– Мы ей не нравиться, да? Я понимать.

– Спасибо.

– Вы… возвращаться домой?

Изабель покосилась на тех двоих, что стояли поодаль.

– Да. Отец будет волноваться, если я задержусь.

Он нервно забарабанил пальцами по прикладу ружья, которое держал штыком к земле. Изабель понимала, что благоразумнее было бы тут же дать стрекача, но что-то не давало ей это сделать. Внезапно девушку осенило, что она даже не знает имени этого солдата.

– Как вас зовут?

– Александер. Александер Макдональд.

– Приятно познакомиться, мсье Александер.

– А вас, мадемуазель?

– Изабель Лакруа.

– Iseabail…[110]

– О нет, следует говорить «И-за-бель»!

– И-за-бель! Iseabail – это на языке моей родины.

– Вот как? Что ж, очень… мило.

– Очень мило, как вы.

Он улыбался. Но в душе Изабель нарастала тревога. Она отступила на шаг, готовая бежать, как если бы не один, а целый полк хайлендеров вдруг возник перед нею. Александер протянул руку, опасаясь, что она снова убежит. Всю ночь, пока они несли патрульную службу на улицах города, он вспоминал о ней. А теперь – подумать только! – она рядом и разговаривает с ним! Одна эта мысль наполняла сердце Александера радостью. Конечно, ему хотелось удержать ее рядом с собой подольше.

– Dinna go, please![111] Я хочу сказать вам спасибо, мадемуазель Лакруа.

Он произнес ее имя так, что Изабель поморщилась. Неужели у всех шотландцев такой ужасный акцент?

– Я делала для вас не больше, чем монахини, мсье, и не стоит говорить об этом. Особенно если вспомнить, что вы сделали для Ти-Поля…

Он передернул плечами.

– Я провожать вас до вашего… home[112]?

– До дома, – поправила девушка.

– До дома, да!

– Со мной все будет в порядке. А вам пора возвращаться на службу, я вас задерживаю!

– Со мной все будет в порядке, – радостно повторил он слово в слово ее фразу. – Я закончил. Я хочу идти спать.

Испугавшись, что она может истолковать его слова как неприличное приглашение, он поправился:

– Я быть усталый. Patrol[113] вся ночь.

Она с пониманием кивнула.

– Тогда доброй ночи, Александер!

Растревоженная и смущенная, она повернулась на каблучках. Было время отлива, и полоса обнажившегося песчаного берега блестела на солнце, как атла́с. Женщины и дети с лопатками и ведрами в руках искали на песке мидии. Чтобы не проходить мимо троих солдат в коротких юбках, ей пришлось направиться к набережной де ла Монтань. Это означало, что придется сделать приличный крюк, и Изабель совсем не радовал этот факт. Правда, пока море отступило, можно было срезать путь по отмели, через мыс Карси…

Пройдя несколько шагов, она не смогла справиться с искушением и оглянулась. Все-таки эти солдаты были… какими-то необычными… И форма у них забавная… Солдат Макдональд смотрел ей вслед, и девушка поспешно отвернулась. Она слышала от кого-то из женщин, что хайлендеры – это примитивная народность, которая живет в гористом краю с суровым климатом. Правда, их офицеры производили впечатление людей образованных и часто изъяснялись по-французски лучше, чем офицеры-англичане.

Жаль, что в корзинке пусто! Если бы она могла угостить его куском колбасы или сыра, то это был бы предлог постоять с ним подольше и узнать больше об этих… необычных людях. Но о том, чтобы вернуться, не могло быть и речи. Он мог бы подумать о ней плохо. В двух шагах впереди на дороге была глубокая рытвина. Еще шаг – и Изабель споткнулась и вскрикнула. Александер в два счета оказался рядом с ней. Поддерживая девушку под руку, он помог ей дойти до стоявшей на опорах рыбачьей лодки с покореженным бортом, о которую она и оперлась.

– Мадемуазель, вам больно?

– Наверное, вывихнула ногу. Какая же я неловкая!

– Позволите? – спросил он, приседая на корточки.

Осознав, что он хочет осмотреть ее ногу, Изабель тут же пожалела о том, что разыграла эту маленькую комедию, которая теперь грозила выйти за рамки приличий. И все же она позволила ему осмотреть левую щиколотку и даже поморщилась от воображаемой боли. Он осторожно приподнял ее ножку, держа ее своими широкими ладонями, и аккуратно коснулся сустава. Руки у него были грубые и все в занозах. Может, он еще и столяр?

Последовало непродолжительное молчание, во время которого Изабель осознала, насколько неприлично они выглядят со стороны: она стоит на одной ноге, а он, чуть ли не уткнувшись носом в ее поддернутую юбку, держит в руках ее другую ногу. Только заметив румянец у девушки на щеках, Александер понял причину ее смущения. И все же он осторожно ощупал сустав и саму щиколотку. С ногой все было в порядке, потому что мадемуазель даже не пискнула. Он поспешно разжал пальцы.

– Не больно? – решил убедиться он в своей правоте.

– Немножко… Думаю, скоро пройдет.

Он кивнул.

– А у вас все руки в ранках! – воскликнула Изабель, глядя на его руки. – Дайте я посмотрю!

Она взяла его руку и поднесла к глазам. Из ранки торчал кончик щепки. Изабель поддела его ноготком и резко дернула. К сожалению, удалось извлечь только половину занозы. Вторая попытка оказалась удачнее – из ранки появилась капелька крови.

– Нужно помыть руку и попросить кого-нибудь вынуть остальные занозы. Если этого не сделать, раны могут загноиться.

Бормоча слова благодарности, мужчина неловким движением вытер кровь о куртку. Их взгляды встретились, и пламя, которое обжигало щеки Изабель, распространилось на все ее тело. Она прикусила губку. Да что это с ней такое? Он – англичанин, враг! Может, он тоже стрелял в ее братьев, поджигал дом Мадлен и Жюльена, участвовал в грабеже кабаре «Де Говен» и совершал другие ужасы! Ей не следовало даже близко к нему подходить, а еще меньше – с ним разговаривать!

– Давайте я помогать вам идти!

– Я…

Изабель хотела возразить, но он уже обхватил ее за талию. Стоило ей ощутить запах его тела, как сердце еще быстрее забилось в груди, словно бы желая предупредить о надвигающейся опасности. Все тело ее напряглось. Он почувствовал это и отдернул руку.

– Sorry![114]

Она сделала шажок «больной» ногой, поморщилась, но останавливаться не стала. Что ж, она угодила в собственную ловушку, и теперь нужно было выбраться из нее так, чтобы не потерять остатки достоинства. Совесть ее была неспокойна. Изабель стиснула зубы, чтобы не вырвалось ругательство, которое вызвало бы у Мадлен улыбку.

– По-моему, не болит, – промолвила она, старательно избегая встречаться с ним взглядом.

– Правда?

Ради чего она рискует своим добрым именем? Господи, надо же быть такой глупой гусыней! Она ведь давно переросла возраст, когда девочки играют с мальчиками на улице в догонялки и прятки…

– Я пойду не спеша, мсье Александер, – пробормотала девушка, поднимая корзинку. – Спасибо за помощь!

– Вам точно не нужно помогать?

Она посмотрела на него. Чуть выше среднего роста, если говорить о мужчинах, но больше чем на голову выше, чем Николя… Да о чем она только думает? Разве можно сравнивать этого солдата с ее возлюбленным? С ее господином де Мелуазом? Узнай об этом Николя, что бы он подумал о ее манерах? Наверняка ему стало бы стыдно…

– Точно. Прощайте, мсье!

Шотландец отступил на шаг и поклонился. Страусовое перо у него на берете затрепетало под порывами соленого морского ветра. Когда он повернулся, чтобы уйти, клетчатая юбка вихрем взметнулась вокруг его ног. Минута – и трое шотландцев исчезли за углом дома.

Прижимая руку к сердцу, взволнованная Изабель поспешила домой.

Много дней прошло с той достопамятной встречи. Изабель не сиделось дома, и чаще всего она выходила на прогулку с корзинкой, полной деликатесов. Для нее было огромным удовольствием делиться с нуждающимися. Разумеется, накормить всех невозможно, но улыбки и радостные восклицания, которыми люди обычно встречали ее подношения, дарили девушке ощущение исполненного долга. Еще это был способ облегчить совесть. Сколько всего вкусного она съела в жизни – тающих во рту паштетов, вкуснейших мясных пирогов и рагу с зайчатиной, тортов со взбитыми сливками, румяных блинчиков, пончиков и булочек! Собственное чревоугодие мешало ей увидеть бедность, которая их окружала.