– Криком ничего не решить. Я… я просто хотела, чтобы ты понял, почему между нами все кончено. Больше никаких игр, Кинан. Тебе придется мстить своему отцу без моей помощи.

– Значит, ты все решила? Решила сообщить мне о ребенке и сбежать?

– Не сбежать! – воскликнула Уинни, пытаясь его перекричать. – Просто жить!

Увидев муку, отразившуюся на лице Кинана, она заговорила мягче.

– Я не твоя мать. Меня никто не выбросит на улицу, я не буду голодать или продавать себя. Мой сын не станет всю жизнь мечтать, как вырастет и накажет отца за то, что тот бросил нас.

Слезы, навернувшиеся Кинану на глаза, испугали обоих.

– Я никогда не думал, Уинни, что ты трусиха. Но боюсь здесь не только я. Ты так быстро бежишь, что из-за пыли и ветра ничего не видишь.

– Просто я все упростила. Ты обиделся потому, что я бросаю тебя первая.

– Я тебя не отталкиваю.

– Но и не просишь остаться. – Рискнув напоследок, Уинни поцеловала его соленую от слез щеку. – Я тебя никогда не забуду.

Она взглянула на Кинана. Он намеренно держал руки вдоль тела, как будто боялся, что не совладает с ними.

– И никогда не прощу тебя, Кинан.

И Уинни молча удалилась из комнаты, не обращая внимания на мольбу, с которой он ее окликнул.

Кинан часами бродил по городу. Ему не давало покоя бледное, несчастное лицо Уинни. Она вежливо попросила его уйти. Нет, хуже того, прекратила с ним всякие отношения. Даже ребенок, которого она носила под сердцем, не смог привязать ее к нему. Обезумев от отчаяния, Кинан бросился за ней.

Мистер Бидгрейн был не так доверчив, как могло показаться вначале. Он и три решительно настроенных лакея схватили Милроя, не успел тот дойти до лестницы. Численное преимущество было не на стороне Кинана, и к тому же он не мог ясно соображать. Отец Уинни со всего размаху ударил его в живот и велел вышвырнуть из дома. Раздосадованный тем, что его попытка поговорить с Уинни лишь доказала правоту ее отца – он ей не пара, – Кинан побрел прочь.

Наконец подняв глаза, он увидел, что пришел не к себе домой, а к «Серебряному змею». Когда-то здесь и был его дом. Когда Бланш с мужем решили приютить его под своей крышей, он был слишком диким и озлобленным и не принял их заботу. Великодушная Бланш, святая женщина, не обращала внимания на его резкость, и со временем в его сердце нашлось место для нее. Теперь, когда ему было больно, Кинан понял, что Бланш Шаббер стала для него второй матерью.

– Кинан! – Она поцеловала Милроя, взяла его за руки и провела к свободному столику. Почувствовав его боль, она не смогла удержаться от слез. Бланш достала носовой платок и стала вытирать глаза. – Мне очень жаль! Все твои планы рухнули. Хотя – прости, что я тебе это говорю, – может, оно и к лучшему.

Теперь, когда его самые страшные опасения были высказаны вслух, Кинану стало совсем худо. Ему тяжело было дышать от удара, полученного в живот.

– Я все испортил.

Он полез в кармашек для часов и достал оттуда золотую цепочку. Вместо брелока он прикрепил к ней камею. Милрой обратился к ювелиру, чтобы тот выгравировал силуэт Уинни, взяв за основу изображение, которое мастер на ярмарке вырезал из бумаги. Кинан провел пальцем по профилю, выточенному из камня. Совсем недавно эта камея была символом всего, чего он добился, теперь же превратилась в напоминание о том, что он потерял.

– Горевать – это естественно. Что бы ты ни говорил, ты хотел, чтобы тебя признали, и никому не желал смерти.

Милрой в смятении сжал камею в кулаке, пытаясь сосредоточиться на разговоре.

– Смерти? Я убью любого, кто посмеет обидеть Уинни!

Заплаканные глаза хозяйки «Серебряного змея» с недоумением смотрели на Кинана.

– Уинни? У тебя появилась возлюбленная?

– Черт побери, я не в настроении болтать.

– Твою даму сердца кто-то оскорбил? – Бланш обиженно фыркнула. – Кинан Милрой, когда речь заходит о твоей личной жизни, ты словно воды в рот набираешь. Ты находишь себе порядочную женщину и не приводишь ее знакомиться? Как это назвать? – Она покачала головой, заметив, как он поморщился. – Мне до глубины души обидно, если ты считаешь, что я не достойна ее.

Что за напасть! Он обижает всех дорогих ему женщин. Кинан попытался успокоить Бланш, неловко похлопав ее по руке:

– Да что ты! Ты обязательно ей понравилась бы.

Он ни секунды не сомневался в своих словах. У Уинни, конечно, характер не сахар, но она никогда не была снобом. Нужно сказать об этом Бланш. Не стоило ее обижать. Но слова утешения всегда давались Кинану с трудом.

– Это я ее оскорбил, – произнес он и подумал, что сейчас Уинни совсем одна. А ведь она ждет ребенка. Возможно, ей до сих пор грозит опасность. – Довольно болтать! У вас что-то случилось?

Бланш удивилась:

– А ты разве не знаешь? Рекстер мертв, Кинан. Убит недалеко отсюда.

Все поплыло у Милроя перед глазами.

– Когда?

– Вчера вечером. Он приходил сюда, искал тебя. Я еще удивилась этому, он ведь и знать тебя не хотел. Сказала, что не видела тебя. Он ушел. – Бланш вытерла навернувшиеся на глаза слезы. – Вот тогда я в последний раз его и видела. – Женщина скомкала носовой платок и ударила кулаком по столу. – Что за невезение! Надо же! На него напали сзади. Убили одного из самых щедрых моих клиентов. Представляешь, что начнется, когда все узнают, что он погиб чуть ли не на пороге «Серебряного змея»?

Ее слова сыпались на Кинана, словно подхваченная ветром палая листва.

– Он хотел со мной поговорить?

Милрой вспомнил невероятное признание Рекстера в том, что именно он, Кинан, является его законным наследником. Он упомянул о спрятанных доказательствах. Хотелось бы верить в эту сказку, но Милрой решил, что герцог просто пьян или затеял с ним какую-то игру. Вот мерзавец! Кинан вышвырнул его из дома.

– Он просил мне что-то передать?

Бланш погрустнела, вспоминая вчерашний вечер.

– Да. Просил передать, что он ищет тебя. Я предложила послать за тобой, но герцог отказался.

– Он был пьян?

Хозяйка игорного заведения поморщилась и покачала головой.

– Нет. Но вел себя странно. Был чем-то озабочен. Он выпил кружку пива и даже не взглянул на карточные столы.

Сожаление о доходах, которых она лишится после смерти Рекстера, смешалось с тревогой за Кинана. Бланш впервые заметила, что он изо всех сил старается сохранять маску равнодушия, и тут же забыла о собственных обидах.

– Столько лет вы обходили друг друга стороной. И, как только герцог набрался смелости поговорить с тобой, Бог забрал его к себе. Никогда не знаешь, что ждет тебя завтра…

Что-то заставило Рекстера забыть о развлечениях, и это было настолько важно, что он стал разыскивать сына, которого отказывался признавать. Может быть, у него были с собой важные документы, из-за которых его и убили? Или же он просто оказался жертвой судьбы, как думала Бланш? Если его отец говорил правду, то кое-кто, включая Кинана, мог извлечь выгоду из этой информации.

В глазах светского общества Милрой станет первым подозреваемым в убийстве. Теперь пропасть между ним и Уинни стала непреодолимой!

– Милрой! – приветствовал приятеля Голландец, направляясь к его столику. Одежда на бывшем боксере была мятой и грязной, словно он всю ночь с кем-то дрался. – Я уже слышал про Рекстера.

Друзья Кинана смотрели на него, ожидая, что он как-нибудь проявит свое горе. Но он ощущал лишь оцепенение, которое охватило его задолго до того, как ему стало известно о смерти отца. Милрою было не по себе оттого, что внутри него – пустота. Ведь какие-то чувства он должен был испытывать.

– Оставь свои соболезнования для родственников Рекстера. Для меня этот человек – никто.

«Пустое место», – мысленно добавил Кинан и резко вскочил.

– Мне пора.

Бланш схватила его за руку:

– Возвращайся, если захочешь.

Кинан кивком головы поблагодарил ее за приглашение и повернулся к приятелю. Милрой почувствовал, как дурно пахнет одежда Голландца, и заткнул себе нос.