из–за того, что видимость была затруднена сплошной стеной снега, но и из–за своей очередной неудачной попытки попасть в команду по квиддичу в этом году, особенно болезненно было думать, что причиной этому послужили его собственные занятость и забывчивость. Он снова и снова проклинал себя, думая о том, что именно он должен быть сейчас ловцом на поле, он должен столкнуться с Альбусом. Особенно унизительно было смотреть на Альбусовы выкрутасы на метле. По счастью, его принадлежность к Гриффиндору давала ему вполне легальную возможность болеть за команду противников, не прилагая особых усилий. Когда Ной хорошенько врезал бладжером по спине Альбуса, почти сбросив того с метлы, Джеймс вскочил на ноги и насмешливо закричал. Мгновение спустя он ощутил привкус легкой вины. Но затем вспомнил, что, скорее всего, именно Альбус стащил мантию–невидимку и карту Мародеров, выставив при этом похитителем самого Джеймса. Это заставило его издать еще несколько насмешливых восклицаний и посоветовать Ною в следующий раз целиться в голову.

В результате весьма напряженного матча с минимальной разницей в счете победа досталась Гриффиндору. Тара Умар, ловец Гриффиндора, высоко подняв зажатый в руке снитч, совершила круг почета вдоль трибун, которые разразились аплодисментами и громкими криками.

Джеймс побежал вниз по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, чтобы успеть перехватить Альбуса до того, как тот покинет поле. Он вылетел на запорошенную снегом траву, озираясь в поисках брата. Наконец он заметил мальчика, который стоял с метлой на плече, уныло опустив голову, и похоже, был погружен в беседу с Табитой Корсикой и Филией Гойл. Ощутив прилив сил от сочетания праведного гнева и своего рода торжествующей ярости, Джеймс двинулся прямо к ним.

– Нам надо поговорить, Альбус, – крикнул он, перекрывая шум бурлящей толпы, обтекающей его со всех сторон. – Мама послала мне Громовещатель, который стоило бы послать тебе, знаешь ли.

Альбус никак не отреагировал, но Табита и Филия подняли головы. Филия нахмурилась, однако глаза Табиты оставались странно светлыми и невыразительными. Она молча смотрела, как Джеймс приближается к ним.

Джеймс остановился примерно в метре от них и покраснел. У мальчика возникло отчетливое ощущение, что он прервал нечто важное, что заставило его почувствовать себя неловко. Но он ведь прав, разве нет? Джеймс громко прочистил горло.

– Я тебя слушаю, – проговорил Альбус, даже не повернув головы. Табита по–прежнему смотрела в сторону, устремив взгляд в безмолвную пелену снегопада. Мгновение спустя она забрала у Альбуса метлу и медленно двинулась в сторону сарая Слизерина. Филия последовала за ней, бросив на Джеймса взгляд через плечо.

– Да–а–а, ты умеешь выбрать подходящий момент, Джеймс, – сказал Альбус наконец повернувшись к нему, но по–прежнему не поднимая глаз.

– Ну да, ну да, мне ужасно жаль. Видимо, я должен быть поискать себе свободное время в твоем ежедневном плане. Полагаю, за его заполнение отвечает «Табби»?

– Дело не во мне, ты, кретин тупоголовый, – тут Альбус все–таки посмотрел на него. – Табита переживает сложные времена. Сегодняшний проигрыш оказался последней каплей. Это было для нее очень важно. Но я уверен, что тебе наплевать. Вы, гриффиндорцы, заботитесь только о своих.

Джеймс прищурился и развел руками.

– Да что ты говоришь, Ал? Я не видел и твоей тени с тех пор, как ты пропал в подземельях Слизерина! Так что еще неизвестно, кого из нас заботит хоть что–то за пределами факультета. И мне все равно, что ты думаешь, но у меня есть причины ненавидеть эту двуличную тварь! Тебя не было здесь в прошлом году, когда она публично называла папу лжецом и мошенником!

Альбус покачал головой, не глядя Джеймсу в глаза:

– Это было тогда. Дело в том, что ты, Джеймс, гриффиндорец. Тебе не понять, как она росла и с чем ей пришлось столкнуться. Конечно, я согласен не со всем, что они тут наговорили, но ты должен понять: их так учили. У них свои причины злиться. Особенно у Табиты.

Джеймс едва слушал его. Топнув ногой, он чуть не выругался.

– Неважно! Они используют тебя, Альбус. Как ты этого не понимаешь? У них нет сердца! Им плевать на тебя. Особенно этой сладкоречивой нахалке. Ты еще пожалеешь об этом! И не говори, что я не предупреждал тебя.

Альбус нахмурился и пристально посмотрел на Джеймса.

– Обещаю, никогда такого не говорить. Но, должен сказать, что Табита никогда не говорила со мной таким тоном, как ты сейчас. И никогда не отзывалась о тебе, как ты о ней. Она мой друг. И, честно говоря, сейчас она нуждается в друзьях... гораздо больше, чем я нуждаюсь в брате.

Джеймс был готов взорваться от злости. Как Альбус может быть таким тупым? Но Альбус смотрел на брата так, словно ждал, когда же тот уйдет.

– Ты взял мантию–невидимку и карту Мародеров, – наконец заговорил Джеймс, прибегнув к последнему факту, который по праву вызывал у него негодование.

Альбус изменился в лице. Казалось, он был действительно озадачен и немного насторожен.

– Ты о чем?

– Не притворяйся невинной овечкой, Ал. Ты же слышал Громовещатель, который вчера прислала мне мама. Роуз говорит, все в Большом зале слышали. Она подозревает в краже меня, потому что я позаимствовал их в прошлом году. Ты должен сказать ей правду.

– Какую правду? – разозлился Альбус. – Они у тебя! Должны быть! Я их не брал!

– Конечно, брал! Не ври мне! Я всегда вижу, когда ты врешь!

– Так может, ты знаешь меня не так хорошо, как тебе кажется! Не вешай это на меня, Джеймс. Я не позволю тебе выставлять меня в дурном свете лишь оттого, что тебе не нравится моя принадлежность к Слизерину.

Джеймс опешил:

– Что? Дело не в этом! Я просто не хочу, чтобы мама думала...

– Все дело именно в этом, – заорал Альбус. Его голос прозвучал странно плоско сквозь плотную пелену снега. На поле, кроме них, никого не было. – Ты так стремился попасть в Гриффиндор, чтобы стать похожим на папу с мамой. Ты так старался, что не позволял себе быть собой. А я буду собой, и только собой. Альбус Северус Поттер, Слизерин. Можешь завидовать, сколько хочешь, но не лезь ко мне! Меня предупреждали, что ты попытаешься все испортить. Но, поверь мне, ты об этом сильно пожалеешь.

Альбус развернулся и гордо пошел прочь, быстро исчезая в густом снегопаде.

– Ал, погоди! – Джеймс кинулся вслед брату, но сделав несколько шагов, остановится. – Послушай, Ал, все пошло не так. Я не знаю, что тебе ответить, но, черт возьми, зачем нам воевать друг с другом? Нельзя допустить, чтобы наши дурацкие факультеты встали между нами.

Джеймс видел, как Альбус остановился. Он был лишь едва различимой серой тенью среди молчаливого снегопада.

– Ты единственный, кто делает из этого проблему, Джеймс.

– Слушай, – резко сказал Джеймс, – забудь об этом. Только честно... ты, правда, не брал карту и мантию?

Альбус молча стоял и смотрел на брата. Кажется, он покачал головой, но Джеймс не был в этом уверен. А потом Альбус произнес: