Держась на почтительном расстоянии, молодой человек последовал за ними….

Июнь 1497 г.

Зима в тот год выдалась долгая, затяжная, февраль весь морозный был, так что в начале марта никаких признаков весны еще не замечалось.

Это обстоятельство сыграло на руку Елизавете, шестидесятилетней супруге покойного короля Казимира IV, облегчив дорогу вдовствующей польской королеве, которая санным обозом объехала половину Европы, навещая своих детей.

Свою поездку она начала еще в начале зимы, выехав из Баварии, где посетила старшую дочь Ядвигу, которая была замужем за королем Саксонии и Баварии; оттуда Елизавета отправилась в Венгрию, где правил ее старший сын, король Богемии и Венгрии Владислав II.

Весной она навестила своего следующего сына Яна Ольбрахта, короля Польши и, наконец, дождавшись начала лета, чтобы весенняя грязь подсохла на дорогах, двинулась в путь на Вильно, чтобы здесь повидаться со своим сыном Александром, Великим князем Литовским.

Отношения между королевой и ее детьми были на редкость теплыми и сердечными, поэтому повсюду ее ожидали с радостью и почетом.

Александр не был исключением и, чтобы достойно встретить матушку, выказав ей свою любовь и уважение, отправил на границу с Польшей своего любимца знаменитого князя–врача–воина Михаила Глинского, чтобы он с почетным эскортом проводил королеву до самой литовской столицы.

Через несколько дней после прибытия в стольный город Вильно, когда первые радости встречи улеглись, вдовствующая королева Елизавета, которая остановилась со всем своим двором в отведенной ей сыном резиденции, любезно пригласила в гости свою невестку — великую литовскую княгиню Елену.

Василий Медведев, с отрядом подчиненной ему придворной стражи, как обычно сопровождал великую княгиню до самой резиденции королевы, и даже втайне надеялся, что ему выпадет честь повидать ее величество, но Елена, негромко сказала ему, когда они приближались к покоям Елизаветы:

— Сегодня ты останешься здесь Василий, — королева желает поговорить со мной наедине.

— Разумеется, государыня, — поклонился Медведев и принялся отдавать распоряжения своим людям, относительно того, как и где им расположится.

Елизавета встретила невестку с теплой, сердечной улыбкой и поцелуем в щечку.

— Здравствуй, моя дорогая, рада тебя видеть! Наконец–то мы можем спокойно поговорить, никуда не торопясь…

— И я рада видеть вас снова здесь, Ваше величество, — смущенно улыбаясь, ответила Елена.

— Я тебя умоляю, не обращайся ко мне столь официально! Мы здесь одни, и теперь я для тебя просто свекровь, а потому не будет, я думаю обиды для Великой Московской княгини Софьи, если я заменю ее на несколько часов, и ты будешь звать меня матушкой, а я тебя дочкой, потому что именно так я к тебе и отношусь.

— Хорошо, матушка, спасибо за любовь вашу, — поклонилась Елена и села в указанное королевой кресло напротив.

Елизавета говорила с Еленой по–русски почти правильно, лишь с легким акцентом, вставляя изредка польские слова.

— Мы не виделись со дня твоей свадьбы и в те дни много не общались, — улыбнулась королева, — тебе тогда было не до меня…. Но сейчас, я вижу, ты уже полностью освоилась, и мы можем спокойно и неторопливо посудачить о том, да о сем…. Однако, ты вовсе не изменилась — по–прежнему молода, красива и прекрасно выглядишь!

— Спасибо, матушка, — снова смутилась Елена.

— Ну, рассказывай, как тебе живется с моим сыном? Не обижает тебя?

— Что вы, матушка, Александр очень любит меня, и много раз своими поступками подтверждал эту любовь. Он подарил мне много земель и дорогих подарков, и я тоже, — она смущенно опустила глаза, — я тоже очень люблю его…. Честно признаться, матушка я не думала, что так может получиться, ведь я его до свадьбы даже не видела.

Королева Елизавета улыбнулась.

— Возможно, и тебе выпадет такое же счастье как мне, чему я была бы несказанно рада. Я очень хорошо тебя понимаю… Я так хорошо помню тот самый страшный момент в моей жизни, когда я узнала, что мне вскоре предстоит выйти замуж за человека, который старше меня на десять лет и живет в другой, неведомой мне стране. Ты наверно знаешь, что я происхожу из древнейшего рода Габсбургов и родилась в королевской семье. Мой отец был королем Румынии, Богемии и Венгрии, а матушка — тоже Елизавета — принцессой Люксембурга. Но я рано осиротела, батюшку я не помню, он умер, когда мне было два года, а спустя еще три года умерла матушка. Меня воспитывал мой дядя Ладислав V, король Австрии, Богемии и Венгрии. Когда мне исполнилось семнадцать для меня мне начали подбирать женихов, и вот тогда–то я ощутила то же, что наверно чувствовала и ты, когда узнала, что придется покинуть родную Москву.

Елена внимательно слушала, задумчиво кивая головой.

Хм, не могу сказать, чтобы я испытывала страх или особую печаль… Конечно я соскучилась по матушке и батюшке и с удовольствием повидала бы их, но я покинула Москву и Кремль без всякого сожаления…. Пожалуй, я съездила бы в Московию погостить на недельку, но надеюсь, что мне никогда не придется вернуться туда насовсем…

— …Было очень страшно, — продолжала Елизавета, — но в то же время меня охватывало огромное любопытство, которое вместе с желанием новой, другой жизни служили противовесом чувству страха. Действительность превзошла все мои ожидания. Самым большим и самым приятным сюрпризом оказался сам Казимир. Он был такой большой, сильный и добрый, он так искренне и нежно любил меня, что я очень скоро почувствовала себя счастливейшей женщиной. Мы прожили с ним душа в душу тридцать восемь лет, я родила ему шесть сыновей и семь дочерей и, знаешь, моя дорогая, кто бы что ни говорил, я уверена, что покойный Казик, — она перекрестилась, — никогда мне не изменял, — он такой был открытый и бесхитростный, что просто не сумел бы этого скрыть…. И все же… И все же… Я не уверена, что была для него самым главным в жизни. Между нами говоря, мне кажется, что главной для него была охота, затем на очереди стояли государственные дела, и лишь потом он приходил ко мне. И когда его не стало, я ощутила жуткую пустоту, — для меня как бы ушел мой прежний мир, и жизнь стала медленно вытекать из меня, как вино из упавшей бутыли. И теперь единственным моим утешением остаются дети, и потому я навещаю их всех, чтобы как–то скрасить горесть своего одиночества. Мы постарались воспитать наших детей похожими на нас, дать им хорошее образование, сделать из них настоящих мужчин и женщин, достойных королевского престола. Две моих дочери умерли в детстве — несчастные малютки, я всегда помню их, — она снова перекрестилась, но остальные все сейчас замужем за королями и князьями, а мальчики: Владислав — король Богемии и Венгрии, Ян Ольбрахт — король Польши, твой супруг тоже почти король — она улыбнулась, — Сигизмунд еще ждет своей очереди, но я уверена, что и ему достанется какой–нибудь престол[7]…. А вот Фредерику точно никогда не быть королем — он с детства был набожным мальчиком, и я думаю, что на этом пути он добьется больших успехов[8]… — она помолчала и вдруг неожиданно спросила: — Я хорошо говорю по–русски?

— Очень хорошо, матушка.

— Так вот, представь себе, что когда я отправлялась в Польшу, я разговаривала только по–немецки, если конечно не считать нескольких польских фраз, которым меня в спешке обучили, когда выяснилось, где мне предстоит жить. Но уже через год я научилась свободно говорить по–польски, а еще через два и по–русски, поскольку мы согласно договору об унии жили то четыре года в Польше, то четыре года в Литве. Александр писал мне, что ты быстро научилась польскому…

— Да, матушка, мне было не очень трудно, поскольку я часто подолгу засиживалась в библиотеке моего батюшки, и уже тогда читала и понимала по–польски, но одно дело читать, а другое говорить, и я специально просила Александра, чтобы он разговаривал со мной только по–польски, хотя он прекрасно владеет русским.