Савинков. Вы грубый человек, Сидней, но и для вас должно быть понятно, что означает в будущем повернуть Россию на путь Запада.

Рейли. Как раз это я понимаю очень хорошо.

Входит Дагмара с вином.

Савинков. Я человек не робкого десятка, но, как Христос в саду Гефсиманском, хотел бы сказать: «Да минет меня чаша сия»[77].

Дагмара. Боже, как сногсшибательно все это произносится!

Рейли. Но вы хотели выпить.

Шебурский (Рейли). Замолчи!

Савинков. Ничего нельзя узнать на будущее. Можно только верить, что провидение вложило в твои руки меч истории. Господа, я прошу выпить со мной за Ярославль, который будет русской Вандеей[78]. До скорого свидания, господа. (Уходит.)

Шебурский. Ему я слепо верю.

Рейли (Сильвии). Вы хотели информации? Всего три слова. И пусть мистер Фрэнсис успокоится на этом: «Москва у нас в руках».

Чистенькая комната в рабочей квартире. Ночью. Веснин, Иволгин.

Иволгин. Ты посиди еще немного. Мы одни в доме. Хозяйка у всенощной, муж на дежурстве. У меня очень удачная конспиративная квартира. Ты прав… Ты прав, мой милый, я теперь, как на лезвии ножа. А что же делать?

Веснин. Но ты как думаешь, Шебурский узнал тебя и притворился, будто не припомнил, или…

Иволгин. Или так, или сяк.

Веснин. А ты сам виду не подал?.. Мог вздрогнуть или что…

Иволгин. Нет, я не вздрогнул. Видишь ли, Матвей, я самый заурядный человек, но когда нахожусь среди них, то такая выдержка, что сам дивлюсь.

Веснин. Сергей, тебе бывает страшно?

Иволгин. Нет, очень устаешь. Нервы не выдерживают. Интеллигент. А впрочем, мне интеллигентность даже пригодилась. Я, брат, выламываю из себя такую белую кость, что ты плюнул бы. А вообще, дружок, трудновата жизнь контрразведчика. Что пишет Оленька?

Веснин. Скучать ей теперь некогда — вот что пишет.

Иволгин. Она в самом Царицыне или при частях?

Веснин. В подвижном отряде.

Иволгин. Будет человеком. Как хлеб?

Веснин. Разве не знаешь? Пошел. В Москве паек прибавился.

Иволгин. Ты Олю любишь?

Веснин. Скажет такое! Тебе зачем?

Иволгин. Всякое может случиться… останется одна. А ты чудесный человек.

Веснин. Вы — люди интеллигентные. Найдет почище Веснина.

Иволгин. Эх, Веснин! Интеллигентность — в натуре человека. Настоящая, не книжная.

Веснин. «Останется одна»… Мысли у тебя какие- то…

Иволгин. Я теперь на деле понял то, о чем нам говорил Феликс Эдмундович. «С исторической сцены уходит целый класс… и подобру-поздорову он не уйдет». Ну вот, ты слушай. Я вошел только в одну из белогвардейских организаций, а их много. Я чувствую, что в Москве существует огромный заговор, поставлен он искусно. Мне до сих пор верили, посылают на диверсионную операцию огромного значения. А что я знаю? Положим, офицерскую организацию можно ликвидировать сегодня ночью, а дальше что? Да, готовится вооруженное выступление, но кем? Да, оно будет, но когда — не знаю. Черт знает, как бессвязно говорю. Как поживает наш Барабинский?

Веснин. Кухарка одолела. Венчаться хочет. Вот какая неожиданность.

Иволгин. Ну, это небольшое горе. (Улыбка). Ну, тебе пора, Матвей, ты не постесняешься передать привет товарищу Дзержинскому?.. Нет, не надо. Служба. Словом, жду тебя до двенадцати ночи с его приказаниями. К тому, что мною написано, прибавь, что не знаю, раскрыт я или нет. Эх ты, Веснин… Ну ладно, ты иди. Жду. Лягу, подремлю. Стукнешь, как всегда, в окошко. Иди, торопись.

Веснин уходит. Иволгин положил под подушку пистолет. Лег. Встал, погасил свет. После затемнения — в дверях Рейли и двое сопровождающих.

Рейли (сопровождающим). Возьмите пистолет, он под подушкой. Садитесь, товарищ Иволгин, будем разговаривать. Вы, господа, постойте рядом с ним, потому что люди в подобном положении делают отчаянные вещи. Вашего связного (усмешка), товарищ Иволгин, я пропустил невредимым.

Иволгин. Странно, почему же вы его не тронули?

Рейли. У меня есть свои виды. Но об этом дальше. «Союз защиты родины и свободы» вы, конечно, провалили. Спасать его уже поздно. Операция под Петроградом тоже сорвалась. Все это делает вам честь. Ни опыта, ни школы, и две такие победы. Не ожидал, признаюсь… Но я имею в виду предложить вам выбор.

Иволгин. Не надо. Ничего не выйдет.

Рейли. Я допускал мысль, что вы именно так ответите. Но вы мне нравитесь… у вас, по-видимому, незаурядная воля, блестящая сообразительность. Должен вам серьезно, без преувеличения сообщить, что все равно Москва у нас в руках. В день, определенный нашими планами, против Советов выступит большая воинская часть, именуемая полком ВЧК. Полк долго очищался от большевистских элементов и вполне надежен. Я не говорю о соседних провинциальных городах на Волге, где действует Борис Савинков, об экспедиционных наших силах на севере. Сейчас речь идет о Москве. Здесь работают четыре, а вместе с левыми эсерами пять могущественных организаций, которые не раскрыты Лубянкой. На верху этой огромной пирамиды стою я… я и Брюсс Локкарт, а шире — могу это назвать на вашем языке — мировой империализм. Это совершенно справедливо. Вот истинное положение вещей. (Сопровождающему.) Отпустите руки. Все потеряно. Вы же понимаете, Иволгин, что если я вас посвящаю в такие тайны…

Иволгин….то живым вы меня не отпустите.

Рейли. А вам, как я полагаю, глупо жертвовать своей жизнью. Мое предложение просто и разумно — до сих пор вы работали от Чека против нас, теперь вы будете работать против Чека от нас, оставаясь чекистом. А потом вы будете у нас служить…

Иволгин. Кем? Палачом своего народа? Устраивать варфоломеевские ночи?

Рейли. Я открыл вам карты как человеку, которого считаю интеллигентным и умным. Если вы не согласны, то, значит, я чего-то не понимаю.

Иволгин. Вы не понимаете, что я большевик и русский человек.

Рейли. За что же умирать большевику и русскому человеку?

Иволгин. За идеи коммунизма.

Рейли. Очень жаль. (Сопровождающим.) Учитесь, господа офицеры. Большой характер! (Идет, от порога). И умрешь за свою идею!

Иволгин. Чего же ты кричишь! Боишься? Всю жизнь будешь бояться.

Рейли (сопровождающим). Потом выбросьте его в Яузу.

Один из сопровождающих. Богу не молишься?

Иволгин. Нет. Молитесь сами.

Выстрел. Темнота.

Большая гостиная в морозовском особняке в Трехсвятительском переулке. У одной из внутренних дверей стоят двое донельзя вооруженных часовых. На одном из столов устроен узел связи. За окном — шум мятежной толпы. Спиридонова, Попов, телефонист.

Спиридонова (диктуя Попову). «Всем, всем, всем…»

Звонок.

(Задумывается.) «Всем, всем, всем».

Попов (нервозен, груб). Мария Александровна, скажите что-нибудь еще — телеграф на Мясницкой[79] в наших руках. Там ждут.

Спиридонова. Пишите с новой строчки: «Мы…».

Попов. Что — мы? Кто — мы?! Скажите, наконец, как мы называемся.