— Андрюша, миленький, успокойся. Мой револьвер не может никого убить. Он заряжен резиновыми пулями. Это оружие для защиты, а не для убийства.

Земля пошатнулась под моими ногами. Я в изнеможении прислонился к шершавому граниту.

В это время небо над нами разверзлось ярчайшей молнией, от грохота содрогнулась скала и тотчас тяжелые капли застучали по камням.

Федор открыл глаза и застонал.

— Вот видишь, живой… — Татьяна уже была рядом со мной и гладила мои мокрые от дождя волосы. — Ты — умница, Андрюша… Спасибо…

Она нежно поцеловала меня в губы.

Теперь Федором занимались только его друзья. Илья освобождал от пут Рыжую. Откуда-то возникла Катя, тихая, присмиревшая…

— Нужно спускаться, — сказала Татьяна.

— Да, — согласился я, хотя у меня не было ни сил, ни желания куда-то идти.

Снова вспыхнула молния, загрохотал гром. С неба уже падали не капли, потоки воды низвергались на наши головы. Но мне почему-то было приятно…

Федор стоял на ногах в каком-то неестественно-согнутом положении. С двух сторон его поддерживали Игорь и Вася. Я видел, как кровь с его головы, смешиваясь с дождевой водой, струится в каплеподобное отверстие на жертвенном камне…

А затем у меня, наверное, начались галлюцинации…

При свете очередной молнии я увидел старика в капюшоне. Причем, не на земле, а в небе. Старик был громадный. Он строго взирал на меня своими узкими глазами-щелками и угрожающе размахивал сучковатым посохом…

Теперь я знал, кто он.

Я знал, что он — Сторож. Он охраняет Монастырище. И, кто его увидит, того ожидает беда…

В этом я больше не сомневался…

Старик исчез так же внезапно, как и появился. А вместе с ним куда-то подевались и тучи.

Гроза прекратилась.

Надо мной было чистое бездонное небо с мириадами разнокалиберных огоньков-звезд и огромной круглой луной посредине. Луна была совсем рядом. Зависла над самой головой. И я испугался, что она вот-вот свалится и раздавит меня, словно букашку.

Она манила к себе, притягивала, и я едва нашел силы, чтобы оторвать взгляд от ее пылающей твердыни…

Вокруг, вроде бы, все было, как и раньше.

Танина рука по-прежнему лежала на моей голове. Илья с Рыжей застыли на том же месте, Игорь с Васей так же поддерживали Федора под руки. Но что-то все же изменилось.

Я не мог сообразить, что именно?

Конечно же, прекратился дождь…

Однако, не это главное…

Картинка казалась нереальной, неестественной.

Ах, да, освещение…

Я видел все в каком-то призрачном синевато-зеленом свете…

Затем мой взгляд переместился на жертвенный камень.

Кровь с раны Федора по-прежнему стекала в каплеподобное углубление. Каждая капля, попадая в наполненную водой воронку, тотчас вспыхивала ярко-зеленым огоньком, и таких огоньков уже мерцало неимоверное множество. От их переливчатого света рябило в глазах…

И вдруг все они взметнулись вверх, закружились неистовым вихрем, заслонили собой все вокруг…

Поначалу движение мерцающих светлячков было беспорядочным и непредсказуемым. Однако вскоре я начал угадывать некое подобие системы.

Крохотные огоньки сталкивались и отскакивали один от другого, словно бильярдные шары, потом столкновения прекратились и они перемещались независимо один от другого, но меня ни на миг не покидала уверенность, что все они прочно связаны между собой.

Затем мне показалось, что небо опустилось еще ниже и звезды, до сих пор молча созерцавшие бешеную карусель, вдруг также пришли в движение.

Все смешалось в полнейшем хаосе.

Теперь уже невозможно было отличить светлячки от настоящих звезд. И меня озарила гениальная идея: их и не нужно отличать, потому что, и капельки крови, и небесные светила, по сути, являются одними и теми же частицами необъятной Вселенной.

Ужасный гром снова потряс все вокруг. Он словно призвал мерцающий хаос к порядку. Светлячки сразу же присмирели и послушно выстроились в уже знакомую мне спираль.

Перед нами разверзлась ее громадная горловина, а дальше все терялось в непостижимой, пугающей разум, бесконечности.

А потом началось непонятное.

Я увидел, как Илья и Рыжая, они ближе всех находились к горловине, стали расплываться и рассыпаться на такие же мерцающие светлячки. Еще некоторое время они сохраняли привычные контуры, пока могучий вихрь не рассыпал их, разметал и безжалостно засосал в черное небытие.

То же самое случилось с Катькой, Федором и его друзьями. Только что были нормальные живые люди и вдруг — пыль, прах, и ничего…

С ужасом посмотрел на Татьяну, и полнейшее отчаяние овладело мной.

Я не увидел живого лица, лишь только множество мерцающих зеленых точек. Перевел взгляд на наши переплетенные руки, но и рук не увидел. Они рассыпались на глазах, и уже невозможно было разобрать, где находятся частицы меня, а где частицы девушки?

Затем сознание тоже распылилось на атомы.

Каждый из атомов вопил, протестовал, и был бессилен что-либо изменить…

Пока частицы меня находились рядом и еще могли контактировать между собой, я чувствовал, как меня, словно пылесосом, засасывает вовнутрь Вселенной. Но с каждым мгновеньем контакт становился слабее и, прежде чем все поглотила вселенская тьма, остатки моего разума успели констатировать, что меня больше не существует…

Ушлыми ребятами оказались эти шаманы, жрецы, или как их там еще…

Если они мне не пригрезились и не являются плодом моей нездоровой фантазии, то по части промывки мозгов дело у них поставлено на такой уровень, что, куда там нынешним идеологам вместе со всеми спецслужбами браться.

Хотя, если быть точнее, речь идет даже не о промывке мозгов, а о полном извлечении из них той информации, которая, по мнению, служителей культа, в случае распространения могла причинить им вред или же просто доставить ненужные хлопоты.

А потому очнулся я с совершенно стерильной памятью.

Только тогда я об этом и не подозревал.

Лишь, когда мне сказали, что наша компания отсутствовала несколько недель, я понял: с моей памяти самым наглым образом изъят весьма существенный промежуток времени. Я прекрасно помнил, как мы начали рассыпаться в прах и все, что было раньше, затем, как логическое продолжение — пробуждение на том же месте, в той же компании.

Правда, вместо привычной одежды, на нас были непонятные балахоны желтовато-серого цвета…

Но не это поразило меня больше всего.

Я удивился, что первым, кого увидел, был бравый капитан милиции Ященко. Рядом с ним находился озабоченный Андрей Павлович, а чуть поодаль крутилось еще несколько блюстителей порядка…

Потом до меня начало кое-что доходить, и я серьезно струсил, вспомнив, что накануне стрелял в Федора. Значит, я на самом деле убил его и теперь менты явились, чтобы арестовать меня?

Но, нет…

Федор, вот он, совершенно здоровый, улыбается, словно идиот, и, похоже, также не может сообразить, что послужило поводом для столь пристального внимания к нашим особам.

— Батяня, ты, чего здесь делаешь? — наконец, не выдержав, спросил он.

— Чего-чего… Тебя дурака ищу…

Андрей Павлович старался выглядеть спокойным, но чувствовалось, что показное спокойствие дается ему с большим трудом.

— Разве что-то случилось?

— Да как тебе сказать?..

Он, вероятно, понял, что не следует нас сразу шокировать, и решил подготовить. А потому, убедившись, что мы целы и невредимы, беззастенчиво прогнал милиционеров, заметив при этом, что с него причитается, а также добавив, мол, не дай Бог, кто-нибудь проболтается об увиденном. Он уж постарается, чтобы виновник вылетел с работы с "волчьим билетом" и без выходного пособия. В авторитете председателя сельсовета не сомневался никто, понятливые милиционеры согласно закивали головами и скрылись с глаз долой.

Все мы чувствовали себя пришибленными.

Может, я беру на себя большую смелость, утверждая подобное, но именно такое чувство прочитывалось на лицах всех, без исключения, членов нашей компании. И именно такое чувство преобладало надо мной.