Ийет отвесил издевательский поклон и открыл портал прямо из зала в один из нижних миров. Пусть побегают, поищут, когда подберут отпавшие до пола челюсти. А вот перебивать переход не надо, Сах заклинил его с помощью силы, собранной в подобии толстой палки, плашмя уронив ее между «косяками». Грубо, но действенно. Арриведерче! Он махнул рукой, делая первый шаг.

— А если я попрошу разговора, ты снизойдешь до него?

Сах изумленно оглянулся:

— Я снизойду? Быть не может — ты умеешь шутить?

Надо сказать Ласти огромное спасибо за уроки язвительности и обязательно все рассказать. Он имеет право все знать о несостоявшихся родственниках.

Ийет не удержался, чтобы не пофасонить, ногой небрежно поддев «палку» и подбросив ее вверх, не глядя поймать рукой.

Папочка предсказуемо поморщился и сделал приглашающий жест к окну, где стояли удобные кресла, которых, кстати, не было, когда явился наглый гость.

— Он нашел Элерин, — рассказывал Сах спешно созванному Малому Совету, — но вытащить ее оттуда проблемно. Время там течет иначе. Одно изменение неизбежно потянет за собой другие, и неизвестно, чем все это отзовется у нас, — он устало потер лоб, — Она в каких-то болотах в одном из нижних миров. Живности нет. Передохла от ядовитых испарений. У нее есть шанс выбраться самостоятельно, но возможна потеря памяти, — он не удержал тяжелого вздоха и переплел пальцы, — Потрясите провидцев, пусть посмотрят, где она может появиться. И еще одна неприятная новость, — он помолчал и сочувственно посмотрел на Андерса, будто сам был виноват в случившемся, — Мать Ласайенты лишили крыльев и способностей почти сразу после его рождения. Низвергли, — он нехорошо усмехнулся, — Отправили грех замаливать. Куда — не известно. Просто выбросили. Ребенка сочли погибшим. Подругу, помогавшую при рождении, оставили, но она почти никто. Низшая ступень, как человек, — он зло сжал зубы, — Скорее всего, это она прокляла. Андерс, мне жаль, но поговорить мне с ней не дали. Сказали, что не видят смысла, потому что она очень стара и путается в воспоминаниях.

— Не надо говорить Ласти, — тихо попросил тот, — И так все плохо, еще и это.

Завтра Сах зайдет к другу и сообщит новости, но король прав, всего принцу знать не надо. Можно попробовать вытащить его куда-нибудь. Ийет грустно улыбнулся, угораздило же их с сестрой так глупо влюбиться, но он молодец, потому что до сих пор никто не догадался. Может быть, Элерин, блуждая там, в нижнем мире, забудет про свои метания? Молодой маг поднял лицо к небу и попросил у него помощи для демонов.

«Пусть они помирятся, — горячо попросил он, — Им нельзя друг без друга. Никак нельзя».

Утром Тоньес, лукаво улыбаясь, положил перед Эджен на кухонный стол разноцветный глянцевый буклет с Эйфелевой башней.

— Ты давно хотела съездить в Париж, — он пристроился рядом на стуле, притянул к себе удивленную жену и нежно поцеловал в щеку, — Здесь путевка на неделю.

Она радостно ахнула и отставила в сторону кружку с кофе: какой же он у нее все-таки умница. Неделя в Париже! Конечно, всегда можно наведаться туда порталом, но иногда так хочется почувствовать себя туристом в незнакомом месте, а особенно — женщиной, которую любят и о которой заботятся.

— Ты прелесть. Я тебе это говорила? — демонесса улыбнулась и благодарно сжала руку мужа, лежащую на ее плече.

Тоньес весело покачал головой.

— Тебе какие рубашки брать? — она пересела к нему на колени и запустила тонкие пальцы в волнистые волосы.

— Я не поеду, — муж виновато заглянул ей в глаза, — Извини, работы много. Съезди одна. Развеешься. Там группа, экскурсоводы тебе все покажут и расскажут.

Неподдельно расстроившаяся Эджен опустила руки и отвернулась. А она-то, глупая, уже размечталась, как они вдвоем….

— Милая, отдохнешь, — уговаривал ее муж, — Ты давно хотела побывать в Париже. Лувр. Набережная. Это же замечательно.

От чего отдохнет? От безделья? Она и так целыми днями дома по настоянию мужа, которому надоело, что его половина все время где-то пропадает или висит на телефоне, уточняя детали интерьера, или сутками сидит в кабинете, больше похожего на мастерскую. Ей нравилось быть в центре этого кипучего водоворота, не щепкой, случайно в него попавшей, а одной из тех, кто все это раскручивает и приводит в движение. С ней советовались до сих пор, веря в то, что когда-нибудь она вернется в команду.

Уезжала демонесса в дождь. Тоньес, провожавший ее на самолет, немного печально, как обычно при расставании, поцеловал ее, но потом вернулся, чтобы снова целовать прямо на виду у всех, жарко и страстно.

— На прощание, — прошептал он ей, и Эджен, подарив мужу загадочный взгляд, махнула ему рукой.

Но весь день, не смотря на оживленную людскую суету, ей было как-то не спокойно, словно, дом, оставленный на попечение слуг, звал ее разными голосами, умоляя вернуться. И вечером после экскурсии в Лувр Эджен, не выдержав, вернулась порталом на виллу, чтобы столкнуться в прихожей с одетым мужем с дорожной сумкой на плече.

— Я не смогла, — виновато улыбнулась она, обнимая широкие плечи, — Скучно одной. Ты куда-то уходишь?

— Да, — Тоньес спрятал глаза и неловко сунул ей в руки сложенный лист бумаги.

Широко открытыми глазами демонесса смотрела на закрывшуюся за мужем дверь, а в душе уже ширилась холодная пустота и страх понимания. Ее бросили. Оставили. Обманули.

И только одно слово на листе: «Прощай».

Обманули, а она даже не почувствовала этого. Потому что не было лжи в словах мужа! Никогда! Он всегда говорил только правду, тщательно, по капелькам, подбирая фразы и выверяя жесты и эмоции.

Эджен, не глядя, положила записку на столик в фойе, как во сне развернулась и прошла на кухню. Машинально щелкнула кнопкой чайника, зачем-то открыла холодильник и тут взглядом наткнулась на лежащий на полу скомканный лист бумаги. Она автоматически наклонилась, чтобы положить его в мусорку, но та оказалась до верху заполнена такими же смятыми листами. Демонесса опустилась на колени и зачем-то начала их доставать и разворачивать.

«Дорогая…», «Милая…», «Эджен, я…». Слов не нашел? А, был же страстный поцелуй в аэропорту. На прощание. Хотя бы знать почему? В чем причина? Надоела?

Девушка аккуратно сложила листы обратно и придавила их рукой, чтоб не вываливались. Секунду она стояла и бездумно глядела на урну, а потом бросилась в кабинет. Пустые стены. Даже шкафов нет. В спальне нет вещей мужа. И планшет с фотографиями забрал. Работы много? За один день управился. Ей стало совсем горько и тоскливо. За что?!

Сидя с ногами на подоконнике, Эджен бездумно пила чай, грея о кружку холодные пальцы, и смотрела в дождливую ночь пустыми глазами. Где-то там было море, город, вечно спешащие куда-то люди, и никому из них не было дела до одинокой брошенной мужем женщины в опустевшем доме: ни морю, ни людям, ни этому миру.

— Прав был Тиль, — сама себе сказала она, — надо было давно хлопнуть дверью и не открывать ее больше. А не прощать каждый раз его измены, и уж тем более не искать им оправданий.

Утром ее разбудил звонок. Глядя на изображение мужа, девушка, не торопясь сосчитала до трех, потом совершенно спокойно ответила:

— Слушаю.

Трубка помолчала, а потом разразилась непрерывным потоком слов. Собеседница говорила о том, что Эджен вытянула из мужа все соки. Он ничего для нее не жалел, чтобы она могла беззаботно жить и бегать по балам, а теперь он, как благородный мужчина все оставил ей, а сам остался у разбитого корыта. Все оставил? А где мебель? Ковры? Посуда? Украшения, которые он ей дарил?

Эджен достала карточку и проверила счет. На хлеб хватит, а вот на бензин уже нет. Как это она так не рассчитала? Ах, да, все деньги были на его счету, как и все остальное. Насколько надо быть дурой, чтобы все отдавать ему, единственному и неповторимому, начиная с солидного приданого и кончая последним медяком. Хотя в гараже она еще не была. Но с другой стороны, зачем ему кабриолет, если он женский, а эта идиотка водить не умеет?