Тратить силы на ментальный поиск сородичей я отказалась. Всегда можно подсмотреть, подслушать или поспрашивать местных. Они-то должны знать, что творится в их квартальчике.

Ан нет. Народ в этом районе прятался по домам. Улицы казались пустынными и унылыми. Только пара-тройка бандитов шныряла по переулкам. Вот их-то я и поймала. Негустой улов, всего два грязных оборванца лет шестнадцати-восемнадцати — лучший воровской возраст. У одного расплылся хороший синяк во всю щеку. У второго заживала разбитая губа.

— Что? Не поделили добычу? — я наблюдала за мальчишками несколько минут, прежде чем выйти из тени. Разумеется, слышала весь их разговор о том, кто «дурак», а кто «скотина копытная».

Мальчишки не заметили меня, а когда увидели, ощетинились. Точно два молодых волчонка. Вот-вот зарычат.

— Ты еще кто? — спросил тот, что постарше.

— Я - ваша надежда получить пару сребреников. — Улыбнулась я, не показывая клыков. — Интересует?

В подкрепление своих слов я показала на ладони монетку. Парень потянулся ко мне, но я выкрутила руку перед самым его носом, снова продемонстрировав монету.

— Расскажите мне кое-что, и я заплачу, — пришлось снова на миг спрятать монетку в кулаке и увернуться от цепких пальцев воришки.

— Чего хочешь? — наконец, парнишка устал. Он сообразил, что монету не отберет. А нападать на меня ему было страшновато.

— Кто из местных, — я обвела рукой круг, намекая на бедный квартал, — выходит на улицу только ночью?

Ребята переглянулись. Мой вопрос показался им странным. Но они понимали, что совать нос в чужие дела себе дороже. Как говорится, меньше знаешь, дольше спишь, а знаешь много — спишь вечно.

Они пошушукались, перебирая имена и клички. Поссорились пару раз, но, наконец, пришли к общему выводу. Снова заговорил старший.

— Есть тут двое. Днем их вообще не видно. А только сумерки — они по городу шныряют.

— И что они делают? — на ладонь я положила вторую монетку.

Блеснув алчными глазами, воришка ответил:

— Ну, мы ж не няньки. Но возвращаются они с рассветом.

— Опиши их!

— Один — пацан. Младше нас. Худой такой, жуть! И волосы у него ежиком торчат. Невысокий. Тебе по плечо будет.

— Второй, — это подал чуть хрипловатый, ломающийся подростковый голос другой оборванец, — мужик. Лет сорок. Хмурый. Никогда не разговаривает.

— Где они живут? — на мою ладонь опустилась третья монетка.

— Второй дом от городской стены. Там еще громадная лужа с пеньком по центру. Без труда найдешь!

— Молодцы, — я положила три сребреника в раскрытую ладонь мальчишке. — А это за ваше молчание и плохую память. Вы меня не видели. Ясно? — еще две монеты опустились в руку младшего оборванца. — Но! — я придвинулась вплотную к их лицам. — Если вы хоть слово обо мне скажете, я вас найду и выпотрошу. Теперь живо отсюда!

Мальчишки, отпрянув от меня, как от призрака, побежали по переулку. Вскоре они скрылись за поворотом, и я перестала слышать их шаги. Сама я удостоверилась, что никого нет, и двинулась в указанном направлении.

Я не была уверена в том, что карманники навели меня на след вампиров. Пацан из их истории однозначно человек. Даже если мы обращаем ребёнка, после первой смерти его организм перестраивается, взрослеет.

Возможно, мальчишка — фострэ. А тот, что старше?

Почти все вампиры застревают в возрасте до тридцати лет. За всю жизнь я видела не больше десятка сородичей, чьи тела не смогли вернуть свою молодость. То есть, второй, тот, которому «лет сорок» мог оказаться вампиром.

В итоге у меня есть пара «вампир-фострэ». Так ли это, сейчас проверю.

Второй дом от городской стены я нашла быстро. Как и обещал оборванец, рядом плодила комаров большая лужа, не высыхающая годами. Помнится, в этом районе города я бывала лишь раз, когда впервые знакомилась с Хориском. Лет пять назад. Но лужа не то, что не высохла, но стала еще больше и глубже. А вон и пень прямо по центру канавы.

В интересовавшем меня доме горел свет. Но живого человеческого тепла там не ощущалось. Я постучала в дверь. Глухо. Заглянув в окно, я убедилась, что внутри никого нет.

Двери в бедняцком районе не запирали. Все равно, тащить нечего. А я решила устроить очередную проверку.

В дом, согретый теплом людей или эльфов, вампир просто так не войдет. Молодым нужно приглашение хозяев. Старые чувствуют себя неуютно, будто по плечам пробегают чьи-то лапки-иглы. В обжитом доме, где вампир — незваный гость, — есть теплое едва ощутимое присутствие. Легкий дискомфорт для нас. Ничего больше.

Я перешагнула порог дома. И все. Как снаружи, так и внутри. Либо обитатели лачуги давно мертвы. Либо они не просто мертвы, но еще восстали как высшая нежить. То есть, вампиры. Неужели мне повезло? Я сразу нашла сородичей?

Только как быть с мальчишкой? Ничего не понимаю…

Обстановка домика поражала своей скудостью. Вместо кроватей — куча соломы, прикрытая драными тряпками. В углу громоздились какие-то ящики. На одном из них стояла хорошо закрепленная свеча. Вдоль стены вытянулась большая шатающаяся скамья. Садиться на нее я бы остереглась.

Если дом принадлежит вампирам, тут обязательно найдется местечко, защищенное от солнечного света. Ну не на соломе же они спят? Где-то тут явно прячется погреб.

Поворошив солому, спугнув при этом семейство пушистых мышей, я наткнулась на деревянный квадратный люк в полу. Его железное кольцо поблескивало отполированной поверхностью. Значит, крышку откидывали часто.

Люк открылся тихо, без скрипов и грохота. Петли ходили мягко, их кто-то смазывал, что уже подозрительно. Во всем доме разруха, а люк в подвал в идеальном состоянии.

Я спрыгнула в темный квадрат погреба. Тут же в ноздри ударил запах человека, запах жизни. Значит, живые тут бывают часто. (Всё-таки пацан — фострэ.)

Ни припасов, ни такого привычного хлама. Даже пыли нет. Вместо этого в маленькой комнате к стенам прижались две узкие, но аккуратно застеленные кровати. Под ногами улеглась чистая циновка с простым узором.

Теперь я поверила, что здесь обитает вампир… Зачем прекрасно обустраивать подвал, а саму хибару держать в запустении?

На всякий случай я обшарила стены, пол, даже потолок погреба. Не найдя ничего интересного, я поднялась в лачугу, прикрыла люк, заворошив его соломой.

Времени хоть отбавляй. Можно подождать вампира здесь. Можно прогуляться по городу. Только осторожно. Вдруг мое лицо по плакату кто-то запомнил?

От скуки хотелось пройтись. Снова поглядеть на уютный Хориск. На его замечательный сад, по кругу обрамлявший центральную небольшую площадь. На вырезанный из дерева памятник лошади. Кстати, особая фигура. Это не просто лошадь, а та, что притащила за собой первые бревна для крепостной стены. У города не нашлось средств на каменную фигурку лошади, зато дерево — еще один символ Хориска. Когда-то здесь приютилось поселение лесорубов. Вот, кстати, и эта лошадка в полный рост, с сильными ногами и короткой гривой «торчком».

Погруженная в свои мысли, я дошла до сада. Здешний воздух пропитался природными ароматами. На нескольких яблонях уже виднелись маленькие яблочки. Они еще зеленые и, должно быть, такие кислые…

Бывало, меня на краткий миг захватывали воспоминания из прошлой, человеческой, жизни. И сейчас я вспомнила, как сводило скулы от первых самых кислых и самых желанных яблок. Сорвав одно такое, размером с половину детского кулачка, я поднесла его к лицу. Вдохнула свежий аромат. Когда-то он мне так нравился. А сейчас, не более чем часть, атрибут природы. А вкус все тот же! С хрустом я откусила половину яблока.

Задумчиво работая челюстями, я села на деревянную скамью.

Старые вампиры иногда ели людскую или эльфийскую пищу. Вернее, делали вид. Запах для нас приобретал слишком яркие тона. Вкус, наоборот, практически полностью исчезал. Дегустировать мы могли только кровь. Или кровь с различными добавками, как Ноан. Исключение составляли фрукты. Их вкус мы воспринимали. Только, пользы нам от них никакой. Поэтому с яблоком пришлось распрощаться. А жаль.