— Кого ты подозреваешь?

— Никого.

— Что же дальше?

— Буду ждать.

— Последующих действий домовых?

— Так точно.

— Ладно, рискнем. — Но перед тем как окончательно отлиться в монументальную позу «вождя», Хирга меня удивил. — Вадик, — сказал он, — говори напрямик: что тебе нужно?

Тут он попал в точку. Мне надо было позарез встретиться с ребятишками из ОБХСС.

В четверг, в десять минут девятого вечера я понял, что сбываются самые худшие мои предположения. Так опаздывать могла только девушка. Через пять минут она появилась. Таня Сердан из девятнадцатой квартиры. Первая фраза у меня была придумана заранее, но что говорить дальше, я не знал.

— Клянусь, я без оружия, — сказал я.

— Вы просто храбрец, — сказала Таня.

Помолчали.

— Простите, но я мильон лет не ухаживал за девушками. Что мне надо делать?

— Пригласить в кафе, — сказала Таня.

В кафе-мороженом мы взяли по порции «Космоса», Тане я заказал фужер сухого вина, а себе бутылку лимонада. Официантка глянула на меня уничтожающе.

— Вы совсем не пьете? — спросила Таня.

— Привычка бывшего спортсмена. Когда-то я прыгал на четыре метра пять сантиметров. С шестом, разумеется. Был чемпионом факультета.

— А я думала, вы блюдете себя, потому что находитесь на работе.

— То есть как?

— Я же обещала вам назвать имя вора.

— Вы все шутите, Таня. Лучше расскажите, что за человек Кулик, ваш сосед по лестничной площадке.

— Кулик? Василий Иваныч? Противный маленький старикашка, который смотрит на девочек и у него слюнки текут. На лестнице он пропускает меня вперед на несколько ступенек и идет следом, понимаете? Мерзкое ощущение. Любит за всеми подглядывать и подслушивать. Почему он вас заинтересовал?

— Просто так. У меня на днях был частный разговор с его соседом, Анатолием Петровичем Пшуковым. Кулик на кухню носа не высовывал, и лишь перед уходом я догадался, что он дома. Квартирки в вашем доме типовые. Наверно, все происходящее на кухне хорошо транслируется в ближайшую комнату?

— Каждое слово. Но только забудьте про Кулика и Пшукова. Пальто у Бурдихи взяла я.

— Издеваетесь?

— Так я, по-вашему, не могла этого сделать?

— Нет.

— И тем не менее. Пальто было старое, изъеденное молью. Валя, соседка Бурдовой, жаловалась мне, что никак не может избавиться от этой грязной тряпки. Старуха скорее умрет, чем позволит убрать пальто из передней. И я сказала: давай я отнесу его на помойку. Но Валя запугана Бурдихой, та ест ее живьем, нельзя даже на полчаса оставить на кухне немытую посуду... Словом, Валя не хотела связываться с Ниной Петровной. А я сказала: вот утопает Бурдиха в магазин, ты дверь приоткрой, остальное тебя не касается. Бурдова мне спасибо должна сказать, что я ее мусор выбросила, не поленилась.

— А сумка?

— Какая сумка? Лично я об ее сумку руки не стану пачкать. И охота вам во всем этом копаться? Две недели к нам ходите, все выискиваете, ничего другого не замечаете, на людей не смотрите...

— На каких людей?

— Неважно. Подумайте, ну какой нормальный человек мог позариться на ее барахло?

— Танечка, сумка и пальто — вещи гражданки Бурдовой. Согласен, вещи дрянные, но они ее собственность. Она их приобрела на честно заработанную пенсию. В обязанность милиции входит... нельзя смеяться над причудами старых людей... У Бурдовой была тяжелая жизнь... война...

Проклиная самого себя, я завел нудную лекцию на тему: «Моя милиция меня бережет» и «Волга впадает в Каспийское море». И так я вещал без остановки и думал: когда же Таня плеснет мне вино в рожу и убежит из кафе? И еще я думал, что если и был у меня шанс завести с ней роман, то теперь уж точно все потеряно. И еще я думал: не подослана ли Таня таинственными домовыми ЖЭКа номер тринадцать? Но тут же прогнал эту мысль: не путай жанры, Вадик, это тебе не игра с американской разведкой, которая согласно нашим «дефективам» вербует красивых баб, а самодеятельность жуликов средней руки. Не тот масштаб. И еще я думал, что Таня в одном права: нормальный человек не мог позариться на барахло гражданки Бурдовой. И все произошло обыкновенно и буднично: пьяный слесарь, проказница Таня... Но почему мне мерещится еще кто-то, который «кое-где у нас порой»? К чертовой матери!

Последние слова я, забывшись, произнес вслух, видимо, совершенно некстати и неожиданно. Таня засмеялась:

— Вы не такой зануда, каким хотите казаться.

— Я и стихи сочиняю, — буркнул я, раздосадованный своей оплошностью. Танины губы скривились, но я тут же поправился: — Про своего кота. На мотив любой песни. Причем с ходу, без подготовки. Можете проверить.

Таня повеселела.

— Посмотрим. «И провожают пароходы совсем не так, как поезда...»

Я подхватил:

— Все потому, что до ухода там ловят глупого кота...

— Не очень складно. Ну, а «Сегодня мы, как на параде...»

— Идем та-ри-та-та-та-та... В коммунистической бригаде поймали глупого кота...

— Уже лучше. — В глазах Тани появился интерес, а лично у меня некоторые шансы на... — На работе знают про это ваше увлечение?

— Еще бы! Недавно с успехом выступил в отделе. Пел песню из телепередачи «Следствие ведут знатоки»: «Наше дело так опасно, три-та-та, все мы ловим очень глупого кота...»

— Однако тематика у вас несколько однообразная и, я бы сказала, специфическая, — вздохнула Таня. — У вас дома кот?

Про Котяру я мог говорить бесконечно.

Но какая сволочь, какая стерва, какой гнусный предатель! С ним обращались, как с человеком, а он тайком улизнул вечером из дома и не пришел ночевать. И это после всего, что я для него делал!

Я не спал полночи, реагировал на каждый шорох, вскакивал с постели, подбегал к окну, звал: «Котяра! Котяра!» И какие ужасы мне только не мерещились! Котяра с перекушенным горлом и оскаленная морда черного кота; Котяра с перебитым позвоночником жалобно пищит где-нибудь под лестницей; серый трупик на мостовой — Котяра попал под машину.

В пять утра я оделся и вышел во двор. Полное безмолвие. Я обследовал все углы, пустые ящики, соседнее парадное. Никаких следов. Но вот с улицы донесся зловещий вой, а в ответ высокое «мяу»! Я стремглав бросился на улицу, и точно — на тротуаре нос к носу стояли два красавца — Котяра (бас) и черный уголовник. Оба кота словно вросли в тротуар, и только хвосты у них, черный и серый, бились, как знамена на ветру. На мой крик Котяра оглянулся и, видимо ободренный моим присутствием, ринулся на супостата. Вопящий клубок выкатился на мостовую.

С голыми руками мне было соваться бессмысленно, я кинулся обратно во двор и вернулся с метлой дворничихи.

Но только я собрался действовать, как какой-то нервный товарищ с четвертого этажа, разбуженный этим концертом, выплеснул на нас кастрюлю щей (то, что это были щи, я определил, смахнув со своего плеча мокрую капусту). Куча мала мгновенно развалилась, и черный кот, отряхнувшись, громадными прыжками помчался по улице. За удирающим злодеем пустился Котяра и я с метлой наперевес следом. Прелестная картинка! Рассвет на Москва-реке! Не хватало только музыки Мусоргского!

Взвизгнув, затормозило такси.

— Вадик!

Я оглянулся: в открытом окошке машины я увидел Таню Сердан, за ней усатую физиономию. И что характерно, глаза у всех троих (включая шофера) были квадратными. На ходу я успел пролепетать:

— Три лапы, три лапы, три лапы... — и, не сбавляя скорости, проследовал за котами в ближайший двор.

Проницательный читатель, наверно, давно заподозрил, что я что-то утаиваю. Действительно, несколько дней я занимался делами, о которых пока умолчу. Считайте, что это шла отработка версий. Вот когда мои предположения подтвердятся, тогда я обо всем доложу подробнейшим образом, и то, может, не сразу, а под конец, для пущего эффекта.

Однако не буду интриговать читателя по поводу Тани. Она мне позвонила в то же утро на работу (только я собрался просить в отделе, чтоб меня не подзывали на женские голоса — не удалось изобразить из себя обманутого Ромео, а как хотелось!) и сказала, что ездила встречать дядю на аэродром, запоздал самолет из-за нелетной погоды, и пусть я не думаю, что она проводила бурную ночь с каким-то грузином (признаться, я так и думал). Потом она живо мне описала свои впечатления от утренней сцены и спросила, что означало это таинственное «три лапы, три лапы, три лапы»? (Германновское «три карты».)