— Так о чем ты, Андрюша, хотел мне рассказать? — спросила, когда кофе и маленькие рюмочки с коньяком стояли перед нами. — Только не говори, пожалуйста, что затеял все лишь ради того, чтобы познакомиться со мной и, пользуясь моей неопытностью, взять скандальное интервью.
— Материала для скандальной статьи я более чем достаточно начерпал из твоей лекции. Если опубликовать хотя бы краткий ее конспект, весь научный мир содрогнется от негодования. У тебя что, принцип такой, везде лезть на рожон и гробить свою карьеру, практически еще ее не сделав?
— Знаешь, есть такое прекрасное чувство: ощущать себя свободной и независимой…
— Может оно и прекрасное, но, к сожалению, недоступно. Утопия…
— Как сказать… — не согласилась Татьяна. — Все в этом мире относительно.
— Личная свобода человека во многом прямо пропорциональна наличию у него денежных знаков.
— Это только так кажется, — грустно улыбнулась Татьяна. — Поверь мне, нет большей зависимости в этом мире, чем зависимость от денег. Она связывает человека крепче, нежели идеология и все остальное, вместе взятое. Но ведь мы пришли сюда не для того, чтобы обсуждать эту тему?
— Да, конечно. Давай выпьем за знакомство.
Мы тихонько соприкоснули рюмки и сделали по маленькому глоточку янтарного напитка.
— Ну что ж, несравненная Татьяна Сергеевна, должен признаться, на конференции я оказался совершенно случайно. Просто не вовремя попался под руку редактору и он, учитывая мое историческое образование, решил, что именно я должен писать материал о проблемах исследования древних цивилизаций. Я был готов к тому, что мне придется несколько часов выслушивать скучнейшие доклады. Но, услышав ваше выступление, был приятно разочарован. Все-таки нечасто удается услышать нечто новое, что в корне отличается от официальной точки зрения, особенно, если дело касается столь консервативной науки…
— Андрюша, если ты собираешься пересказывать суть моего выступления, можно этого не делать. Я еще помню, о чем говорила…
— Нет, не собираюсь. Меня заинтересовало в нем одно место, где речь шла о языческих обрядах периода трипольской культуры…
— Я уделила этому аспекту слишком мало внимания, потому что он практически не изучен. Можно только предполагать, что было во втором-четвертом тысячелетиях до нашей эры. И предположения тоже весьма условны. Приходится сравнивать обряды, описанные Геродотом в его работах о скифах, использовать другие источники более позднего времени, сравнивать и анализировать археологические находки, которых, к сожалению, недостаточно. Я имею в виду те, которые непосредственно относятся к названному мной периоду. Ведь, как ты сам, наверное, понимаешь, археологическая наука со времени своего основания и до наших дней практически не изменилась и осталась на прежнем примитивном уровне. Мало кто из ученых станет копать в местах, где нет надежды отыскать что-то действительно ценное. Я подразумеваю денежный, а не культурный эквивалент. Сами раскопки стоят очень дорого. Потому и копают, в основном, как в старые добрые времена, скифские курганы, где имеется хоть какой-то шанс отыскать золото…
— То есть, наши мудрые ученые на самом деле ничем не отличаются от обыкновенных золотоискателей?
— По большому счету — да. Конечно, есть фанатики, которые действительно занимаются наукой. Но таких — единицы и, естественно, их никто не финансирует. Все держится на голом энтузиазме. А на нем, как известно, далеко не уедешь. Когда нечего кушать, энтузиазма надолго не хватает…
— Тебя же что-то заставляет заниматься совершенно бесперспективным и неблагодарным делом? Или это так, чисто ради юношеского протеста?
— Я - особый случай. У меня есть возможность заниматься любимым делом и изучать лишь то, что мне самой интересно…
— Счастливая… Значит то, о чем ты сегодня говорила на лекции, тебя, в самом деле, интересует?
— А как же иначе? Но к чему этот допрос?
— Должен же я знать, с кем имею дело?
Она допила остаток кофе, помешала ложечкой гущу. Я подозвал официанта и попросил повторить заказ.
— Помнится, в своем докладе ты говорила о местах, в которых арии строили культовые сооружения…
— Да, в "Ведах" упоминается, что храмы возводились в местах отдаленных, хорошо защищенных и почти всегда на берегу реки…
— А есть возможность, хотя бы теоретическая, что какие-то из них сохранились до наших дней?
— Вряд ли. Во всяком случае, я о таком ничего не слышала. Но… — призадумалась она, — Я же говорила, что их, по сути, никто никогда не искал. Ведь никаких материальных ценностей в таких местах быть не может. Соответственно, официальной науке они неинтересны.
— Если бы ты узнала, что такое место существует, тебя бы это заинтересовало?
Татьяна поставила чашечку на блюдце и внимательно посмотрела мне в глаза.
— Тебе что-нибудь известно?
— По реакции вижу, что заинтересовало бы…
Я улыбнулся и закурил сигарету из ее пачки. Доставать "Приму" в кафе и при такой даме было как-то неудобно.
В процессе беседы меня терзали сомнения: стоит ли рассказывать Татьяне о Монастырище? Речь шла вовсе не о доверии сногсшибательной тайны. Об этом месте знали многие, особенно после нескольких моих публикаций. Правда, особо им так никто и не заинтересовался. Местные историки упрямо не желали признавать его историческим памятником, а остальным и подавно было наплевать. Если по правде, я и сам уже начал сомневаться в достоверности той, вполне возможно, бредятины, которую излил на страницы родной газеты. Но речь милой дамочки пробудила былые эмоции и почти погасший интерес.
— Понимаешь, Танюша, мне кажется, я знаю о таком месте. И знаю о нем не один я. Оно прекрасно известно местным археологам, историкам, некоторым журналистам. Но по какой-то неведомой мне причине это место совершенно никого не интересует. Одни называют его скалой с причудливо выветренными камнями. Другие считают, что для историка там нет ничего интересного по той причине, что один археолог сделал пробный шурф и не обнаружил керамики. В общем, "эрозия", выветривание и тому подобное. Несколько лет назад я сделал несколько публикаций, одна была даже напечатана в республиканской газете, но, опять-таки, тема никого не заинтересовала. А место, как на мой непрофессиональный взгляд, уникальное. В своих материалах я называл его даже более значимым, чем египетские пирамиды, учитывая, что оно, как минимум, на две тысячи лет древнее их…
— Что оно собой представляет? — перебила мою сумбурную речь Татьяна, и по интонации я угадал неподдельное любопытство.
— Гора высотой тринадцать метров с плоской вершиной, площадью, примерно, пятьдесят на двадцать метров, выложенная из огромных тесанных гранитных блоков. На вершине расположены громадные каменные изваяния. Сейчас трудно определить, кого они изображают, но… Кстати, это место находится в глубокой ложбине на берегу реки…
— И как далеко отсюда?
— Около сотни километров по ужасно плохой дороге… Но я не могу гарантировать, что все, описанное мной в газетах, соответствует истине. Не исключено, что я выдавал желаемое за действительное, и мои гипотезы гроша ломаного не стоят. Я же не специалист. Может и в самом деле обыкновенная скала? Тем более, что в том месте гранитный щит находится у самой поверхности и во многих местах выступает над землей…
— Это ничего не значит. Храмы и капища строились из подручного материала. Если есть камень — из камня, если нет — из земли или дерева…
— Имеется еще одно "но". Каменные глыбы, из которых сложена гора, иногда я называю ее пирамидой, настолько велики, что и современная техника вряд ли сможет поднять хотя бы одну из них. К тому же, местность вокруг вязкая, болотистая…
Столь сильный аргумент также не сломил молодую ученую. Получалась парадоксальная ситуация. Даже не увидев, о чем идет речь, она стала ярой защитницей моей теории, тогда как я, поневоле, выступал в роли скептика. Да, видно жизнь эту крошку раньше никогда не обламывала… Иначе от оптимизма не осталось бы и следа. А он выпирал из нее столь мощными струями, что впору было самому заразиться. И ничего хорошего это не сулило. Я считал себя достаточно опытным, чтобы, ломая копья, бросаться на ветряные мельницы.
