– Погоди немного, – шепчет паренек. – Дай я кое-что проверю. – Он ведет меня к аварийному выходу, который, надо полагать, все это время видел. Я так взволнована, что словно трепещу: дыханием, ресницами. Такое ощущение, будто я вот-вот взлечу. – Эй, вы тут? – зовет он.

– Мы здесь! – откликается Рэнди.

– Кто вы? – спрашивает парнишка.

– Друзья.

– Вот видишь, – говорю я Бреннану и тянусь к двери.

– Назовите свои имена! – просит паренек.

И голос, в котором я узнала Рэнди, говорит:

– Купер.

– И?.. – требует паренек.

Я тону, съеживаюсь. Страх накатывается на меня, заполняет с мысков до макушки, утягивает в пучину.

– Джон?

Меня пугает не появление двух незнакомцев, а то, что я приняла их за друзей. Что мое восприятие может настолько отличаться от реальности.

Бреннан поворачивается ко мне с видом превосходства.

Страх покидает меня, отступает так же, как нахлынул. Я опустошена, выжата, закоченела.

Я больше так не могу. Тревожиться. Объяснять. Притворяться.

Я возвращаюсь к огню и сажусь.

– Майя!

Взгляд паренька полон страха. На улице мужчины орут… или, может, орет только один.

– Чего? – откликаюсь я. Мешаю чечевицу. Просто чтобы что-то делать. – Если они войдут, значит, войдут. Если нет – то нет. Так или иначе, мы ничего сделать не можем.

Паренек неуверенно переминается с ноги на ногу.

– Я сложу вещи, как ты сказала. Вдруг придется двигать быстро.

Спустя несколько минут мужчины затихают. Похлебка кипит: звук получается очень громкий, как и скрип молнии: Бреннан закрывает сложенный рюкзак.

– Готово, – объявляю я.

Картошка, похлебка – все безвкусное. Паренек по-прежнему беспокоится. Он снова спрашивает насчет ухода. Я не отвечаю. Он вскоре прекращает попытки, как и те мужчины на улице. Похлебки столько, что нам все не съесть.

– Завтрак, – говорю я, накрывая кастрюльку крышкой и снимая с затухающего огня.

– Ты правда думаешь, что здесь безопасно ночевать? – спрашивает паренек.

Я пожимаю плечами и ложусь на выстланный полотенцами шезлонг. Ткань подо мной неловко комкается. Раздраженно встаю и смахиваю все полотенца на пол. Снова ложусь. Наш огонь превратился в угольки.

– Майя?

Крепко зажмуриваюсь. Я так устала: от него, от этого места – от всего.

– А как насчет того, чтобы утром найти машину и остаток пути проехать?

– Нет, – говорю я.

– Почему?

– Сам знаешь.

– А! – откликается Бреннан.

– Засыпай, – говорю я ему.

Я открываю глаза. Угли чуть светятся оранжевым – и это единственное, что я могу видеть.

«Ад тенебрас деди». Я могу это сказать. Мне хочется это сказать. Я переворачиваюсь на шезлонге, чтобы лежать лицом вверх. Камера где-то там, наверху: наблюдает за мной. Если я произнесу эти слова, что будет? Включится свет? Разъедутся главные двери? Войдет ли Эмери, чтобы потрепать меня по плечу и сказать, что я храбро держалась, но теперь пора сдать потрепанную голубую косынку, которую я затянула на фляжке, и отправляться домой? Будет ли на улице ждать машина?

Или вообще ничего не произойдет?

Эта мысль – как резкий щипок, так что я ежусь. Мне нельзя сдаваться. Я не имею права на провал. Как ни измучена и ни разочарована, я должна держаться. У меня нет выбора.

Я поворачиваюсь к затухающему огню. Тупо смотрю на него, пока у меня не начинают слипаться глаза. Мыши шныряют по какому-то проходу между полками. Их тихий топот помогает мне наконец заснуть.

Меня будит прикосновение к плечу – не знаю, какой сейчас час. Поздний. По-прежнему темно, никаких признаков огня не видно.

– Майя, – шепчет паренек мне в ухо, – кажется, они вошли.

– Кто? – спрашиваю я.

– Те люди. Я что-то услышал там, откуда мы пришли. Прислушайся.

Сначала я ничего не слышу – даже мышей. Только дыхание парнишки у моего уха. А потом улавливаю скрип открывающейся двери. «Вовремя», – думаю я.

Я уныло говорю парнишке:

– Бери наши вещи.

Мы бесшумно проходим в переднюю часть магазина, а потом идем мимо касс, пока не оказываемся на входе в отдел овощей и фруктов. Перебираемся от одного стеллажа к другому, направляясь назад. Бреннан рядом со мной вздыхает слишком шумно.

Из-за угла до меня доносится вопрос:

– Где они?

На говорящего – не Рэнди – тут же шикают. Судя по близости голосов, мужчины стоят у самых внутренних дверей. Мы только шагов на двадцать левее, наши спины прижались к полкам с салатными заправками. «Это – финишная прямая, – говорю себе я. – Финишная прямая игры, которая слишком затянулась».

Слышу их шаги и какое-то шуршание. Шаги направляются в нашу сторону. Я выставляю руку, чтобы остановить Бреннана. Мое предплечье соприкасается с его грудной клеткой, и я ощущаю его испуганное дыхание.

Двое мужчин проходят мимо нас, медленно продвигаясь к наружной стене магазина. В течение нескольких секунд нас разделяет только воздух, а потом между нами оказывается выкладка расфасованных грецких орехов и пекана. Вскоре мужчины уже там, где я нашла картофель. По их тихим шагам я определяю, что они направляются к главному входу в магазин – видимо, планируя методично осмотреть торговый зал, отдел за отделом. Я жестом велю Бреннану идти за мной и прокрадываюсь за угол, к распашным дверям.

Хруст. Прямо у меня под ногой. Не знаю, на что я наступила, но получилось громко. Шаги в дальней части магазина останавливаются – а потом приближающийся топот.

Страх и бегство, инстинкты, с которыми разум справиться не может.

– Беги! – кричу я и проталкиваю Бреннана в двери. Мы вбегаем в кабинет, через который попали в магазин, и я захлопываю за нами дверь. Непослушными трясущимися руками никак не могу найти замок. Бреннен толкает стол к окну.

Внезапный удар в дверь отталкивает меня. На волне адреналина я толкаю дверь обратно, и она гулко захлопывается. В следующую секунду Бреннан оказывается рядом и помогает мне.

– Замок! – говорю я.

Он находит его и запирает.

– Он выдержит? – спрашивает он.

Мы оба наваливаемся на дверь, в которую колотят с той стороны.

– Не знаю.

Смотрю на окно. По-моему, мы не успеем в него пролезть раньше, чем они ворвутся в кабинет.

Стук в дверь прекращается. Мы с Бреннаном остаемся на месте.

– Мы ничего плохого вам делать не хотим, – говорит не-Рэнди.

– Ага, как же! – кричит в ответ Бреннан.

– Заткнись, – говорю я ему.

Из-за двери:

– Мы просто хотим поговорить!

Я смотрю в окно: там светает. Скоро восход. Не думаю, что они будут нас бить, но они могут отнять наши припасы, или нас связать, или запереть в промышленном холодильнике. Они способны затормозить нас сотней различных способов, и я этого не допущу.

– Послушайте, – громко говорю я, – у нас нет ничего ценного. Тут полно еды. Просто оставьте нас в покое.

– Еды полно везде, – говорит не-Рэнди. – Чтоб ее.

– Тогда что вам надо? – спрашивает Бреннан.

– Я же сказал: поговорить. Мы с братом одни с тех пор, как все пошло к чертям. Живем тут рядом.

– Что будем делать? – шепчет мне Бреннан.

Я ничего не могу придумать: только продолжать говорить с мужчиной по ту сторону двери и как-то отсюда выбраться. Обвожу взглядом туманную серую комнату, отчаянно пытаясь соображать.

Рабочий стул. В кино обычно подпирают стулом ручку двери, и это задерживает злодея, так что герой успевает сбежать. Я предупреждающе поднимаю палец, прося, чтобы Бреннан молчал и ждал.

– Откуда вы? – спрашивает не-Рэнди. – Вы местные?

Я как можно тише отхожу от двери. Рабочий стул лежит на боку, всего в нескольких шагах. Затаив дыхание, я его поднимаю. Он тихо скребет пол, но не-Рэнди продолжает говорить, и его голос глушит этот звук.

– Сколько вас там? – спрашивает он. – Вы родственники, как мы?

Я подношу стул к двери и осторожно пододвигаю его под ручку. Понятия не имею, выдержит ли он.

– Вы болели? Брат болел, но поправился. А я вообще не заболел этой штукой. Нас попытались эвакуировать со всеми, но мы не захотели. Это наш дом, понимаете? Должны понимать, вы ведь тоже здесь остались. Мало кто так сделал.