Однако и здесь родители не расстались со своей дочерью, а поехали провожать ее всем великокняжеским семейством до Дорогомилово.
Там праздновали еще четыре дня.
Каждое появление Олены на людях вызывало буйный восторг. Великая княжна очаровывала своей красотой, скромностью и тихой нежной улыбкой, которой она одаривала всех, выходя из своей тапканы. И хотя она из приличия держала в руках платок и иногда прикладывала его к глазам, в знак печали от разлуки с дорогими родителями, однако многие заметили, что на самом деле глаза Олены светились скорее радостью, нежели печалью; казалось она ждет не дождется, когда, наконец, эти длинные проводы окончатся, и начнется для нее новая, иная жизнь….
Ей и на самом деле хотелось поскорее увидеть своего будущего мужа и город Вильно, а, переехав рубеж, она спрашивала себя с замиранием сердца, как бы не веря тому, что все это правда: «Неужели это все моя земля, неужели я теперь Великая литовская княгиня и это мое княжество — большее, чем княжество моего батюшки…».
Сопровождали Великую княжну несметное количество людей, среди которых были князья Семен Иванович Ряполовский с женой, Михайло Яковлевич с женой, Прокофий Зиновьевич с женой, дворецкий Дмитрий Семенович Пешков, дьяк и казначей Василий Кулешин, окольничие Петр Заболоцкий, Андрей Лапин, стольники Андрей Сабуров, Иван Морозов, — одним словом в свиту будущей Великой княгини входил целый двор, в том числе ясельничие, постельничие, истопники, а уж одних детей боярских перечислялось около ста фамилий…
И только одна фамилия нигде ни разу не упоминалась, и не входила ни в один из списков.
Тем не менее, человек этот ехал верхом рядом с тапканой самой Великой княжны Олены, и каждый раз, когда она садилась в нее или выходила, внимательно глядел по сторонам цепким быстрым взглядом опытного воина. Таким образом, всем, кто в этом разбирался, становилось ясно, что этот человек отвечает за личную безопасность будущей Великой литовской княгини, а людей, которые отвечают за чью–либо безопасность или выполняют какие–нибудь другие особые поручения, не включают в официальные списки и реестры.
Сама Великая княжна Олена, зная, что этот человек находится рядом, испытывала чувство спокойствия и безопасности.
Впервые она увидела его почти десять лет назад.
Тогда она стояла на строящейся кремлевской стене с матерью и глядела, как к московским воротам подъезжал какой–то смешной чужеземец, с которого порыв ветра сорвал парик, и его лысина так забавно сверкнула на солнце, что Олена, заливисто расхохотавшись, невольно отступила и упала вниз с высоты пяти саженей[1].
Но случилось чудо: проходивший в это время под стеной человек подхватил падающую девятилетнюю княжну на руки.
Со всех сторон к ним устремились придворные, слуги, стражники, строители и сама Великая княгиня Софья, запыхавшись, сбегала вниз по лестнице, на ходу крестясь, и благодаря Бога.
В те несколько коротких мгновений, когда княжна Олена оставалась еще наедине со своим спасителем, она успела обменяться с ним несколькими словами:
— Похоже, что ты спас мне жизнь…. Как тебя зовут?
— Василий Медведев, княжна.
— Я не забуду.
И она не забыла.
Когда десять лет спустя дворянин Василий Медведев, выполнивший для ее отца, Великого князя Ивана Васильевича, ряд тайных и порой опасных секретных поручений, вдруг впал в его немилость, Великая княжна, уже готовясь к отъезду, приняла Медведева в свою свиту.
Медведев же, попросил ее разрешения взять с собой нескольких его служилых людей, которые ему — или точнее самой княжне Олене — могут, оказаться очень полезными, и княжна сразу охотно согласилась. Двое из них и сейчас были здесь — совсем рядом.
Вера — новая горничная будущей великой княгини, ехала вместе с ней в тапкане, и повсюду, где только бывала Олена, не оставляла ее одну ни на минуту, а во время остановок пробовала первая любую еду и питье, которые подавали великой княжне. Такое задание было поручено ей самим Медведевым и она выполняла его так же старательно, как выполнял свое, ее муж Алеша.
Алеша, был несколько дальше от княжны Олены, чем его супруга, — он находился в обозе слуг бояр и придворных, сопровождающих Олену, и сам был одет, как слуга, ничем не выделяясь из той среды, где ему поручил находиться Медведев, который был как всегда прав — слуги знали и видели порой гораздо больше хозяев…
Вот и сейчас на первой же остановке, после пересечения литовской границы — в Смоленске, Алеша условным стуком постучал в дверь комнаты в доме старосты, куда поселили на постой Василия.
Заранее было условлено, что если Алеша обнаружит что–либо, достойное внимания, он тут же найдет способ сообщить об этом Медведеву.
Медведев впустил Алешу и, выглянув, нет ли кого за дверью, плотно запер ее изнутри.
— Что случилось?
— Может быть и ничего, а может быть и что–то, — сказал Алеша, — я решил, что вам стоит об этом знать.
— Если ты так решил, значит точно стоит, — улыбнулся Медведев, — говори.
— Вы наверно знаете князя Семена Ивановича Ряполовского, зятя Ивана Юрьевича Патрикеева.
— Да и очень давно, еще в новгородском походе семьдесят девятого года он командовал полком и сначала я был под его началом, а потом перешел в полк боярина Щукина. Кроме того, я много раз видел его в Кремле. Мне известно, что он был одним из инициаторов этой свадьбы и сейчас не упускает случая быть поближе к будущей Великой литовской княгине. Чем же он вызвал твое подозрение?
— Немного странным приказом одному из своих слуг, с которым я тут как–то разговорился.
— Что же это за приказ?
— Он велел этому слуге не сводить глаз с некоего боярского сына Владимира Елеазаровича Гусева.
— Никогда о таком не слышал… Кто это?
— Это человек из окружения Великой княгини Софьи. Он очень дружен с дьяком Алексеем Полуехтовым, верным слугой Софьи, оказавшим ей немало услуг, в которых ему и Гусев помогал. Он хорошо образован, знает латынь и польский, несколько раз участвовал в посольствах Великого князя в Польшу и Литву.
— Гм–м–м… И, собственно, за чем должен приглядывать этот слуга? В чем Ряполовский подозревает Гусева?
— Князь велел своему слуге, — многозначительно произнес Алеша, — не спускать с Гусева глаз, как только мы пересечем литовскую границу, и ежели Гусев с кем–либо встретится или кому–либо передаст что–нибудь, — тут же доложить.
— Любопытно, — Медведев хитро сощурил глаз и спросил Алешу. — Надеюсь, ты на этом не остановился?
— Конечно, нет, Василий Иванович. Я тут же постарался завести знакомство со слугой этого Гусева, и мне удалось выяснить кое–что интересное: этот слуга получил от своего хозяина поручение навести справки о том, где сейчас находятся и будут ли присутствовать на бракосочетании сыновья и внуки знатных московских беглецов князей Можайского и Шемякина.
Медведев присвистнул.
— Неужели заговор? Софья Фоминична хочет вступить в контакт с московскими изменниками, а Патрикеев и через него Ряполовский уже знают об этом…. Да, ты прав, Алеша, все это действительно очень странно…. Насколько мне известно, до сих пор Великий князь и Великая княгиня действовали в полном согласии… Что ж — молодец! Отличная работа! Продолжай наблюдение за обоими и немедленно сообщай, а если что–то срочное можешь даже подъехать прямо ко мне во время передвижения свадебного кортежа.
— У Веры все в порядке?
— Пока да, не беспокойся.
Алеша поклонился и вышел.
Медведев задумался.
… Более месяца двигался свадебный кортеж от Москвы до Вильно через Звенигород, Можайск, Смоленск, Витебск, Полоцк, Мядель.
Повсюду его приветствовали толпы горожан и сельчан, даже люди, живущие в дальних селах, выходили к дороге заслышав, что к их Великому князю едет невеста из далекой Москвы. Долго, порой, ждали, пританцовывая на морозе под звук бубнов и бубенцов, веселились, смеялись, орали во все горло, когда кортеж, наконец, проезжал мимо, и, возвращаясь домой, хором рассказывали о небывалой красоте московской невесты, если кому–нибудь удавалось увидеть княжну Олену, вышедшую на несколько минут из тапканы, чтобы размять затекшие ноги.
