Друзья укрылись в маленькой рощице — последнем возможном укрытии, потому что дальше дорога тянулась вдоль берега озера и была совершенно открытой.

Леваш Копыто присвистнул.

— Да, интересно, — сказал Картымазов, снял с плеча большую провощеную кожаную флягу, с которой последнее время не расставался, и отпил из нее глоток манинской водки, — если они приехали, то где они?

— Мне что–то смутно помниться, — наморщил лоб Макар Зайцев, — что княжна Ульяна как–то говорила, будто была здесь один раз и останавливалась в монастыре. Помниться она даже упоминала, что ее там неплохо кормили. Если вспомнить о том, что великая княгиня Софья во время Стояния на Угре, как все твердили, бегала с казной и детьми на Белоозеро, то должно быть она тоже останавливалась в монастыре. Это я к тому, что если наши дети действуют по тайному или явному сговору с Софьей, то она могла им дать какую–то грамотку и, возможно, они сейчас за стенами одного из этих монастырей.

— Гм, гм, — сказал Филипп, — где бы они ни были, я не думаю, что даже ночью восемь человек могут проехать мимо всех этих домов в монастырь, никем не замеченными. Если они там, кто–то должен был их видеть.

Леваш Копыто молча всматривался из–под ладони.

— Сдается мне, — сказал он, — что вон там, у подножия холма, на котором стоит этот Белозерск, я вижу стадо коров. Раз есть коровы, значит есть пастух, Скорее всего это старик или ребенок. Поехали, и все у него узнаем.

— А если нас увидят из города и начнут приставать с расспросами, что будем отвечать?

— Да очень просто будем отвечать, — сказал Картымазов, — и пусть кто–нибудь попробует пикнуть! Мы тут все — на службе государевой!

— И то верно! — воскликнул Филипп. — Ой–хо!

И они помчались вперед.

Стадо коров действительно паслось на лугу у дороги, вьющейся вверх в город, и действительно при стаде был пастух, но Леваш ошибся — не старик и не мальчик, а молодой человек без ноги.

К обрубку левой ноги ниже колена сыромятными кожаными ремнями была прикреплена деревяшка, которой молодой человек научился недурно пользоваться, ибо, завидев приближающихся всадников, довольно бойко вскочил с земли и живо заковылял к дороге с любопытством ожидая приближения незнакомцев.

— Здорово, воин! — весело гаркнул Леваш Копыто.

— Бог в помощь, люди добрые, — добродушно улыбаясь, поклонился молодой человек, сняв с головы шапку.

— Где сражался, герой? В каком бою ногу потерял? — деловито продолжал Копыто.

— А ни в каком, — улыбнулся юноша, — ногу мне еще в детстве медведь откусил. Пошли мы с отцом на охоту, а тут, откуда ни возьмись, медведь с медведицей, а пока отец медведя рогатиной укладывал, медведица на меня и кинулась. Чуть припозднился батюшка мой, уложил ее тоже, да успела она мне ногу оттяпать.

— Все равно герой, — восхищенно сказал Копыто спешиваясь, — а чего тут нового у вас, в городке вашем?

— Нового? — наморщил лоб парень. — Да вот, на той неделе купцы из Новгорода приезжали — коробейники, товару кой–какого привезли. Вот и все новости. А вы откуда будете и путь куда держите?

— Это секрет, — подмигнул Леваш, — мы тут не просто так, — он оглянулся по сторонам, будто кто–то мог подслушать и шепотом заговорщика сообщил молодому человеку: — На службе государевой мы тут, — и снова подмигнул. — Ты вот что скажи, хлопчик, — Леваш ласково обнял парня за плечо, — мы послали вперед наших людей восемь человек, молодые все. Так они тут часом не заехали к вам?

— Не, вы что? — махнул рукой безногий юноша. — Тут бы уже все сразу узнали…. Нет–нет, опосля купцов, что на той неделе заезжали, никого боле у нас не было.

Друзья переглянулись.

— А ты не знаешь такого Ивана Лимонова?

— Как не знать, это же дядька мой, только он старый совсем, давно никуда не выходит. А что у вас к нему? — любопытство блеснуло в глазах юноши.

— А вот, — Леваш указал на Зайцева, — Макар Петрович служил когда–то княгине Ульяне…

— А… — обрадовался юноша, — дядька Иван говорил мне, — он княгине Ульяне даже родичем дальним приходится.

— Вот–вот, — подхватил Копыто, — так ты не мог бы проводить Макара Петровича к дядьке своему, а мы пока тут коров твоих постережем.

— Молодец, Леваш, — негромко сказал Картымазов Зайцеву, — поезжай один и поговори с ним. Раз он родственник княгини Ульяны, да еще занимался казной Софьи, он должен что–нибудь знать.

— Хорошо, — кивнул Макар.

Он легко подхватил безного юношу, усадил позади себя на круп коня и они неторопливо, чтобы не привлекать внимания направились вверх по холму.

Остальные спешились и повели коней на водопой к озеру.

Макар Зайцев вернулся через час с очень плохими новостями.

— Их здесь не было и вероятно не будет. И никакой казны здесь уже давно нет. Лимонов своими руками помогал при ее погрузке, когда два года назад пришло тайное распоряжение великого князя перевезти все в город Вологду, где уже часть казны была ранее. Там построили специальный укрепленный Казенный двор и теперь вся казна хранится там, причем под надежной охраной.

— Йо–хо! — с досадой сказал Филипп. — Если бы не дождь, мы бы сразу заметили, что из Городецка они сюда не поехали.

— Это значит, что они уже давно в Вологде, — сказал Картымазов.

— И неизвестно, что за это время успели натворить, — удрученно сказал Зайцев, покусывая ус, — если им нужна была казна, а там охрана…

— То значит, они сняли охрану и захватили эту казну! — воскликнул Леваш. — Только и всего! Вы что их не знаете, или не мы сами их учили?

— Леваш прав, — сказал Картымазов, отпив очередной глоток из своей походной фляги, — давайте–ка, не теряя времени, прямо в Вологду, а то не ровен час сожгут городишко ребята наши, вместе с тем Казенным двором ежели им кто попрек дороги станет! Они ведь такие — они могут!

Июль 1497 г.

Всю ночь с субботы на воскресенье Софья молилась.

Молилась о себе и о сыне Василии, молила прощения за свой страшный грех у Бога–отца, Христа и Святого Духа, у Пресвятой Богородицы, и у доброго заступника апостола Андрея, чьи мощи излучали только ей одной видимое таинственное сияние.

Она готова была принять самые страшные муки на том свете, лишь бы здесь, на этом, все устроилось так, как она задумала — чтобы ЕЕ сын сидел на троне державы, и чтобы держава эта стала великой и могущественной, как некогда Византия, чьей наследницей она себя твердо считала, тем Третьим Римом, создать который завещал ей когда–то отец…

Устав от бессонной ночи, она к утру задремала тревожным сном, ожидая, что ее с минуты на минуту разбудят, чтобы сообщить весть о внезапной и серьезной болезни сына Волошанки…

Но настал полдень, а никто не принес никаких дурных вестей, да и вовсе никаких не было, будто ничего не случилось, и Софья, снова помолившись, отправила Аспазию, чтобы та через знакомых служанок разведала, что творится в палатах Елены Волошанки и что делает ее сын Дмитрий.

Аспазия вернулась через час, сообщила, что в палатах Волошанки полное спокойствие, а княжича Дмитрия она видела своими глазами.

— Там под стеной Кремля со своими дворовыми мальчишками, боярскими сынками, в лапту гонял, ну подступиться близко нельзя — стража вокруг, да и лекарь его Иоганн от него не отступал.

— Но ты сама его видела? — с некоторым недоверием спросила Софья. — И как он выглядел?

— Ну, видела издалека, веселый такой — в такие–то годы кровь молодая играет! А что ему станется–то?

— Хорошо, ступай, — раздраженно сказала Софья, — да позови мне Беренику.

Береника не замедлила явиться.

— Вот что, милая, — сказала Софья, — сходи–ка ты наведайся к той гадалке, ну, дочери которой платье я давеча подарила, спроси подошло ли.

Береника ушла, Софья задумалась.

Если каким–то образом все обнаружилось, они первым делом схватят Анисью.

Но вернулась Береника и рассеяла сомнения Софьи.