— А вы все в трудах, Геннадий Сергеевич, — позабавился, опустив стекло. — Ни минуты покоя…

— Работа такая… — вяло оправдывался бравый капитан Ященко.

— "Наша служба и опасна, и трудна…"

Он криво улыбнулся и покатил дальше, в сторону райцентра, казалось, напрочь забыв, что еще минуту назад собирался свернуть к дому председателя.

— У тебя здесь обширные знакомства… — заметила Татьяна.

— Работа такая… — не отдавая отчета, повторил фразу капитана и нажал на газ.

Деревня осталась позади. Вокруг расстилалась голая степь с холмами и далекой лесополосой.

Картинка действовала умиротворяюще. Неровная брусчатка уводила нас вдаль от людей, а значит, от неприятностей. Самое время расслабиться и приготовиться к встрече с чудом, дарованным природой, а, возможно, и нашими очень далекими предками. Я снова ощутил неосознанную внутреннюю дрожь, которая всегда охватывала меня, когда я приближался к Монастырищу.

Только я слишком рано успокоился. Отголоски событий прошлой ночи преследовали меня с завидным постоянством.

Едва я собрался свернуть на грунтовку, ведущую непосредственно к цели нашего путешествия, из придорожных кустов выбежало некое растрепанное чучело и бросилось наперерез автомобилю.

Я чудом успел нажать на тормоз. Автомобиль завизжал, содрогнулся и остановился в нескольких сантиметрах от новоявленной Анны Карениной.

— Ты что, очумела? — вызверился я, высунувшись из бокового окошка.

Когда пыль рассеялась, моему взору предстало жалкое существо с растрепанными волосами, в разодранном на плече платье и огромным фиолетово-желтым фингалом под глазом. Одна рука девушки опиралась на бампер автомобиля, другая цепко вцепилась в миниатюрную дамскую сумочку. Глаза у нее были испуганными, словно у затравленного кролика. Она вряд ли соображала, что делает…

Что-то в ее облике показалось смутно знакомым, но я был слишком взволнован, дабы углубляться в выяснение нюансов.

— Тебе что, жить надоело? — набросился на девчонку со стандартной фразой водителя к нерадивому пешеходу.

Девушка несколько раз всхлипнула, из ее глаз, промывая на запыленном лице белые дорожки, покатились слезы.

— Увезите меня отсюда! — взмолилась она.

— Куда увезти? — не понял я.

— Куда-нибудь, не то он убьет меня…

— Кто убьет?

— Федька!

Мою память вспышкой озарило просветление.

Только этого не хватало…

Час от часу не легче…

И что за день такой выдался?

— Катька?

Девчонка перестала всхлипывать. По эмоциям, которые нарисовались на ее лице, стало понятно, что обрывки ее смутных воспоминаний также начинают складываться в единое целое. Наконец, длительный и мучительный процесс завершился: до того растерянное и испуганное лицо озарилось радостной улыбкой.

— Андрюха! Ты? Вот здорово! А ведь Федька из-за тебя мне морду набил!..

— Если не ошибаюсь, это жена заведующего фермой? — деланно равнодушным голосом поинтересовалась Татьяна.

— Ошибаешься, — поправил ее. — Это Катька, невеста сына председателя.

— М-да… Нет слов…

Дабы отгородиться от окружающего кошмара ученая дама нацепила темные очки и углубилась в собственные мысли. Наверное, я опустился в ее глазах ниже некуда.

— Андрюша, родненький, возьми меня с собой… — упрашивала Катя, а я не знал, что ей ответить.

— Но ведь мы никуда не едем…

— Мне все равно, лишь бы Федька меня не нашел…

— Таня, что делать? — обратился к спутнице.

— Не знаю, сам решай. Твои женщины, ты и разбирайся, а меня разбудишь, когда приедем…

Вот так всегда!

Легче всего взвалить ответственность на другого, а самой изображать гордое негодование…

— Ладно, садись, — сухо бросил Кате, не столько желая ей помочь, сколько ради того, чтобы досадить Тане.

— Что ты делаешь? — слезно взмолился Илья. — Ведь Федька нас теперь всех уроет.

— И так уроет, — успокоил друга. — Хуже все равно не будет.

Я свернул на грунтовку и мечтал лишь об одном, чтобы это приключение оказалось последним…

Урочище, как и всегда раньше, открылось неожиданно.

Обогнув жиденькую лесополосу, грунтовка некоторое время петляла пыльной равниной, а затем внезапно раздваивалась, левой частью уходя вдоль пологого ската, тогда, как другая ее часть ныряла в глубокий овраг, частично скрытый густой зеленью кустов и деревьев.

Увидев такое буйство природы, даже непосвященный человек догадался бы о близком присутствии воды. Мне не надо было догадываться, я и так знал, что внизу протекает река.

— Ты куда? — заметив, что я не собираюсь сворачивать, занервничал Илья. — Там мы не проедем.

— Все будет окей! — заверил друга.

Автомобиль весело скатился вниз, затем едва заметной тропинкой, миновав несколько скудных крестьянских огородов, буквально вонзился в тесно переплетенные ветви деревьев.

Мы оказались словно в длинном туннеле. Видимость ухудшилась, иногда ветки полностью заслоняли лобовое стекло, сорванные листья щедрым зеленым дождем сыпались на капот. Продираться приходилось почти наощупь. Колея была неровной, местами болотистой. Иногда колеса пробуксовывали в жиже, но я успокаивал себя мыслью: коль здесь удалось проехать моей "Таврии", то японское чудо выберется и подавно.

Вот и злополучное место, на котором во время предыдущей поездки у "Таврии" дважды глох мотор. Я окрестил его контрольно-пропускным пунктом, своеобразным стражем Монастырища. Захочет — пропустит, не захочет…

Как будет в этот раз?

Узкая расщелина, вероятно, русло небольшого ручейка, забросана гранитными булыжниками и сухими ветками. Визуально этакое подобие моста не внушало доверия, но я уже дважды испытывал его на прочность и потому уверенно направил автомобиль на ненадежный настил.

Раздался неприятный треск, колеса прокрутились вхолостую, мотор надрывно взвыл, когда я надавил на газ. Некоторое время он, как бы раздумывал, стоит ли и дальше терпеть издевательства над собой? И, похоже, склонился к отрицательному ответу: нервно зачихал, по корпусу автомобиля пробежала мелкая дрожь. Но вот передние колеса сцепились с травой на противоположном краю расщелины. "Джип", пару раз дернулся, словно споткнувшись, и выкарабкался на ровное место.

Двигатель вздохнул с облегчением и снова заработал в привычном размеренном ритме.

Вместе с ним вздохнул и я.

Хоть я и причислял себя к разряду здравомыслящих людей и особо не доверял мистическим россказням, по поводу Монастырища у меня сложилось особое мнение. И я искренне радовался, что оно пропустило нас к себе добровольно.

Правда, могло случиться и такое, что утомленный веками древний страж просто-напросто проспал наше вторжение…

Вскоре после того, как мы миновали расщелину, кусты расступились, и под ярким светом полуденного солнца перед нами открылась панорама полукруглого амфитеатра с величественной пирамидой посредине. С трех сторон амфитеатр окаймлялся круто уходящим вверх земляным склоном, а с противоположной стороны, на другом берегу реки, высилась обрывистая гранитная стена.

— Это и есть то, что мы называем Монастырищем, — сказал Татьяне.

Позабыв недавнюю обиду, девушка приникла к стеклу. Она словно пыталась впитать взглядом каждую частицу окружающего пейзажа.

Я даже пожалел, что выбрал этот путь, лишив ее возможности насладиться видом сверху. Но поразмыслив, что она еще успеет все увидеть, успокоился.

Обогнув амфитеатр у самой кромки земляной стены, я подъехал к пирамиде с южной стороны, где, в отличие от преобладающей болотистой местности, было относительно сухо. Здесь Илья, когда приводил на экскурсии школьников, разбивал палаточный городок.

В сущности, это было единственное, пригодное для ночлега место.

Аккуратно, стараясь не повредить автомобиль о выступающие отовсюду камни, я загнал его в заросли камыша. С единственной целью — чтобы он был меньше виден постороннему глазу.