1979 год: ларец Пандоры
Поездка в Мекку для Усамы – нечто гораздо большее, чем просто способ поразвлечь себя и жену. Сейчас, в 1979 году, в его политическом восприятии мира кое-что изменяется: он теперь считает, что Аравийский полуостров следует защищать от «захватчиков». «Я заметила, что он начал воспринимать окружающий мир по-новому и как-то более широко». Усама проявляет все больше и больше недовольства по части международной политики.
В январе происходит первое из целой серии событий, которые очень сильно отразятся на судьбе Усамы бен Ладена. В начале года шах Ирана после нескольких недель массовых уличных беспорядков вынужден покинуть страну под давлением бунтарей, которыми руководит имам Хомейни. В Иране произошла исламская революция, и Усама наблюдает с удовольствием, смешанным с недоверием, за этими событиями, призванными направить Иран на «истинный путь» религии. Правители Саудовской Аравии поеживаются от страха. Их режим, выступающий за диалог с могучими западными державами – такими, как США, – делает их потенциальной целью атак исламистов.
Поскольку влияние последних на улицах городов Саудовской Аравии становится заметным, королевская семья пытается их «нейтрализовать», претворяя в жизнь требования религиозных идеологов от своего имени. На рынке в Джидде развешаны плакаты, грозящие суровой карой тем, кто будет одеваться не так, как положено. Религиозная полиция – мутава – размахивает дубинками, угрожая бесстыжим женщинам. Черные непрозрачные чулки становятся еще одним элементом одеяния женщин, чтобы у тех была скрыта вся – до единого квадратного сантиметра – кожа. Однако женщины из клана бен Ладенов решают пойти в этом вопросе еще дальше. «Многие по примеру Наджвы и моих золовок Рафы и Шейхи добавляют к своему одеянию еще и перчатки», – вспоминает Кармен. Куклы, алкогольные напитки и проигрыватели с высокой точностью воспроизведения внезапно исчезают по всей стране и становятся предметами контрабанды. Сотрудники мутавы врываются в жилища и уничтожают эти атрибуты безбожности, а виновных затем ждет кулачная расправа и тюрьма. Женщины из числа родственниц Усамы приветствуют эти благотворные изменения. «Они полагали, что мутава делает свою работу – работу почетную и справедливую. Они были убеждены, что религия слишком строгой быть в принципе не может». Лейла, которая на пять лет моложе Наджвы, вспоминает о трансформациях, произошедших с ее сестрой: «Ей не нравился мой образ жизни. Я не носила платка, скрывающего лицо, и это ей очень не нравилось. Она то и дело пыталась уговорить меня его носить»[372]. Как-то раз Кармен, разговаривая с Рафой, отличающейся своей большой набожностью, задает ей вопрос: неужели мужчины так слабовольны и так одержимы плотскими наслаждениями, что один лишь взгляд, брошенный мужчиной на лицо женщины, может понудить его совершить грех? Реакция Рафы очень даже выразительная: «Рафа посмотрела на меня с таким видом, как будто я заговорила по-китайски».
Как-то раз вечером Усама заявляет своей жене: «Наджва, мы поедем в Соединенные Штаты». Вскоре Усама, Наджва и их дети вылетают на самолете в Индиану. Там их ждет встреча с человеком, имени которого они еще не слышали. Абдулла Аззам – палестинский теолог, уверенный в неизбежности ожесточенного столкновения между мусульманским миром и Западом. Он прославился своим участием в вооруженных операциях, направленных против оккупации Палестины Израилем и организованных Ясиром Арафатом. Однако вместо следования социалистической философии национального освобождения Аззам станет разрабатывать идею панисламистского и транснационального движения, которое, как он надеется, перекроит карту мусульманского мира, оставшуюся в наследство от колонизаторской эпохи, и свергнет коррумпированные светские правительства.
Наджва, весьма далекая от подобных идей, переживает за одного из своих детей, который во время поездки заболел. Ей и ее мужу приходится обратиться в Индианаполисе к врачу. «К моему великому облегчению, любезный доктор заверил нас, что малыш […] вскоре поправится». Усама и Наджва проводят в Индианаполисе целую неделю, а затем Усама уезжает на неделю в Лос-Анджелес, оставив Наджву на одну из ее подруг. «Исходя из того, что я увидела во время этих коротких прогулок, я пришла к выводу, что американцы – добрые и любезные люди, отношения с которыми простые и приятные», – как-то раз заявляет Наджва. Она делает и другое интересное заявление: «Мы с Усамой не питаем ненависти к Америке, пусть даже мы ее и не очень-то любим».
Однако один эпизод ставит под угрозу установление «теплых отношений» с Америкой. Когда они уже покидают эту страну, какой-то невоспитанный пассажир много-много раз ходит туда-сюда перед Наджвой. Этот человек никогда не видел женщину, скрытую одеждой с головы до ног, и смотрит на нее с разинутым от удивления ртом. Более того, он разглядывает едва ли не каждый шов и каждую складку ее одежды. «Я задавалась вопросом, что же сейчас думает мой муж. Я покосилась на него и увидела, что он внимательно разглядывает этого любопытного зеваку». Друг Усамы Халед Батарфи вспоминает, что, следуя примеру этого бестактного мужчины, несколько пассажиров начали глазеть на Усаму и Наджву и даже фотографировать их[373]. Реакция Усамы на это довольно неожиданная. Как только он и Наджва заходят в самолет и, сев на свои места, начинают обсуждать только что произошедший инцидент, он шутит по поводу бестактности этого мужчины, предпочитая не возмущаться, а смеяться.
В этом же 1979 году в Саудовской Аравии происходит гораздо более драматическое событие. Пока Наджва возится со своими тремя детьми (вспоминая о том времени, она говорит: «Я в тот год почти не замечала всего, что происходило за пределами четырех стен моего дома»), в ноябре предпринимается отчаянная попытка «экспорта» произошедшей в Иране революции.
Мечеть Аль-Харам в Мекке, утро 20 ноября. Несколько сотен вооруженных людей захватывают самое большое религиозное сооружение Ближнего Востока. В этом священном месте, в которое ежегодно приезжают сотни тысяч паломников, уже в течение некоторого времени проводятся реставрационные работы. Их проведение доверено одной из лучших строительных компаний Саудовской Аравии – «Сауди бен Ладен груп». Пятьдесят тысяч человек собираются отметить наступление первого дня 1400 года – в летоисчислении от хиджры[374] – но неожиданно террористы достают оружие, спрятанное в гробах. Хотя в Мекке строго запрещено и ношение оружия, и какое-либо кровопролитие, это не мешает террористам убить одного из охранников. Это святотатство станет прологом к двухнедельной вооруженной борьбе между иранскими экстремистами и силами охраны порядка Саудовской Аравии. Террористы стремятся свергнуть правящую в этой стране династию, которую они обвиняют в том, что она «развращенная, поскольку ведет нарочито роскошный образ жизни», а также в том, что она «уничтожила саудовскую культуру посредством политики насильственного привития западноевропейского образа жизни».
После нескольких попыток освобождения заложников, приведших к гибели более чем ста человек, саудовцам приходится признать свое бессилие. Не имея возможности обратиться за помощью к своим соседям без риска утратить региональный статус и престиж, руководители Саудовской Аравии просят помочь Соединенные Штаты. Однако президент Картер пропускает их обращения мимо ушей. А вот Франция готова помочь. Французскому президенту Валери Жискар д’Эстену приходится действовать быстро, и он срочно отправляет в Мекку трех молодых сотрудников недавно созданного элитного антитеррористического подразделения французской жандармерии. После первого неудачного штурма люди, захватившие заложников, прячутся в подвалах и огромных катакомбах этого священного места, чертежей или просто планов которых ни у кого нет. Ни у кого, кроме, пожалуй, реставраторов. Прибыв на место проведения операции, французские спецназовцы видят растерявшихся саудовских офицеров, один из которых вопит перед стенами мечети: «Где бен Ладен? Где бен Ладен?»[375]
