Кинан мгновенно пожалел о своем насмешливом тоне. По напряженной спине и горделивому наклону головы девушки он понял, что Уинни мысленно отстранилась от него, спряталась за вежливостью. Сегодняшний маскарад оказался судьбоносным, и Кинану очень хотелось быстрее сорвать маски.

– Я разожгу камин, – пробормотал он, приседая у железной решетки.

Уинни запахнула на груди накидку и проговорила:

– Мне не холодно.

Пожав плечами, Милрой разжег свечой угли в камине, не обращая внимания на ее слова.

– От огня станет не только теплее, но и светлее. – Он взял мехи и раздул пламя. – Можете, если хотите, снять накидку. Она вся промокла под дождем и теперь скорее отбирает у вас тепло, чем согревает.

Щипцами Милрой подбросил еще углей.

– Кинан, у вас в доме царит пустота.

Замечание Уинни его разозлило. Сгорбившись у камина, он молча продолжал смотреть на огонь.

Послышался шорох накидки – Кинан понял, что Уинни последовала его совету и сняла ее.

– Нет слуг. Дом не охраняется. Нет мебели, чтобы отдохнуть. Вы состоите из противоречий. Ничего не могу с собой поделать, постоянно думаю об этом.

Кинан ворошил угли кочергой, чтобы сильнее разгорелось пламя, до тех пор, пока не остался доволен результатом.

– Я не стремлюсь быть загадкой, Уинни. Перед вами человек, стоящий на пороге новой жизни. Я просто не хочу брать в нее ничего из старой.

Милрой нахмурился, когда взглянул на свои перчатки и заметил, что испачкал их в угольной пыли. Он стянул их и бросил куда-то в темноту. Потом посмотрел на Уинни. Девушка устроилась недалеко от него, вцепившись в свою накидку как в щит. Ее блестящая маска, переливаясь в свете пламени, приковывала к себе взгляд. Кинан встал, потянулся с грацией сытой кошки: от продолжительного сидения его мышцы затекли. Неожиданно он протянул руку и сорвал маску с лица Уинни. С легкостью смял ее проволочную основу, а потом швырнул в огонь.

В зеленых, скорее оскорбленных, нежели испуганных глазах девушки отразились языки пламени.

– Зачем вы сняли с меня маску?

– Больше никаких масок, Уинни, – заявил Кинан, отбирая у нее накидку. – Только не здесь.

Его слова заставили девушку оживиться. Она вышла из островка тепла и света, подошла к окну.

– Дождь прекратился.

Гостья распахнула окно. В комнату ворвался свежий, влажный после дождя воздух. Он смешался с комнатным, нагретым теплом камина.

Кинан встряхнул ее накидку и разложил ее веером, подкладкой вверх, сушиться у огня.

– Окно – не самый лучший путь, если вы намерены сбежать, Уинни. Не забывайте о высоте. А вдруг вы сломаете себе ногу, когда будете прыгать? Следует придумать что-нибудь поумнее, если вы надеетесь избежать моих объятий.

Казалось, Уинни была полностью поглощена происходящим на улице. Она убрала с лица щекотавший ей щеку локон.

– Я вовсе не думала сбегать!

Милрой замер, словно готовый к прыжку хищник, выследивший добычу. С каждым вздохом его ноздри слегка трепетали – вечерний ветерок доносил до него ее запах. Кинана пронзило острое желание. Он попытался справиться с вожделением, которое вызвало ее случайно вырвавшееся признание.

Эта женщина оставалась для него загадкой. Если судить по ее сегодняшнему поведению и словам, можно было подумать, что Уинни отчаянная обольстительница, хотя он точно знал, что она невинна. Легкий ветерок подхватывал газовые ленты-крылья ее костюма, и они развевались у нее за спиной. В белом платье Уинни казалась неземным созданием. Желание становилось все сильнее. Милрой не знал, понимает ли она, что стоит подать ей только знак – и он больше не сможет сдерживаться.

Кинан сам не заметил, как подошел к ней, пока не коснулся импровизированных крылышек. Уинни развернулась и удивилась тому, что ему удалось незаметно приблизиться. Милрой медленно поднял руки ладонями вперед – чтобы успокоить ее. Он хотел заверить девушку, что рядом с ним ей нечего бояться. Хотя оба они понимали, что это не так.

– Вернемся к огню, – произнес Кинан, потому что больше на ум ничего не приходило.

Уинни проследовала за ним к камину и устроилась на своей накидке.

– Несмотря на то что мое жилище произвело на вас скверное впечатление, я могу позволить себе и роскошь. Есть хотите?

Гостья покачала головой, но Кинан продолжал настойчиво расспрашивать:

– В таком случае, может, что-нибудь выпьете?

Милрой устроился рядом с ней на накидке, заняв бо́льшую часть. На лице девушки вновь играла знакомая соблазнительная, загадочная улыбка.

– Кто бы мог подумать, что вы станете так нервничать наедине со мной? – произнес он.

Уинни рассмеялась, еще больше смутив его своим весельем, но Кинан не решался признаться в этом даже самому себе.

– Зачем вы меня сюда привезли?

Этим неожиданным вопросом она сразила Милроя наповал. У него даже под ложечкой засосало. Но не она одна отличалась самообладанием. Потирая грудь, боксер смотрел на огонь.

– Я честолюбив. Всегда был таким. Мне нужно было доказать вам, что для меня важны не только стальные мускулы и сила. – Почувствовав на себе пристальный взгляд, Кинан поспешил закончить, стряхнув с себя возникшую неловкость: – Этот дом – начало новой жизни, которую я планировал.

– Планировали? Неужели вы раб своих планов? А если, предположим, случится что-нибудь непредвиденное?

Непредвиденное. Этим непредвиденным и была Уинни Бидгрейн, которая вихрем ворвалась в его жизнь. Сама того не ведая, она спутала все его тщательно продуманные планы, всколыхнула и пробудила такие желания, о которых Кинан раньше и не подозревал. Если бы он был человеком благородным, да просто добрым, черт возьми, он укутал бы эту девушку в накидку, посадил в коляску и отправил домой.

Милрой решил, что его околдовали. Он безнадежно утонул в этих зеленых глазах. Невинность Уинни, как маяк, освещала ему дорогу и впервые в жизни согревала его душу. Как можно ее отпустить? Разве он решится на это?

Видимо, почувствовав его смятение, девушка погладила его по лицу рукой, затянутой в перчатку. Кинан с готовностью прижался щекой к ее ладони. Она была здесь, потому что сама хотела этого. Желание было нестерпимым. Ему уже хотелось большего, и он мысленно перенесся в утро следующего дня, когда Уинни, вероятнее всего, порвет с ним отношения. Кинан отчаянно боролся с протестом, который назревал у него внутри. Милрой всю жизнь довольствовался крохами. Поэтому он должен удовлетвориться тем, что эта юная леди ему предложит.

– Вы хотите поцеловать меня, не так ли? – подчеркнуто вежливо поинтересовалась Уинни, умело скрывая страсть, которая готова была вот-вот вырваться наружу.

Кинан взял девушку за руку. Склонился над ней и стал стаскивать перчатку, которая мешала добраться до ее нежной кожи. Когда Уинни снова коснется его, он хотел чувствовать ее тепло, ощущать бархатистую кожу…

– Да, Уинни. И я буду вас целовать. И не только целовать, если вы позволите.

Уинни всегда удивляла его нежность. Казалось, что она не свойственна такому сильному человеку. Крупные, проворные, как у швеи, руки Милроя ловко стянули с нее перчатки. Он погладил ее пальцы кончиками своих, их пальцы переплелись. От его прикосновений по телу Уинни пробежала дрожь.

– Ваша внутренняя сила иногда заставляет меня забыть о том, какая вы на самом деле хрупкая, – изумленно произнес Кинан, сравнивая размеры их ладоней.

Уинни выдернула свою руку, чувствуя, что им нельзя настолько сближаться. Сделала она это интуитивно – она всегда так поступала, чтобы защитить себя от мужчин, которые оказывались слишком близко к ней.

– Не такая уж я и хрупкая, – возразила девушка.

Ее капризный тон заставил Кинана усмехнуться.

– Да, в самый раз. – Он наклонился к ней и поцеловал. – Боже, вы надули губки! Мне так и хочется проглотить вас целиком. – Боксер пододвинулся поближе, обхватил ее лицо ладонями и прошептал: – Меня следовало бы отхлестать по щекам за фантазии о вас. Ваш отец наверняка вздернет меня на виселице, если я претворю их в жизнь.