— Извините, я не вовремя?

Девушка быстро повернулась на стуле к нему спиной, ударившись коленом о картотеку и пробормотав ругательства. Из чего он мог сделать вывод, что к ней редко кто заходит, и она не ожидала его увидеть. Он пока что не видел ее лица, но ее неуклюжесть показалась ему милой. Когда она схватила салфетку и высморкалась, он вспомнил, что наверняка она сейчас чувствует себя неловко, и сказал:

— Я могу вернуться попозже.

— Нет, нет. — И затем махнула рукой, не оборачиваясь: — Не могли бы вы пока пройти в соседнюю комнату, я буду через минуту.

Звучало неплохо. Вообще-то он просто ненавидел смотреть, как плачут женщины. Зайдя в комнату, Рид сел на смотровую кушетку и стал рассеяно щелкать костяшками в ожидании. Однако уже через минуту врач вошла в комнату вместе с его историей болезни и направилась прямиком к маленькому столику у стены.

— Мне ужасно жаль, что вы все это увидели, — сказала она. — Позвольте мне немного сосредоточиться, и мы с вами сразу перейдем к делу.

— Да, да, не торопитесь. — Что-то в ее голосе показалось ему знакомым, как будто он слышал его ранее.

— Хорошо, мистер Джонсон, давайте посмотрим на…

Они оба застыли, осененные догадкой.

— Люси?

— Рид?

Уже прошло несколько лет — может быть шесть или семь — с того момента, когда он последний раз видел младшую сестру своего лучшего друга. От слез на ее лице пошли пятна, и глаза покраснели, поэтому он практически ее не узнал, но особая веснушка в виде сердца на внешнем углу левого глаза выдавала ее. Она была практически не видна за темной оправой прямоугольных очков, которые она носила.

— Черт возьми, — сказала она и крепко его обняла. Он уже очень давно не видел никого из своего родного города, и, кроме ее брата, она была единственным человеком оттуда, которого он был рад видеть. Он обнял ее в ответ и зарылся носом в ее волосах. Они пахли летом и цветами, что было так непохоже на те тяжелые ароматы, которыми обычно пользовались женщины.

Она отпустила его и села на крутящийся стул за письменным столом и начала поправлять выпавшие пряди за ухо.

— Не могу поверить, что это ты? Подожди, а почему тогда у меня здесь написано Рэнди Джонсон?

Рид усмехнулся этому нелепому имени, которое он использовал в целях анонимности.

— Это мой псевдоним. — И, желая убрать это печальное выражение с ее лица, он хитро улыбнулся и добавил: — А еще оно отражает некоторые мои особенности[2].

На секунду она нахмурилась, ей потребовалось некоторое время, чтобы понять, что он имеет в виду, а затем ее щеки вспыхнули красным, а глаза расширились.

— Рид!

Он не смог удержаться от смеха. Ее шокированный взгляд того стоит.

— Да ладно тебе, Лу-Лу, ты не могла оставаться такой же невинной на протяжении всех этих лет.

— Моя невинность или ее отсутствие тебя не касаются, Эндрюс. И предупреждаю, если кто-то услышит одно из этих моих смешных прозвищ, я очень больно ткну тебя ручкой.

Он поднял руки в знак капитуляции.

— Достаточно честно, Люберт. — Она закатила глаза, но прежде чем она успела разозлиться на него как следует, он продолжил: — Кстати об именах, а почему ты теперь Люсинда Миллер? Я что-то не вижу кольца. Или ты состоишь в программе по защите свидетелей?

Она отвела глаза, что ей придется говорить на эту неприятную тему.

— Да нет. Я была замужем еще в колледже. Джексон тебе, наверное, об этом не рассказывал, потому что мы тайком поженились, и это все длилось очень недолго. — Она откашлялась и улыбнулась. Но она улыбнулась только губами, глаза остались серьезными. — Ну, ты знаешь, как это бывает. Юношеский максимализм и все такое. А менять имя обратно мне уже как-то не захотелось. По крайней мере, у меня все те же инициалы, что и были, правильно?

Ее попытка скрыть свои истинные чувства напомнила ему о том, что он увидел, когда вошел сюда. Что-то или кто-то обидел ее, и в нем сразу проснулось желание ее защитить. Кроме того, Люси была не просто посторонняя женщина для него. Они выросли вместе с ней и ее братом, Джексоном Марисом. И пока Джекс, который тоже занимался смешанными единоборствами, уехал на Гавайи в тренировочный лагерь и не может помочь своей маленькой сестренке, Рид с удовольствием сделает это за него.

— Почему ты плакала, Лю?

— А, это? — Она неопределенно махнула рукой. — Ничего. У меня просто страшная сезонная аллергия и иногда слезы просто льются из глаз, и нос забит, ну вот и все.

Он усмехнулся.

— Вот почему Джекс и я никогда не рассказывали тебе о наших проделках. Ты вообще не умеешь врать и не продержалась бы и пяти секунд на родительском допросе.

Она стояла, уперев руки в бедра.

— Ну и ладно, а твой тренер сказал мне, что ты ужасный пациент, поэтому можно сказать, что у нас обоих есть недостатки. Теперь, если ты не против, предлагаю тебе не тратить время на бессмысленную болтовню и начать осмотр.

Рид понял, что наткнулся на кирпичную стену, которую он не сможет пробить. Она не собиралась говорить о том, что случилось… пока что. Но, так или иначе, он выведает все.

— Ладно. Прочь разговоры, Люэй. — Левой рукой он стянул с себя футбоку, стараясь особо не задевать правую руку, и бросил одежду на стул в углу.

— Сколько физиотерапий у тебя было после операции?

— Я не знаю, сколько обычно, я думаю. По одному занятию в день или что-то вроде того. Но этого было недостаточно. Поэтому я еще отдельно занимался.

Она остановилась и посмотрела на него, подняв брови.

— Другими словами ты перегружал себя, и это было очень вредно для твоего выздоровления.

— Перегружал, это такое субъективное понятие.

— Нет, Рид. Все, что ты делаешь помимо того, что тебе прописал твой лечащий врач, является перегрузкой. И если ты хочешь, чтобы я тебе помогла, ты должен делать именно то, что я тебе скажу. И если ты будешь меня слушаться, то я обещаю, что приведу тебя в форму в течение четырех месяцев

— Что? Разве Бутч тебе не говорил о моем матче-реванше, который будет через два месяца? Я должен буду принять бой, Люси. У Диаза мой пояс, и я должен вернуть его обратно.

Люси покачала головой.

— Рид, это безумие. Даже если я посвящу большую часть своего времени тебе, я не могу гарантировать, что ты будешь в форме так быстро.

— Чушь. Ты, конечно, говоришь это как профессионал, но ты должна понимать, что я необычный пациент. Я не похож на обычных людей, с которыми ты работаешь. Я не какой-то там среднестатистический Джо, который пытается в конце концов вернуться к нормальной жизни. Я хорошо тренированный спортсмен, у которого за последние пятнадцать лет было больше травм, от которых он оправился, чем у сотни среднестатистических Джо, вместе взятые.

Она вздохнула:

— Ладно, давай посмотрим, с чем мы имеем дело, для начала, хорошо, сорвиголова? Садись.

Рид запрыгнул на кушетку, стараясь не напрягать руку. У него был высокий болевой порог, но зачастую та боль, которую он чувствовал, заставляла его просто скрипеть зубами.

— Пожалуйста, разведи руки и задержи их так столько, сколько сможешь.

Он смог продержаться всего несколько секунд, перед тем как опустить их, бормоча проклятия. Она сделала вид, что ничего не заметила, и попросила его сделать еще пару упражнений, во время которых он, по крайней мере, сумел не ругаться, и то хорошо.

— Ладно, последнее задание, Рид. Положи свою руку на живот и постарайся не отрывать ее от него, пока я буду тянуть.

Сжав челюсти и левый кулак, он старался думать о чем угодно, кроме нестерпимой, стреляющей боли в плече. Но как бы она сильна ни была, его еще больше огорчал тот факт, что он очень слаб и не может это скрыть.

— Все хорошо, теперь можешь расслабиться. — Она сделала несколько пометок у себя в блокноте и, повернувшись к нему, спросила: — Если бы я попросила тебя оценить свою боль по шкале от одного до десяти, если учесть, что десять — это самая ужасная боль, которую ты только можешь представить, что бы ты мне ответил?