Локкарт. Так надо. На севере будут громадные события.
Рейли (Локкарту). Представь меня твоим друзьям.
Локкарт. Разрешите вам представить…
Савинков. Но, господин Массино, мы знакомы.
Локкарт. Массино такой же коммерсант, как граф Шебурский — красный. (Представляя.) Это он украл у немцев основной секретный код их военного флота. Весь мир был изумлен. Офицер нашей разведки — Сидней Рейли.
Рейли. Вы как раз тот, кто мне здесь нужен.
Савинков. Я — вам?
Локкарт. Разведка — спутник мировой политики. Такие люди, как Рейли, могут наделать много неожиданностей красному правительству, вплоть до войны.
Савинков. Боже мой, приятно познакомиться.
Рейли. Мне русская проблема вполне ясна. Здесь надо действовать так же, как действует наша цивилизация в Китае. Я сам отчасти русский, но все равно, эти краснокожие не вызывают во мне ни одного человеческого чувства. Их власть — одни декреты. Это митинг, а не государство. Надо убрать ораторов, и митинг кончится.
Савинков. А мы чего хотим?
Рейли. Хотеть — одно, уметь — другое. Пока они не успели создать свой настоящий правительственный аппарат, неопытны, наивны, доверчивы, их можно уничтожить одним умелым заговором. Наша миссия в России имеет все шансы на успех, но надо торопиться. (Локкарту.) Когда ты переезжаешь в Москву?
Локкарт. Я еду на днях. Пулл торопится. Американцы не хотят плестись в хвосте событий.
Рейли (Савинкову). Встретимся в английской миссии.
Шебурский. Встретимся — и что же?
Рейли. Милый друг, мы едем в Москву не для того, чтобы открыть салон со стихами Бальмонта[63] и музыкой. Впрочем, салон открыть придется, но музыка будет другая. До скорой встречи, господа.
Савинков и Шебурский уходят.
Локкарт. Ты мастер на чудовищные авантюры, Рейли!
Рейли. Заговор Локкарта — это войдет в историю Европы.
Локкарт. А если этот заговор провалится?
Рейли. Нашей русской клиентуре будет плохо. Только и всего.
Локкарт. Мне, может, не улыбается перспектива быть расстрелянным…
Рейли. Этого не случится.
Локкарт. Почему же ты так думаешь?
Рейли. Из Лондона сейчас не выпускают в Россию группу русских эмигрантов-большевиков. Их выменяют на твою персону. Никакого риска.
Локкарт. А ты?
Рейли. Я — разведчик. Меня не выменяют. Терпеть не могу минорные мотивы.
Локкарт. А вдруг сорвется и не выменяют?
Рейли. О мой бог! Чего ты боишься? Это правительство слетит, само собой. Пойми же.
Локкарт. Но они держатся четыре месяца и не слетают.
Рейли. Четыре месяца! Как долго! Не смеши меня.
Локкарт. И вся страна покрылась Советами.
Рейли. Советы — это только временное увлечение безумной черни. Я заявляю тебе как разведчик: никаких Советов нет в действительности. Есть политические интриги. Так и только так я информирую Лондон.
Локкарт. Рейли, ты дьявол!
Рейли. Если мы с тобой, как умные и энергичные англичане, не воспользуемся моментом, Россия уплывет в другие руки. Нефть, лес, пшеница, уголь… Что Индия и Африка по сравнению с богатствами России!
Локкарт. Нефть, лес, пшеница… Рейли, ты дьявол! Ты меня втягиваешь в чудовищную авантюру.
Рейли. Заговор Локкарта — это войдет в историю Европы.
Эпизод второй
Комната. Архибогатая обстановка. Вечер. Оля, Веснин, Барабинский, Ладогин.
Ладогин (нехотя и смущаясь, читает наизусть с подсказками «Бесы» Пушкина).
«Бесконечны, безобразны,
В мутной месяца игре
Закружились бесы разны,
Будто листья в ноябре…
Сколько их! куда их гонят?
Что так жалобно поют?
Домового ли хоронят,
Ведьму ль замуж выдают?
Мчатся тучи, вьются тучи…».
Но я последний стих не доучил, на дежурство нас подняли. Короче говоря, обстановка одинаковая. «Мчатся тучи, вьются тучи…»
Барабинский. Детские стишки. Дроби надо проходить скорее, но и правописание. Я в чертей не верю.
Оля (Барабинскому). А вы скажите нам, что мог Пушкин подразумевать под бесами?
Барабинский. Подразумевать?.. (Неуверенно.) Царский гнет.
Веснин. Гнет тут ни при чем.
Барабинский. Если ты такой начитанный, ответь.
Веснин. Меня не спрашивают.
Ладогин. Можно высказаться? Мы, чекисты, стоим на страже социалистической революции. Так? Так. Кругом же всякая нечисть, «бесконечны, безобразны», то есть буржуи, анархисты, царские генералы, эсеры и спекулянты. «Закружились бесы разны». Так или не так?
Веснин. Чудак! Тут говорится про какое время?.. «Сбились мы, что делать нам?»
Ладогин. Что делать? Революцию делать.
Оля. Елизар, вы чудный! Бесы — это темные силы жизни, стоящие на нашем пути.
Барабинский. Стишки мы проходили в церковно-приходских училищах. Ты, Оля, налегай на подготовку.
Веснин. А ты, Артем, куда стремишься?
Барабинский. В Максимы Горькие не собираюсь… Застряли на одном стихе.
Оля. Будем писать диктовку. Тетради у всех? (Диктует.) «Чуден Днепр при тихой погоде…»[64].
Входит Иволгин.
Иволгин. Просвещаемся?.. Прекрасно. Но занятия придется отложить на некоторое время. Оленька, мне необходимо поговорить с товарищами.
Оля. Знаю. (Уходит.)
Иволгин. Сегодня меня вызвал Александрович…[65] Он меня вызвал и сказал: «Локкарт. Отвечаете головой. Вокруг него ютятся подозрительные лица — надо присмотреться. Можете подобрать людей в помощь. Это указание Дзержинского».
Ладогин. Своих мало, за чужих отвечать. Что за птица?
Иволгин. Дипломат.
Веснин. А что с ним делать?
Иволгин. Что делать — видно будет… Я назвал вас троих. Веснина возьмем для связи. Мне придется действовать в роли контрразведчика. Поучимся, если этого требует революция. Тебя бы, Елизар, я взял в свои помощники… Желаешь?
Ладогин. С мировой буржуазией я еще дела не имел. Пожалуйста.
Барабинский. А я куда же?
Иволгин. Тебе придется непосредственно присматривать за господином Локкартом.
Барабинский. Легко сказать — присматривать. Задача…
Иволгин. Нелегкая, конечно. Сейчас мы засядем на неделю и выработаем оперативный план. С этого дня мы на Лубянку ни ногой, а потом и эту квартиру покинем.
Веснин. А как же Оля?
Иволгин. Оля будет нас кормить. (Зовет.) Ольга!
Входит Оля.
Ты будешь нас кормить недельку.
Оля. Нет, Сергей, я не хочу… не в состоянии! Если я ни на что больше не гожусь, как варить селедку, то надо это мне сказать. Я вам чужая, да? (Слезы.) Вот и скажите. Я уйду.
Иволгин. Оля, пойми, у нас особая работа… когда ни другу, ни брату…
Оля. А меня не надо понимать? Что я такое? Отломанная ветка? Растение без почвы, без внимания… Ты — брат, а что ты знаешь о том, что делается у меня в душе…