Затемнение

В огромной, загроможденной богатой старой обстановкой комнате Насти утром того же дня. Гвоздилин на пороге. Настя рассматривает отца.

Гвоздилин. Что же ты молчишь, Анастасия? Я не прошу тебя, чтобы ты кидалась мне на шею с воплями радости. Отнюдь. Но ты хоть руку отцу протяни.

Настя (мило и ласково). Здравствуй, папочка.

Гвоздилин. Постарел?.. Общипался?..

Настя (по-прежнему). Нет, ничего… мужчина как мужчина. Где же твои чемоданы?

Гвоздилин. С коркой из Ялты до Москвы… с коркой хлеба, говорю, в кармане ехал твой отец. А жил там хуже турецкого святого.

Настя. Странно.

Гвоздилин. А у тебя, дитя мое, можно даже сказать, полный будуар… альков… изящно. А что тебе странно?

Настя. То странно, папочка, что ты миллионы наши увез, а сюда с коркой хлеба приехал? Ограбили?

Гвоздилин (подумавши). Попал я в пути, когда мы бежали на юг, попал под реквизицию. Латыши настигли нас и все, что было на руках, беспощадно реквизировали. А кто тебе сказал, что я увез какие-то миллионы?

Настя. Кто?.. Дворник. Он ведь твой верный пес.

Гвоздилин. Из всех слуг моих один Абдула верным остался.

Настя. Сейчас кофе сварим. Пирожки мне девчонка приносит… те же, что были в Москве пять лет тому назад… Филипповские[42]. Пойди умойся, отряхни прах с ног. Ты находишься в родном гнезде.

Гвоздилин. Эх, «родное»… Рыдать хочется. (Уходит.)

Настя. Принесли тебя черти, папочка! Где же я его помещу? Пока тепло, пускай на чердаке живет. Прежде там студенты ютились и даже довольны были.

Звонит телефон.

(Берет трубку.) Алло… (Сердится.) Чего тебе? Сейчас ко мне нельзя, у меня чужие… Ни в коем случае не приходи. Категорически запрещаю. (Положила трубку.)

Входит Гвоздилин.

Отряхнул прах, папочка?

Гвоздилин. Теснота какая… А помнишь, Настя…

Настя. Ты, дорогой мой, знай нижеследующее: я ничего не забыла, но и помнить ничего не хочу.

Гвоздилин. Тоже умно.

Настя. А жить ты будешь наверху.

Гвоздилин. Но выше, кажется, некуда.

Настя. Чердак, папочка. Не удивляйся, его у нас студенты снимали и радовались.

Гвоздилин. И я буду бога славить. Теперь скажи, Настя, чем пропитание добываешь? Прости за прямоту. Кофей, пирожки, духи «Коти»…[43]

Настя. Ты меня бросил, родной, в адское время и не сказал, чем мне одной жить. А теперь что спрашивать? И неучтиво с такими вопросами обращаться к молодой интересной особе. Но если все-таки тебя фамильное чувство и гордость волнуют, то знай, что основным своим капиталом я считаю порядочность. Хочу вовремя и удачно выйти замуж.

Гвоздилин (растрогался). Дай с приездом… расцеловать тебя! И кровь моя, и рассудок мой.

Настя. Давай, папочка, поменьше сближаться.

Гвоздилин. Безумная! Неужели ты отца во мне не видишь, волнения не испытываешь?

Настя. Очень мало испытываю. В мечтах я тебя люблю, а в реальности мы люди разных эпох. Учти, например, что я на Казанском вокзале уборщицей работала.

Гвоздилин. Деточка моя…

Настя (с нежной укоризной). А ты мог бы от миллионов гвоздилинских маленький кусочек деточке отломить…

Стучат.

Вот и пирожки… Обожаю пожрать! Войдите.

Входит Валерик.

Я сказала: нельзя.

Валерик. Кто это?

Настя. Мой отец.

Валерик. А ты сказала — чужие.

Настя. Для тебя — чужие, для меня — родные. Познакомься, папа, Валерик Сестрорецкий. Просит руки, но безнадежно юн.

Гвоздилин. Видал вас, молодой человек, на заре. Выпивши вы были… зело.

Настя. Еще не умеет… набирает силы.

Валерик. Настя, мне необходимо с глазу на глаз.

Настя. Между нами нет ничего такого, что надо скрывать от родителей.

Валерик. Тут другое… более серьезное…

Настя. Для женщины самое серьезное ее интимное реноме!

Валерик. А для мужчины самое серьезное — тюрьма.

Настя. Тебя в тюрьму? Ну какой ты мужчина!

Валерик. За мной следят.

Настя. Вот дурак. И ты ко мне приперся. Может, спрятаться думаешь?

Гвоздилин. Господа, погодите-ка, я вижу, тут действительно серьезно. Что случилось, молодой человек, говорите откровенно, могу дать полезный совет.

Валерик (со стоном). Запутался я… Никого не виню и пришел не обвинять.

Настя (грубо). Что?! Обвинять? Вон отсюда!

Гвоздилин. Настя, умерься. Кричать глупо. И вам замечу, сударь, — слезы и стоны изобличают одно бессилие. Несчастья на то и даются, чтобы испытывать нас. Что вы наделали?

Валерик. Взятку взял.

Гвоздилин. Много?

Валерик. Теперь уже почти ничего не осталось.

Гвоздилин. У кого нити дела — знаете?

Валерик. У Федора.

Гвоздилин. Кто он? Друг ваш, что ли?

Валерик. Друг всей нашей семьи.

Гвоздилин. Наш Федор?.. Который?..

Валерик. Ну да… Федор Дятлов.

Гвоздилин. Как символ зла и несчастья, как дух злобный, он людей преследует! Почему нити дела у него?

Валерик. Потому что мы в одном учреждении служим.

Гвоздилин. В каком — не секрет?

Валерик. Прежде Чека называлось, теперь — Госполитуправление.

Гвоздилин. Тушить надо.

Валерик. Как?

Гвоздилин. Я тебе денег дам… много. Найду — займу.

Валерик. Зачем?

Гвоздилин. Тебя купили, ты купи.

Валерик. Федора?

Гвоздилин. А что?

Валерик. Не могу вообразить.

Гвоздилин. Вообрази.

Валерик. Мне в голову не приходило.

Гвоздилин. Пойди домой, возьми голову в руки. Богу помолись. Да, сыночек, — господу нашему общему. А потом я тебя научу, как к такому делу можно приступить. И денег дам. Можешь много обещать, не обману.

Валерик. Спасибо вам… как луч света. Начинаю верить. Надо хорошенько подумать.

Гвоздилин. Я не обману.

Валерик уходит.

Настя. Ты какой добрый! Чего ради?

Гвоздилин. Честь фамилии берегу. Вы же вместе бешеные деньги проматывали. Еще, чего доброго, вместе отвечать придется.

Настя. Не то… не то.

Гвоздилин. Мысль наша течет по мозгам, а мозги имеют множество извилин.

Девочка вносит пирожки и уходит.

Вот и пирожки. Духовито как. Москва-матушка! Что-то мне начинает сдаваться, что я тут у вас уживусь.

Настя. На чердаке, папочка?

Гвоздилин. Зачем же только на чердаке… можно и пониже спуститься… поближе к старой московской земле. А мальчика мы вызволим. Вот увидишь, вызволим… И не как-нибудь случайно, а руками Федьки Дятлова.

Затемнение

На чердаке, где обитает Гвоздилин. Полутьма. Гвоздилин лежит на койке, спит и ему видится сон, будто пришел к нему Дятлов.