Мира проследила за тем, чтобы к моменту их переезда все было в идеальном состоянии, и, опасаясь, что в помещениях могли быть тайно установлены подслушивающие устройства, приказала вынести всю мебель. Рояль разрубили на дрова, которые затем сожгли в саду вместе с персидскими коврами. Один из рабочих спросил, нельзя ли ему забрать ковры себе. Охранники ответили, что ни в коем случае нельзя: распоряжения Миры не подлежали обсуждению… И вот теперь эта резиденция превратилась в своего рода маленькую крепость, которую по распоряжению нового руководства страны окружили спецназовцы.

Посредник, которому поручили договориться с четой Милошевичей, начинает переговоры не очень-то дипломатично: «Эй, Слободан Милошевич! Сдавайтесь там, внутри дома, или же вы все будете убиты!» Спецназовцы, проникнув в сады, окружающие дом, находятся уже в нескольких метрах от окон. Внутри дома царит тишина. Нападающие надеются, что Милошевич сдастся. Мария советует ему поступить иначе: «Пусть эти собаки нас убьют, если у них хватит на это мужества». Мира хочет, чтобы ее муж принял решение исключительно самостоятельно, и уходит вместе с дочерью на верхний этаж.

Половина третьего ночи. Спецназовцы в масках пытаются взять особняк штурмом. Начинается самый настоящий бой, грохочут выстрелы. Телохранителям Милошевича удается отбить две атаки. Власти присылают элитное подразделение спецназа, специализирующееся на операциях по освобождению заложников.

Когда элита спецназа окружает дом, по городу уже ползут слухи об аресте Милошевича, и это вызывает большое волнение. Вскоре перед резиденцией собирается толпа тех, кто испытывает ностальгию по прежним временам. Они громко кричат о своей преданности бывшему президенту, чем сильно мешают проведению спецоперации. Десять белградских телеканалов и все радиостанции транслируют штурм в прямом эфире. Весь город взбудоражен. Американские официальные лица начинают опасаться, что чета Милошевичей в ходе штурма может погибнуть, а это их никак не устраивает, ибо они желают, чтобы Слободана Милошевича обязательно судил Международный трибунал в Гааге. Раздается телефонный звонок. Марко, который находится за границей, наблюдает за происходящими событиями по телевизору.

– Мама, то, что они тут говорят, – это правда?

– Да, мое сокровище.

– Позаботьтесь о моей жене и моем сыне, я вас люблю.

Уверенная в том, что Слободан не рискнет ее жизнью, Мира поднимается с кресла и начинает собирать чемодан. Мария вскоре перестает сдерживать свои эмоции: «Куда, по-твоему, он должен отправиться? Сдаваться нельзя! Уж лучше умереть! Уж лучше нам всем умереть!» Слободан приходит к двум заплаканным женщинам. Решение им принято: он сдастся. Толпу, собравшуюся перед домом, вскоре разгоняют спецназовцы, решившие после нескольких часов переговоров и взаимных запугиваний приступить к штурму.

Когда в четыре часа утра первого апреля, после двадцати шести часов осады, спецназовцы врываются в дом, они видят стоящего с пистолетом в руке Милошевича, решившего сдаться. Испуганная Мира наблюдает эту сцену. Слободан, придя в себя, надевает плащ и направляется к выходу в сад. Мира молча следует за ним.

Видя, как уводят отца, Мария, которая выпила целую бутылку коньяка, «закусывая» только таблетками снотворного, и которая держит при себе аж три пистолета, пытается вмешаться. «Я увидела людей в масках и подумала, что они наемные похитители, явившиеся, чтобы насильно увезти с собой моего отца»[283]. В панике она стреляет в направлении увозящей ее отца машины, вопя «Наложи на себя руки!» Выпущенные ею пули едва не попадают в полицейских. Впоследствии Мария будет утверждать, что она просто хотела «выстрелить в небо от отчаяния». Спецназовцам остается лишь радоваться тому, что сильное алкогольное опьянение не позволило этой решительной молодой женщине оказать им более серьезное сопротивление: они обнаружили в доме настоящий арсенал, состоящий из двух бронеавтомобилей, тридцати автоматов, двух ящиков с гранатами и множества пистолетов. Слободан ведет себя спокойно. «Он меня обнял и сел в автомобиль. Он не стал в этот момент просить меня о помощи. Таков его характер», – вспоминает Мира.

Колонна из пяти машин перевозит его под охраной в главную тюрьму Белграда. Двадцать шесть часов напряженного противостояния заканчиваются крушением мира, в котором жила товарищ Маркович. Балканская Антигона становится персонажем трагедии – трагедии власти. Она терпит поражение.

Когда Слободана привозят в Гаагу, он хладнокровно заявляет, что ни в чем не виновен и что сам – без адвокатов – будет защищать себя перед трибуналом. Мира же не может оставаться спокойной, когда речь идет о жизни Слобо. «Она в бешенстве, она выражает негодование по поводу несправедливости, которую проявляют по отношению к ним, и последствий, которые эта несправедливость повлечет для их страны. Преступников и дезертиров восхваляют, а защитников народа смещают с должностей, как предателей»[284], – рассказывает друг Миры и Слободана Любиса Ристич. Мира опасается, что «они» никогда не соберут доказательств вины Слобо и что «они» поэтому попросту его убьют, чтобы не выносить позорный для них оправдательный приговор. У Миры конфисковывают паспорт, ей не разрешают навещать мужа в тюремной камере[285]. Сербская Антигона вынуждена отправиться в одиночку в изгнание, в Россию. «Возможно, он знает, где она находится, а возможно, даже и не знает», – говорит Ристич, которому Милошевич звонит в то время довольно часто.

После пяти лет пребывания в тюрьме в Гааге, в которой он лежит почти целыми днями в камере и слушает песни в исполнении американского певца Фрэнка Синатры, Слободан внезапно умирает от сердечного приступа, так и не дожив до приговора. Мира и Слобо, еще находясь у власти, никогда не задумывались над тем, что они будут делать, если все вдруг покатится в тартарары. У них не было «плана спасения». Они не видели для себя жизни друг без друга и за пределами Югославии. Когда у Миры однажды спросили, чем она займется после того, как отойдет от дел, она ответила, что представляет себе, как сидит со Слободаном где-нибудь в кафе в швейцарском городе Лугано – с мороженым в руке и с цветком в волосах[286]. «Но в какой вообще степени человек властен над своей жизнью?» – задается она вопросом, который возвращает ее к реальной действительности.

«Говорят, что за каждым выдающимся человеком стоит его возлюбленная. Ну что ж, я думаю, что это означает, что я никогда не буду великим лидером», – сказал как-то раз Милошевич Ричарду Холбруку, специальному представителю США на Балканах. Эти слова – подтверждение своей преданности женщине, пусть даже оно и сопряжено с признанием своей собственной посредственности. Милошевич и Маркович существовали, как нечто целостное. Мира начала свою жизнь сиротой и вновь осиротела в конце жизни. Эта женщина, ненавидевшая кладбища, не сможет присутствовать на церемонии последнего прощания со Слобо. Именно она, однако, выберет место, в котором навсегда упокоится тот, кто был ее спутником жизни. Его похоронят в Пожареваце под липой, в тени которой Мира и Слобо клялись друг другу в вечной любви. В день похорон отсутствующая на них Мира пришлет записку одному из близких друзей, чтобы тот прочел ее собравшимся: «Я долго ждала тебя под этой липой, а теперь ждать меня под ней будешь ты»[287].

Пхеньян, февраль 1948 года.

Долгожданный день для семьи Ким. Проспект, ведущий к трибуне, на которой будет выступать великий революционер и освободитель страны генерал Ким Ир Сен, до отказа заполнен.