– Очень охотно, – поклонился мушкетер. – Кроме того, если мы пойдем в эту сторону, вы будете ближе к вашей шлюпке.

– О, в этом нет никакой необходимости! Если вам не по пути, то пойдемте куда вам угодно. Мне торопиться некуда, а людям моим и подавно. Вот здесь можно свернуть, если вы не против.

– Нет-нет, пойдемте вперед и будем держаться берега. Я хочу просить вас еще об одном одолжении… Пройдем по этому мысу, пока будет земля под ногами.

Моряк молча последовал за графом д’Оре с таким видом, словно ему совершенно все равно, куда идти. Дойдя до оконечности мыса, граф остановился и, указав рукой на таинственный фрегат, спросил:

– Знаете ли вы, что это за корабль?

Моряк бросил на своего нового друга быстрый испытующий взгляд. Равнодушно поглядев на море, ответил:

– Это, как видите, красивый тридцатидвухпушечный фрегат, он стоит с зарифленными парусами, на буксирном якоре, чтобы можно было выйти в море по первому сигналу.

– Извините, – Эммануил улыбнулся, – я не о том вас спрашиваю. Мне совершенно безразлично, сколько на нем пушек и на каком якоре он дрейфует: так, кажется, по-вашему?

Здесь, в свою очередь, улыбнулся моряк.

– Но мне хотелось бы знать, – продолжал граф, – какой нации принадлежит этот фрегат, куда он идет и как зовут капитана.

– Какой он нации – угадать немудрено: если он не француз, так, вероятно, большой плут. Вы видите, у него белый вымпел, правда, немножко изорванный, но зато огромный. Куда он идет, это вы тоже знаете: комендант ведь говорил вам, что этот фрегат идет в Мексику.

Эммануил с удивлением посмотрел на лейтенанта.

– Что же касается его капитана, то нелегко сказать, кто он такой. Одни уверяют, что он моих лет или ваших, потому что, кажется, мы с вами почти ровесники, хотя судьбы у нас разные и кому-то, верно, придется лечь в могилу пораньше. Иные готовы поклясться, что он ровесник дяде моему, графу д’Эстену, который, как вы, вероятно, знаете, недавно произведен в адмиралы и теперь помогает английским мятежникам, как у нас называют сейчас американцев. Имени его я тоже не могу сказать вам, потому что он сам его не знает, а впредь до нового распоряжения называется Полем.

– Полем?

– Да, капитаном Полем.

– Поль… а как же его фамилия?

– Поль Провиденский, Ренджирский, Алианский – смотря по тому, каким кораблем он командует. Сами знаете, во Франции немало людей, смело прибавляющих к своему коротенькому имени название какого-нибудь поместья и прикрывающих все это рыцарским шлемом или баронской шапкой, так что их герб кажется таким древним, что любо-дорого посмотреть. Теперь он, кажется, называется Полем Индейским и, очевидно, гордится этим именем; по крайней мере, я бы на его месте не променял этот фрегат на лучшее поместье во всей Бретани.

Граф д’Оре молчал некоторое время, обдумывая странные ответы молодого моряка, в которых сквозили то простодушие, то откровенная ирония. Наконец он спросил:

– Лейтенант, но хоть что-нибудь вы можете рассказать мне об этом человеке?

– Именно о капитане? Но, любезный… барон… граф… князь… мар…

– Граф, – слегка поклонился Эммануил.

– Ну так, любезный граф, позвольте вам сказать, что вы ведете меня от одной задачи к другой: я уже говорил, что рад и готов служить вам своими познаниями в математике, но не для того, чтобы искать неизвестного. Что он за человек? Эх, граф, кто до конца может понять человека? Да и сам ли он всегда до конца понимает себя? Вот я уже лет десять как рыщу по морю то на бриге, то на фрегате. Можно сказать, что океан у меня перед глазами с тех пор, как помню себя, изучаю я прихоти моря с того времени, как научился говорить, а рассудок – соединять слова в мысли, и все-таки я еще не знаю характера океана, хотя его волнуют только четыре главных ветра и тридцать два румба – вот и все. Как же можно понять человека, которого обуревают тысячи страстей?

– Да я этого и не требую от вас, дорогой… герцог-маркиз… граф…

– Лейтенант, – подсказал моряк, поклонившись.

– Я не требую от вас, дорогой лейтенант, рассказа о страстях капитана Поля. Мне только хотелось узнать от вас две вещи. Во-первых, как вы считаете: он человек благородный?

– Прежде всего, дорогой граф, давайте обговорим значение этого слова. Скажите мне, что вы подразумеваете под словом благородство?

– Позвольте выразить вам свое удивление – это вопрос довольно странный. Благородство – понятие, кажется, довольно определенное.

– Вот то-то и оно: все понятно, а определить, что оно такое, трудно. Не так уж редко, поверьте, ухитряются прикрыть этим словом очень неблагородные поступки. Если вы хотите, чтобы я ответил на ваш вопрос, то выражайтесь определеннее.

– Мне хотелось знать, можно ли положиться на его слово?

– О, я уверен, что он никогда не изменит своему слову! Даже враги его – а прожив такую жизнь, невозможно не обзавестись недругами – даже враги его признают, что он способен пожертвовать жизнью, чтобы исполнить свою клятву. Я говорю вам правду, он благородный человек. Но вы, кажется, еще что-то хотели узнать о нем?

– Да, мне хотелось знать, согласится ли он исполнить повеление короля.

– Какого короля?

– Право, дорогой лейтенант, вы задаете мне вопросы, достойные софиста, а не моряка!

– Однако не стоит сердиться, граф, на то, что я хочу сначала понять, о чем меня спрашивают, а потом уж отвечать. Мало ли у нас в Европе королей! Король английский, король испанский, король французский, которому я предан всей душой…

– О нем-то я и говорю, – прервал его Эммануил. – Как вы думаете: согласится ли капитан Поль исполнить повеление короля, которое я передам ему?

– Я думаю, капитан Поль, – уверенно ответил моряк, – как и всякий другой капитан, подчиняется власти, если только он не пират, не корсар и не морской разбойник, а этого, судя по виду его корабля, и представить себе нельзя. Полагаю, что где-нибудь в каюте у него есть корабельные бумаги и, если они скреплены подписью Людовика и печатью с тремя лилиями, капитан Поль, наверное, с величайшей готовностью исполнит всякое повеление за той же подписью и с приложением той же печати.

– Ну, теперь я знаю все, что мне хотелось знать! – сказал граф, досадуя, однако, в душе на не совсем откровенные и, как ему показалось, странные ответы своего собеседника. – Однако же позвольте мне задать вам еще один вопрос.

– Прошу вас, граф, готов отвечать на него так же искренно, как и на первые.

– Не знаете ли вы, как мне переехать на фрегат капитана Поля?

– Да вот же шлюпка, у берега.

– Но это ваша шлюпка.

– Ну так что же? Я вас перевезу.

– Значит, вы знаете капитана Поля?

– Я? Нисколько. Но я племянник адмирала, и меня знают все командиры судов – от боцмана, который управляет шлюпкой, до вице-адмирала, который командует эскадрой. Притом наша братия, моряки, все связаны одной цепочкой и узнаем друг друга с первого взгляда, в каком бы месте суши или моря ни сошлись. Не церемоньтесь, принимайте мое предложение. Шлюпка, матросы и я сам – к вашим услугам.

– Хорошо, окажите мне эту последнюю услугу и…

– И вы забудете скуку, которую я навел на вас своей болтовней, не так ли? – сказал моряк, улыбаясь. – Что делать, любезный граф, – продолжал он, – проводя всю жизнь в море, поневоле привыкаешь к монологам: в штиль призываешь ветер, в бурю – тихую погоду.

Эммануил с недоверчивым видом поглядел на своего собеседника, но тот выдержал этот взгляд с тем простодушным выражением на лице, которое появлялось у него сразу, как только он замечал, что за ним наблюдают. Граф невольно удивился этому презрению ко всему человеческому и поэтическому взгляду на мир, но так как он видел в этом странном моряке только человека, готового оказать ему необходимую услугу, то охотно принял его предложение без всяких оговорок. Минут через пять они уже сидели рядом в шлюпке и быстро неслись к фрегату благодаря усилиям шести дюжих матросов, которые гребли так слажено, с такой точностью, как будто веслами двигала машина, а не человеческие руки.