Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Под стулом Бургоса стоял таз, наполненный серной кислотой, разведенной дистиллированной водой. Над тазом был подвешен мешок, в котором находились капсулы с цианидом натрия. По сигналу начальника тюрьмы находящийся за пределами камеры надзиратель должен опустить рычаг, после чего цианид попадал в кислоту, что вызывало химическую реакцию и воздух наполнялся цианистым водородом.

Всего имелось три рычага, которые одновременно опускались тремя надзирателями. Два рычага не производили никаких действий, а третий опускал капсулы в раствор кислоты. Ни один из трех надзирателей не смог бы уснуть, зная, что именно он убил человека. Возможно, правительство штата и не испытывало сострадания к убийцам, но их палачей оно точно щадило.

— Я только надеюсь, он не станет задерживать дыхание, — прошептала Кэролин.

Она, как прилежная ученица, хорошо изучила процесс. Если Бургос глубоко вдохнет газ, то через несколько секунд потеряет сознание и умрет безболезненно, но если начнет задерживать дыхание, возникнут конвульсии и он сможет продержаться около двадцати минут.

— Терренс Диметриус Бургос, — начал тюремный надзиратель, держа перед собой папку-регистратор, — вы приговорены судом штата за совершение пяти насильственных актов по статье четвертой, пунктам шесть — десять Уголовного кодекса, а именно: убийства Элиши Данцингер, Анджелы Морнаковски, Жаклин Дэвис…

Кэролин Пенри застонала, наклонилась вперед и издала утробный звук. Ее вывернуло прямо мне на ботинок. Я проигнорировал кучу у моей ноги и предложил ей платок, а потом взял ее за руку и крепко сжал ладонь. Она попыталась извиниться, но в этом не было необходимости. Она не последняя, кто отреагирует на происходящее подобным образом. Для свидетелей специально был приглашен врач.

— …Сары Романски и Морин Холлис.

С момента ареста Терри Бургос набрал двадцать фунтов веса, у него появился второй подбородок, плавно переходящий в шею, глаза заплыли и превратились в маленькие бусинки. На голове почти не осталось волос, лишь несколько прядей прилипли к ремню, который стягивал его лоб. Я посмотрел ему в глаза, надеясь отыскать там хоть каплю раскаяния или сожаления. Или хотя бы страха. Не стану скрывать, мне хотелось увидеть его страдания.

— …Совет присяжных определил, что эти преступления были совершены преднамеренно и при особых обстоятельствах, требующих смертной казни…

Я почувствовал, как напряжение в комнате нарастает. Эти люди испытывали настоящую бурю эмоций. Озлобленные и уязвленные, за последнюю неделю они заново пережили свою трагедию и теперь ожидали правосудия, на которое так надеялись.

— Вы подписали письменное заявление, заверенное и подтвержденное в суде, о том, что выбираете отравляющий газ.

Либо газ, либо электрический стул. Я бы выбрал другое. Не могу представить себе смерть худшую, чем удушение.

Я обратил внимание на два телефона на стене: один черный, другой — красный. С последнего можно позвонить прямо в дом губернатора. Затем я взглянул на часы. Ровно двенадцать.

Потом я снова посмотрел на Бургоса, который не сводил с меня глаз. Теперь, когда мы установили зрительный контакт, я знал, что он будет глядеть на меня, пока есть такая возможность. Я хотел отвернуться, продемонстрировать ему полное отсутствие уважения, которое он, безусловно, заслужил, но не смог отвести взгляд. Вероятно, я в долгу перед ним. Наверное, каждый прокурор должен заглянуть в глаза человеку, которого обрек на смерть. Именно поэтому я и находился здесь и согласился прийти сюда днем ранее.

Бургос высунул язык, и теперь он торчал у него между тонкими губами. Его глаза моргнули, но, казалось, это произошло непроизвольно. Ни один человек, даже полный безумец, не сможет оставаться безучастным, когда его ожидает подобное наказание. Он забарабанил пальцами по подлокотникам. Его ноги задергались. Грудь раздулась. Он сильно вспотел — не самое приятное зрелище, когда человек почти полностью обнажен.

— …Сейчас вы имеете право на последнее слово.

Полное молчание. Терри Бургос никогда не извинялся и не выказывал ни малейших признаков сожаления о содеянном. Я подумал, что семьи погибших ждут его раскаяния, надеясь, что оно хотя бы немного облегчит их страдания.

Бургос открыл рот, но ничего не сказал. Мы по-прежнему смотрели друг на друга, и, судя по всему, родственникам убитых не суждено было услышать то, на что они рассчитывали. Даже если он и скажет что-то, это будет адресовано только мне.

Надзиратель не знал, как поступить. Разумеется, он собирался предоставить Бургосу такую возможность — по крайней мере дать шанс выговориться и обрести душевный покой. Возможно, как бы странно это ни звучало, Бургос даже вызывал у него некое подобие сочувствия. Они провели вместе семь лет, пока осужденный ожидал смерти. Большинство смертников сидят в одиночных камерах и со временем либо обращаются к Богу, либо просто теряют всякую волю и желание сопротивляться и превращаются в довольно покладистых зэков.

Наконец надзиратель посмотрел на начальника тюрьмы. Тот поднял вверх большой палец, и мы все замерли в ожидании.

Терри Бургос с трудом откашлялся. Говорят, один осужденный с Запада трепался минут двадцать, когда ему дали возможность произнести последнее слово.

Прошла еще одна мучительная минута, мы с заключенным по-прежнему смотрели друг на друга. Я все ожидал, что он усмехнется или нахмурит брови, надеялся увидеть страх в его глазах, но получил лишь почти детское недоумение и гипнотизирующий взгляд.

Начальник тюрьмы подошел к окну:

— Терри, ты ничего не хочешь сказать?

Бургос медленно покачал головой, насколько позволяли его путы. Он все не сводил с меня взгляда и снова открыл рот. Он что-то беззвучно прошептал мне, его губы и язык двигались, явно произнося какие-то слова. Я не особенно хорошо читаю по губам и все-таки понял, что он сказал.

Начальник тюрьмы, стоящий к Бургосу спиной, принял его молчание за отрицательный ответ и подал знак надзирателю, который должен передать распоряжение офицерам охраны, чтобы они приступили к исполнению наказания.

— Осужденный отказался от последнего слова, — заявил надзиратель.

Позади меня кто-то всхлипнул. Некоторые родственники погибших надеялись услышать слова раскаяния. Другие, возможно, ожидали пустого бахвальства — эти люди вздохнули с облегчением, когда осужденный так ничего и не сказал. Но надзиратель был не прав. Терри Бургос не отказался от последнего слова. Он прошептал его мне — человеку, который посадил его в это кресло.

Он сказал то же, что и днем ранее, когда я пришел к нему в камеру:

— Я не один.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Июнь 2005 года

Вторая строфа

Суббота 5 июня 2005 года

Глава девятая

Перемена в изображении тут же стала заметной, когда на экране появилась запись восьмилетней давности. Вверху в правом углу стояла дата: 1 июня, 1997 год.

Кэролин Пенри в голубом костюме и шелковой кремовой блузке держалась уверенно, как и подобает профессионалу. На коленях у нее лежал блокнот.

— Спасибо, что согласились поговорить со мной, мистер Бургос, — сказала она.

Затем в объективе камеры появился он. Терри Бургос — осужденный на смерть убийца — сидел на стуле. Поникший, в оранжевом комбинезоне зэка, он выглядел таким жалким… Его волосы поредели, местами виднелись залысины. Из-за лишнего веса его лицо расплылось, а плохое питание привело к тому, что он состарился раньше времени. Его глубоко посаженные угольно-черные глаза смотрели на мир с полнейшим безразличием.

— Мистер Бургос, вас должны казнить через четыре дня. Комитет о помиловании отклонил ваше прошение, направленное в федеральный суд. Что вы на это скажете?

Бургос моргнул и отвел взгляд от репортера. Он высунул язык и облизнул губы.

— Вы готовы к смерти, мистер Бургос?

Он едва заметно отреагировал на слова Кэролин: его тело слегка дернулось, а на губах появилось подобие улыбки, будто он вдруг вспомнил что-то и это позабавило его. Но Бургос по-прежнему отводил взгляд.

13
{"b":"549386","o":1}