— У машины все колеса вроде как одинаковые должны быть, не? — сказал Обормот. — Нельзя, чтоб все были разного размера. Так она не поедет.

— Это вообще неправильные колеса, — сказал Косоглаз. — Они странные какие-то. — И вот еще что. К чему мы их приделываем? — взволнованно спросил Косоглаз. — Надо присобачить их к штуке, в которой мы будем сидеть. А мы еще не решили, что это будет, так?

— Ванна, — сказал Свинтус. — А что еще? Все остальное слишком маленькое.

— Ой! — вдруг сказал Пузан и хлопнул ладонью по лбу. — Где моя шапка?

— Да кому какое дело. Мне скучно. Надоело разговаривать, — прохныкал юный Цуцик.

— А что с сиденьями? — сказал Гнус, не обращая на них внимания. — Должны ж быть сиденья, так? Мы вроде решили.

— Это да, — поддержал его Свинтус. — Где вы видели машину без сидений.

— Пропала! — в панике кричал Пузан. — Потерялась! Я потерял шапку!

— Давайте начинать, — ныл Цуцик. — Сколько можно болтать. Хочу собирать машину.

— Эти все не подойдут, да? — сказал Косоглаз Гнусу, Обормоту и Свинтусу. — Не влезут в ванну.

Гоблины с тоской покосились на разномастные сиденья. Два каркаса от шезлонгов, просевшая садовая скамейка, четыре сломанных табуретки и большое кресло. Пузан потерял интерес к автомобилестроению и принялся бегать кругами в поисках шапки.

— Влезут, если мы их порубим на куски, — предложил Гнус.

— Но тогда ж это будут не сиденья, — заметил Свинтус. — А просто ванна с дровами.

— Сядешь туда — потом вся попа в занозах будет, — с ухмылкой сказал Цуцик.

Чем вызвал громкий гогот. При любом упоминании этой части тела гоблинов одолевает неудержимый смех.

— Ха-ха! — ревели они. — Попа! Слыхали? О-о, ха-ха-ха!

Пузан не смеялся — очень расстроился из-за шапки. И Красавчик тоже, он сидел чуть в стороне. Он поручил себе всю канительную работу. В данный момент он размышлял о том, как сделать гудок для машины из садового шланга, куска бечевки и терки для цедры.

— Эй, Кдасавчик? — хихикнул Цуцик. — Я сказал «попа». Слыхал? Умора.

У гоблинов случился новый приступ веселья.

— Слыхал, — вздохнул Красавчик. Он так надеялся, что по ходу дела его посетит вдохновение и чудесным образом он вдруг поймет, что делать. Но увы.

— А что ж ты не смеешься?

— Потому что, — сказал Красавчик, — потому что дело седьёзное. Это не игда. Собидать машину — седьёзная дабота. Мы так стадались, искали всякое и смотдели, как устдоены машины, а тепедь надо сделать самое тложное, и если мы не педестанем валять дудака — не собедемся и не сообдазим, что надо делать, получится, мы попусту тдатили вдемя. У меня одного не получится. Мы должны даботать вместе. Согласны?

Это была, пожалуй, самая длинная и проникновенная речь в его жизни. Остальные слушали его с почтительным непониманием.

Красавчик посмотрел на мающихся товарищей. Потом на огромную гору мусора. На секунду закрыл глаза — и увидел картину. Картину, которая преследовала его во снах. Он катит по дороге за рулем сверкающего лимузина, в точности такого же, как у Шеридана Немоча, только чуть побольше, солнце светит в открытые окна. Он держит путь на побережье, в багажнике у него все для шикарного пикника. Прохожие, завидев его, показывают пальцами и изумленно восклицают…

Он открыл глаза. Пузан таращился на свои штаны — искал шапку. Свинтус забрался в кресло и прыгал на сиденье, при этом кудахча. Цуцик тыкал в Гнуса сломанным зонтиком, а Косоглаз с Обормотом надели на головы ведра и бодались.

Как он мог подумать, что что-то получится? Как?

— Не знаю, — грустно сказал он. — Как их делают-то, машины эти?

Никто его не услышал.

Он тяжело вздохнул, бросил на пол шланг и бечевку, зашвырнул в угол терку для цедры и вышел из пещеры.

На улице, что окончательно испортило ему настроение, было не только темно, но и сыро. Мелкий, наводящий уныние дождь постепенно превращал почву на склонах Нижних Туманных гор в скользкую, жидкую грязь.

Красавчик поднял воротник, сунул руки в карманы и побрел вниз по склону. Ему хотелось побыть одному, чтобы пережить крушение своей мечты. Хотя он сомневался, оправится ли он вообще когда-нибудь.

Почему гоблинам так не везет? Почему и мозги, и удача всегда достаются другим? Почему таинственное кольцо, или волшебную лампу, или счастливый камень, или еще какую-нибудь штуковину, исполняющую три желания, всегда находят другие? Почему? Почему, например, у него нет любимой зверушки, вроде того славного песика? Хоть бы компания была. И можно было бы водить его на прогулки и научить кусать Цуцика, от которого в последнее время просто спасу нет.

Он удрученно пнул попавшийся под ногу камушек.

И тут он услышал… веселый звук, доносившийся откуда-то неподалеку.

— Гав!

Красавчик замер. Неужто показалось?

— Гав! Гав!

Нет. Звук приближался. Не может быть!

Красавчик обогнул заросли колючих кустов — и вдруг у него в руках оказалась горстка трепыхающихся косточек!

— Песик! — завопил Красавчик, утопая в счастье и слюне. — Мой песик!

— Быстрее! — приказал Шеридан Немоч. — Быстрее, быстрее! Жми на газ!

— Да жму я, — сказало Нечто, вписываясь в поворот на двух колесах. — Тут же серпантин, шеф. Вам бы успокоиться.

— Успокоиться? — завопил Шеридан, кипя праведным гневом. — Свора гоблинов украла мою любимую собаку, а ты говоришь, чтобы я успокоился?

— Но вы ж не знаете наверняка, что они его украли. Вы ж этого не видели.

— Конечно, украли! Они снова топтались около лимузина. Я их видел!

— Да, но машина-то была заперта. Я сам лично проверял. Видать, Рёбрышко сам открыл дверь изнутри.

— Он собака, Нечто, а не слесарь и не дрессированный осьминог! Все тут ясно. Эти мерзкие гоблины каким-то образом взломали дверь и покусились на Рёбрышкин ошейник с драгоценными камнями. О, мой бедный малыш! Как я мог оставить тебя одного?

Шеридан начал всхлипывать. Крупные слезы катились по его гладким скулам. (Вас это, наверное, удивляет. Но так Рёбрышко же пускает слюни, и оба они и едят, и пьют. Такой вот загадочный у скелетов организм.)

— Держитесь, шеф! — посоветовало Нечто, дернув рычаг переключения передач и чудом избежав столкновения со скалой. — Мы едем в гору. Дорога вся в рытвинах. Одна прямо п…

Тут раздался характерный звук — череп впечатался в жесткую крышу машины, — и прозвучало очень грубое слово (в новостях такого не услышишь).

— Ой, — сказало Нечто. — Об том и говорю.

Наверху, в пещере, до Гоблинов вдруг дошло, что Красавчик куда-то пропал.

— Куда он подевался? — спросил Свинтус.

— Да какая разница? — фыркнул Пузан. Он так и не нашел свою шапку и пребывал в печали. Остальные озадаченно пожали плечами.

— Когда мы видели его последний раз? — размышлял Свинтус. — Кто-нибудь помнит?

— Он толкал речь, — сказал Гнус. — Насчет того, что что-то там — дело серьезное. Вроде как он был расстроен. Но я особо всерьез не принял.

— Расстроен он, — возмутился Пузан. — Тоже мне. Он-то шапку не терял.

— Думаете, надо пойти его поискать? (Пузан)

— Зачем? (Цуцик)

— Не знаю. Мы вроде как хотели тачку собирать. Это ж его была идея. Он чё, отлынивает, а мы все за него должны делать?

— А. Точно!

И шестеро гоблинов отправились на поиски Красавчика. Они заскользили вниз по грязному склону и вскоре исчезли в тени.

Едва они скрылись, как темноту прорезали огни фар, и, урча, подкатил сверкающий лимузин Шеридана. Он остановился прямо перед гоблинской пещерой.

Водительская дверь распахнулась, Нечто выбралось из машины, замешкалось на секунду, чтобы снять шоферскую фуражку и надеть темные очки, как у крутых телохранителей, и помчалось открывать заднюю дверь. Вскоре появился Шеридан. Распрямив свой скелет (что сопровождалось негромкими щелчками и треском), он мрачно оглядел унылый сумеречный пейзаж.