Иная легенда гласит, что у местного пана Требинова забеременела дочь и, дабы никто из местных жителей не узнал о позоре, он держал ее здесь в затворничестве, пока она вынашивала ребенка.
Вариант предыдущей легенды ведает о том, что монахини, совершившие грех прелюбодеяния, отбывали в урочище наказание и тяжелым трудом искупали вину перед Богом.
Еще одна версия предполагает совершенно противоположное: здесь селились бесплодные девицы и целебный воздух, настои из редких трав, растущих только здесь, помогали им исцелиться от недуга.
Что же касается названия урочища, по преданию, все тот же пан Требинов, якобы, собирался строить здесь монастырь. Построить не построил, а название Монастырище осталось…
— Здесь может быть клад? — лишь только Илья закончил, оживилась невеста фермера. — Вот здорово! Мы его найдем?
— Успокойся, Катюша, — остудил ее пыл. — Если бы здесь было что-то ценное, его давно бы уже отыскали…
— А кто-то спускался в пещеру? — поинтересовалась Рыжая.
— Говорят, пацаны лазили под камень. Там действительно есть дыра, а под ней что-то вроде пещеры. Однако, в пещеру никто спуститься не решился. Здесь в округе много змей, а там их, вроде бы, целое кубло…
— Фу, какая мерзость! — фыркнула Катя и придвинулась еще ближе к костру.
— А ты, Танюша, что думаешь по этому поводу? — спросил у столичной гостьи.
— Вообще-то, я и предполагала услышать нечто подобное…. - она высвободилась из моих рук, потянулась, у нее это получилось очень грациозно, достала сигарету и подкурила от горящей ветки. — Легенды интересны, как этнографический материал и, хотя им, вряд ли, больше двух-трех столетий, кое-что все же проливает свет и на более древние времена…
— Что именно? — заинтересовался я.
— Ну, хотя бы то, что почти во всех легендах присутствует женщина. Также затронут вопрос плодородия. Бесплодные женщины ищут исцеления от недуга. По-моему, это все равно, что молиться прародительнице, богине плодородия. Такие обряды были распространены у древних славян и, вероятно, в более ранние времена. Образ распростертой женщины на вершине скалы также говорит о том, что люди, создавшие его, поклонялись женщине. Ведь именно женщина олицетворяла как начало жизни, так и ее продолжение в будущих поколениях…
— Ты имеешь в виду матриархат? — блеснул собственными познаниями в истории.
— Именно. Такая форма социальных отношений была широко распространена в наших краях, о чем красноречиво свидетельствуют народные предания. Во многих местах Украины до сих пор рассказывают легенды о так званых Девичь-горах. По сути, они похожи на рассказанные Ильей. Не исключено, что Монастырище в свое время также называлось Девичь-горой. Если придерживаться мнения академика Бориса Рыбакова, такие горы служили культовым местом, в котором поклонялись богам плодородия. А если ты, Андрюша, вспомнишь слова председателя сельсовета, о том, что еще его бабушка рассказывала, как здесь устраивали гульбища на праздник Ивана Купалы, то, несомненно, придешь к выводу, что гипотеза о Девичь-горе имеет под собой основание. В народе традиции и обычаи живут долго, передаются из поколения в поколение в почти первозданном виде, претерпевая лишь незначительные изменения… Конечно, я не имею в виду наше время. Раньше, до революции, деревня жила замкнутой общиной, и влияние извне было очень слабым…
— Но какое отношение имеет праздник Ивана Купалы к матриархату? — не понял я.
— Самое непосредственное. Он один из основных языческих праздников и, в отличие от остальных, мы знаем о нем не так уж мало. Языческие обряды передались нам в виде песен, сказаний. Почти все обряды праздника исполнялись женщинами. Даже разжигать костер, а он — главный атрибут празднования, могла только женщина…
— А сам Иван Купала — мужчина! — тонко подметил Илья.
Осадить Татьяну оказалось непросто. Оседлав любимого конька, она вошла в раж, и завалить провокационными вопросами ее было невозможно. Она или пользовалась нашей неосведомленностью и бессовестно грузила лапшу на уши, или, может, действительно была такой умной…
— То, что Купала — мужчина, весьма и весьма сомнительно, — авторитетно заявила ученая дама, повергнув нас в полнейшее недоумение. — Дело в том, что имя Иван появилось недавно, а поначалу праздник посвящался богине плодородия Макоше. Иногда в дошедших до нашего времени песнях Макоша упоминается вместе с Купалой: Макоша-Купала. А, что Макоша была женщиной, сомнений не возникает. Ее изображения имеются на ритуальных полотенцах, которые вышивались старыми людьми вплоть до начала двадцатого века…
Татьяна долго еще говорила о языческих обрядах и, должен заметить, получалось у нее интересно. Даже девчонки не скучали, слушали затаив дыхание. Опомнилась Таня лишь когда стало совсем темно.
— Я думаю, никто не возражает против ночевки? — спросила она.
— Если бы знать заранее, я бы палатку прихватил, — сокрушился Илья.
— У меня есть палатка и пара спальных мешков. Для вас с Андреем, а мы уж как-нибудь в машине поместимся.
— Мать не будет волноваться? — спросил у Ильи.
— А че ей? Она ведь знает, что я с вами.
На том и решили.
Палатка была двухместной из тонкой, почти невесомой, ткани, непривычной куполообразной формы. Если бы не помощь Татьяны, мы бы с Ильей с ней не справились. Мой последний опыт с туристским атрибутом относился к далеким студенческим годам, когда вместе с однокурсниками иногда устраивали вылазки на природу.
Несмотря на внешнюю невзрачность, палатка оказалась довольно вместительной.
— Ха. Да мы здесь все прекрасно поместимся!
— Не сомневаюсь, — улыбнулась Татьяна. — Если собираешься уговаривать, мол, так теплее будет, можешь зря не стараться…
— Почему? — пьяно захихикала Рыжая. — Устроим легкий перепихончик…
— Думаю, никто ничего против группен-секса не имеет?
Катька взвизгнула от восторга, Илья застенчиво промолчал.
— Боюсь, Танюша, если ты не поменяешь своих взглядов на жизнь, тебе придется спать в машине одной…
Похоже, я перегнул палку.
Таня сникла, нахмурилась, словно туча на лицо нашла, молча собрала посуду и отправилась к реке. Мне бы пойти вслед за ней, извиниться, только на меня снова что-то нашло.
Подумаешь, интеллигенточка выискалась. Уже и сказать ничего нельзя.
Пошутил, а она надулась.
И едва не рассмеялся, вспомнив пошлый каламбур о беременной женщине: "С ней пошутили, а она надулась…"
Глава четвертая
Проснулся я перед рассветом. Было еще темно. В бездонном небе искрились яркие звезды, но, казалось, сама природа нашептывала, что не долго осталось царствовать тьме и очень скоро на смену ей придет ласковый погожий день.
В распахнутую палатку проникал прохладный воздух, вокруг — тишина. Та тишина, какую можно ощутить только в последние предрассветные мгновения. Лишь очень редко ее нарушал пугливый всплеск воды или иной непроизвольный звук, который, едва раздавшись, тотчас терялся в безраздельно властвующей тиши. Даже лягушки, затеявшие вечером неимоверный галдеж, не решались нарушить воцарившийся покой.
В палатке кроме меня никого не было, что казалось странным и непонятным.
Утренняя прохлада вместе с надвигающейся сыростью тумана уже начали уверенно диктовать свои права. Поежившись, я чиркнул зажигалкой и подкурил сигарету. Стрелки часов показывали половину пятого. В свете крохотного огонька я увидел, что лежу на кое-как расстеленном спальном мешке. По-видимому, вечером не нашлось сил, чтобы упаковаться в него.
Воспоминания о вечере пробудили смутные неприятные ассоциации и я, дабы не ломать понапрасну голову, поспешил отогнать их прочь. Вот тогда-то и забилась паническая мысль: почему я один, и куда подевались все остальные?
Легкие облачка тумана уже начали скапливаться на дне долины. Воздух утратил ночную прозрачность. На смену черным ночным тонам все настойчивее надвигались серые. Звезды уже не были яркими и отчетливыми. Желтоватое мерцание поглощалось молочной бледностью, да и само небо, уступая безликой серости, больше не казалось бездонно глубоким. С каждой минутой оно опускалось ниже и кое-где оказалось напрочь связанным с землей клубящейся белесой дымкой.