Он заглянул в список и нашел мое имя, а затем достал бирку с моей фамилией и передал ее мне. Хотя меня и раздражают подобные бирки, изготовлена она была на совесть: на карточке вычурным шрифтом были написаны имя и фамилия, а под ними — название фирмы. Когда присутствуешь на приеме у губернатора, где подают шампанское стоимостью пять тысяч долларов за бутылку, ты можешь позволить себе стильный «именной жетон». Слабое, но все же утешение для маленького человечка.

Стоящий рядом со мной Джоэл Лайтнер назвал свои имя и фамилию и зачитал их по буквам, поскольку он не был включен в список гостей. Вечером мы собирались вместе сходить куда-нибудь полакомиться стейком и пропустить несколько бокалов мартини. Джоэл, в прошлом полицейский, вместе со мной расследовал преступления Бургоса, а впоследствии использовал это дело как стартовую площадку, чтобы открыть собственное, очень успешное частное детективное агентство, где я считался самым лучшим клиентом. Джоэл не хотел идти на прием, даже не надел смокинг в отличие от меня и большинства присутствующих, но мне удалось уговорить его потратить на это мероприятие немного времени.

— Двадцать минут, не больше, — сказал он, ухватившись за мое обещание, когда мы направились в зал для приемов на втором этаже клуба «Мэритайм».

Белые стены здесь были обиты панелями из темного дуба, а под высоким, не меньше десяти метров, потолком клубился сигарный дым. Я махнул рукой кому-то из знакомых, а Джоэл указал на длинный бар, тянущийся вдоль стены сбоку от нас.

— Двадцать минут, — напомнил он мне. — Кстати, ее до сих пор нет.

— Я пришел не ради нее, — возразил я, но он лишь с издевкой отмахнулся.

Я не стал больше возмущаться и смешался с толпой похожих на пингвинов людей в смокингах — облеченные властью и жадные до денег, они обменивались неискренними улыбками и пошловатыми шутками. Я подошел к группе, где были мои знакомые: два корпоративных юриста и генеральный директор одной компании. Прекрасный момент, чтобы показать себя, посветиться немного на людях и дать им понять, что в случае необходимости они могут позвонить мне. На самом деле мне хотелось им сказать: «Позвоните, если вас обвинят в каком-нибудь криминале», — потому что я до сих пор предпочитал работать по уголовным делам, но моя частная практика все чаще и чаще сводилась к гражданским процессам с обилием бумажной работы и сбору бесконечных документов. Эта работа хорошо оплачивается, но смертельно скучная.

Я только что взял свой первый мартини у одной из бродящих по залу официанток, как вдруг увидел Гарланда Бентли в небольшой группе людей. Он обменивался рукопожатиями с губернатором Лэнгдоном Троттером.

Вот они, два исполина вместе. Избранный на второй срок губернатор, которому теперь прочили место в правительстве, и один из самых богатых людей в городе и во всей стране. Личное состояние Гарланда Бентли по самым скромным подсчетам составляет около полутора миллиардов долларов, он владеет отелями и домами, промышленными предприятиями и финансовыми корпорациями, и все они носят его имя. Любой адвокат пойдет на что угодно, даже на убийство, лишь бы заполучить подобного клиента.

На руке у Гарланда повисла его новая подружка — высокая длинноногая красотка в вечернем платье. У нее были правильные черты лица и пышные светлые волосы, волнами спадающие на плечи. Я за глаза назвал ее «подружкой месяца», но, думаю, переоценил постоянство Гарланда — наверняка он избавится от нее гораздо раньше. Не удивлюсь, если для таких случаев он установил в своей спальне турникет.

Когда я приблизился к ним, Гарланд Бентли ладонью подтолкнул губернатора в спину и осторожно развернул, чтобы он мог меня увидеть.

— Губернатор, — сказал он, — вы ведь знаете, что на меня работает лучший адвокат округа.

Я улыбнулся и пожал Троттеру руку. Во внешности этого крупного сильного мужчины было нечто хищное и привлекательное, легкий загар оттенял седые волосы и голубые глаза. Его рукопожатие было таким крепким, что оно напугало бы даже медведя.

— Рад видеть вас, Пол, — тепло поприветствовал меня он. Губернатор умел расположить к себе людей и обращался с собеседником так, словно тот был единственным человеком в комнате. Затем он повернулся к Гарланду: — Гарланд, не возражаешь, если я ненадолго украду его у тебя?

Собравшиеся вокруг губернатора люди учтиво рассмеялись, хотя и не были уверены, что поняли, о чем он говорит.

Гарланд Бентли выглядел не менее внушительно, хотя внешними данными уступал губернатору: средний рост (примерно пять футов десять дюймов), довольно заурядное телосложение. Он носил короткую стрижку, которая не скрывала, что Гарланд начал лысеть. Но несмотря ни на что, он был в буквальном смысле воплощением власти. На это указывало все — начиная от костюма стоимостью десять тысяч долларов и заканчивая точной, деликатной манерой изъясняться, которой он уделял так много внимания. Неудивительно, что собравшиеся вокруг люди находили больше интереса в общении с Гарландом, чем с губернатором.

Гарланд представил меня своей подружке Дженифер. Та протянула мне руку с идеальным маникюром и сообщила, что работает в области связей с общественностью. Кто бы сомневался.

Я поздоровался с остальными присутствующими, среди которых были два политика и крупный акционер с Юга, и заметил, что губернатор перешептывается с Гарландом. Тот похлопал одного из политиков по спине и сказал:

— Давайте оставим этих двоих ненадолго в покое.

Итак, я остался наедине с губернатором и пожалел, что не взял еще один бокал мартини.

— Как жизнь, Лэнг? — спросил я.

— Как в цирке, Пол. У меня всегда так. — Он тронул меня за плечо. — А у вас как дела, дружище?

— О, вы же меня знаете, губернатор. Я стараюсь ездить, не превышая скорости.

На загорелом лице губернатора появилась широкая улыбка. Я почти не сомневался, что однажды этот человек станет президентом.

— Мне грустно слышать об этом, — сказал он, и его лицо стало серьезным.

— Может, это даже к лучшему. — Я хотел, чтобы мой голос звучал убедительно, но поймал себя на мысли, что скорее всего поторопился с ответом. И все-таки кто-то должен был заполнить паузу.

— Я так не думаю. Но кто станет прислушиваться к моему мнению? Я же всего лишь губернатор. — Его лицо снова просияло. — Мне кажется, она не придет.

— Опять спасает мир? — машинально спросил я, надеясь, что в моем голосе не проскользнула нотка горечи.

Теперь уже двое, Лайтнер и губернатор, думали, что я здесь из-за нее.

— Вы же знаете нашу Шелли, — улыбнулся он.

«Нет, — подумал я. — Это ваша Шелли. Она уже не моя».

— А я, между прочим, не шутил. — Он слегка наклонил голову, словно хотел посоветоваться со мной. Затем украдкой обвел взглядом зал и снова посмотрел на меня. — Вы просто обязаны заявить о себе в этой области. Вы добились впечатляющих успехов в качестве обвинителя. Осудили Терри Бургоса и заработали много денег частной практикой — Гарланд, к примеру, никогда не нажмет на газ, не посоветовавшись с вами. Теперь самое время сделать новый шаг в карьере и надеть мантию судьи.

Он уже не раз говорил со мной на эту тему, но в сложившихся обстоятельствах его слова звучали как своего рода попытка посочувствовать мне. Наградить утешительным призом. Он словно говорил: «Извините, что моя дочь бросила вас. Не хотите стать федеральным судьей?»

— Это немного не мое, — признался я.

— И все же советую хорошенько подумать.

Типичное заявление человека, наделенного властью. Для них слово «нет» означает «возможно, позже». Он не мог раздавать должности на федеральном уровне, такими полномочиями располагает только президент. Но президент был республиканцем, как и Троттер, и потому губернатор обладал привилегией назначать федеральных судей в этом штате.

— Мне надоело сажать на эту скамью людей, которым я чем-то обязан, — продолжил Троттер. — Было бы неплохо для разнообразия сделать судьей того, кто обладает достаточной квалификацией, чтобы занимать это место.