— На это денег не жалко, — откидывая полу черкески, полез он в карман штанов. — Ты правильно поступила, что решила навести казацкий фасон, быстрее за свою примут.

Дарган долго шарил по просторному карману, в какой раз прощупывая закоулки, улыбка на лице улетучивалась, уступая место растерянности. Он специально не разменивал бумажные деньги на серебряные монеты, иначе они протерли бы материю до дыр. Наконец казак с недоумением уставился на собеседницу.

— Нет ларжан? — опередила она его с восклицанием.

— Была целая пачка ассигнаций, — Дарган развел руками в стороны. — Сам запихивал, когда на базар собрались.

— Я тоже сумочка запихивал, — сдерживая приступы смеха, призналась спутница.

Дарган недобро покосился вокруг, но людская толпа равнодушно текла мимо. Он сплюнул, растер плевок подошвой сапога, подумал, что Ростов хоть и расположен на Земле Войска Донского, а все-ж город не казачий, купеческий город с воровскими замашками. За подобное в Новочеркассе, например, или в Стодеревской на станичном кругу шкуру бы спустили. Одно слово — большой и сытый российский лабаз. Проводив раскаленным взглядом ватагу оборванцев, он подхватил полупустую сумку и под хитроватые усмешки спутницы заспешил к лошадям, оставленным под присмотром сторожа–дворника. Деньги пока еще были, совсем они не перевелись.

До границы с Кубанским войском всадники добрались за два дня, дальше путь пролегал через станицы, основанные изгнанными сначала Петром Первым, затем Екатериной Второй из старой и новой Сечи запорожскими сечевиками. Если у донских казаков курени из–за разливов Дона по большей части строились на сваях, а на уровне второго этажа их опоясывали подсмотренные у турков галдареи, то у кубанских это были похожие на украинские хатки саманные мазанки с глиняными полами. Но встречались и настоящие дворцы, не уступающие султанским, с искусно расписанными окнами, с широкими подворьями. В них жили казаки зажиточные, объединяли которых с остальными вольными людьми лишь вислые хохляцкие усы, да длинные волосяные хвосты посередине обритых голов. Так–же по шляхам разъезжали патрули из нескольких всадников при кривых турецких саблях и при пиках, на въездах в населенные пункты стояли посты. Казалось бы, опасности остались позади — это была не контролируемая крепостным сермяжным усердием, имеющим привычку взрываться мужицкими бунтами, безликая Россия, а населенный воинами край. Но как раз здесь тревог прибавилось, начало ощущаться дыхание непокорного Кавказа с не столь далекой азиатчиной. Дарган стал избегать окольных дорог и остановок в степи, он торопился засветло добраться до постоялых дворов, чтобы успеть устроиться на ночлег. Но за Романовским хутором уберечься от стычки все–же не удалось.

На подходе к Армавиру путники ощутили слежку, за ними неотрывно двигался одинокий всадник в сером бешмете, в круглой папахе. Поначалу Дарган подумал, что это один из жителей заселенной преимущественно кавказскими народами станицы, он даже попытался определить национальность по головному убору. Такие папахи с круглым верхом носили адыги либо карачаевцы. Когда Дарган с девушкой останавливались в Романовском хуторе, всадник куда–то исчезал, но утром пристроился в хвост снова. Данный факт начал беспокоить, казак перевел лошадей на шаг, чтобы посмотреть на реакцию чужака. Тот остановил коня, занялся осмотром упряжи. Так в этих местах мог повести себя только человек с нехорошими мыслями, другой давно бы нагнал путников и затеял с ними разговор. Позади остались густо заселенные кубанцами хутора и станицы, дорога вела на Армавир, за которым до самых Минеральных вод лежала голая степь с зубцами горных вершин на горизонте. Дарган завернул кабардинца и помчался навстречу преследователю, ему надоел навязчивый конвой. Всадник вскочил в седло и поскакал в степь, скоро поднятая копытами его лошади пыль растворились в воздухе. Путешественники продолжили движение, но ощущение опасности не покидало обоих.

— Что хотел тот человек? — решилась нарушить молчание девушка, она снова почувствовала себя неуютно.

— Если бы я его догнал, непременно бы спросил, — пробурчал Дарган. — В этих краях следует ожидать всего.

— Надо готовить пистоль, это может бандит.

— Дельная мысль, у тебя заряды остались?

— Ви, месье Д, Арган, я стрелял мало.

Спутница заглянула в кошель на поясе, достала из переметной сумки оружие. Дарган принялся на ходу забивать в дуло своего пистолета свинцовый шарик с пыжами. Затем зарядил винтовку крупной дробью, снова перекинул ее через плечо, заодно проверил крепление притороченной к седлу пики.

Они успели приготовиться к бою вовремя, от горизонта по седому ковылю к ним приближалась группа всадников. Вскоре можно было различить, что впереди на гнедом скакуне как вкопанный скакал горец с заросшими светлой щетиной щеками и с красной бородой. В левой руке он держал поводья, правую с нагайкой опустил вдоль туловища. На голове возвышалась папаха из серебристого меха ягненка каракулевой породы, не круглая, а с как бы расшлепанными краями, эти отличия и некоторые другие говорили о том, что перед путниками абрек с правого берега Терека. Впрочем, во враждебных предгорных с горными чеченскими и дагестанскими аулах была такая же мода. Рядом с вожаком подпрыгивал в седле их недавний преследователь, но теперь он вел себя более нагло. Дарган подергал шашку в ножнах, подумал о том, что ряды терских казаков и правда поредели здорово, если бандиты сумели добраться до Кубани. Мельком покосился на спутницу, та, накрыв пистолет снятой с плеч накидкой, с интересом следила за ватагой кавказцев, чувствовалось, что она относилась к ним как к представителям первобытного племени, с которыми можно будет поделиться бусами. Меж тем гололобый абрек в синих штанах и с крашенной хной бородой натянул уздечку, остальные члены банды числом около десяти остановились поодаль. Казак с удовлетворением отметил, что на всех у них было одно ружье.

— Салям алейкум, хорунжий, — оскалил крепкие зубы чечен. — Куда путь держим?

— Ва алейкум салям, уважаемый, возвращаюсь с войны домой, — ответил Дарган, он знал, что льстивым словам горца веры нет.

— А где твой дом, казак? — продолжал насмехаться всадник.

— На левом берегу Терека, в станице Стодеревской, — Дарган все еще надеялся на мирный исход встречи, когда уходил на войну, чечены старались не задирать соседей, разбойничая у них в тылу. Но рассчеты не оправдались.

— Как раз напротив твоей станицы мой аул, было время, когда наши тейпы роднились с вашими семьями, — не уставал допытываться вожак, который глазами и волосом был светлее окружавших его соплеменников. — По крови ты кто?

— Казак, — решил избежать опасной темы Дарган, поиск корней сохранил бы жизнь, но до конца дней оставил бы с позором, который хуже смерти, ввиде «своего» человека в станице. — Разве это имеет значение?

— Лицо у тебя не совсем казацкое… — главарь задумчиво огладил бороду, казак понял, что он имел ввиду его тоже не смоляные волосы. А тот сверкнул глазами из–под надбровных дуг. — Может, где встречались?

— И вы к нам на праздник приходили, и мы к вам наведывались. Я больше на кордоне службу нес.

Абрек пристально всмотрелся в противника и непримиримо сдвинул брови, он понял, что разговора не получится. Даже если перед ним полукровка, или у него со встречным одни предки, все равно тот с пеленок стал прислужником у православных русских.

— Ваши казаки приходили к нам с войной, — с угрозой сказал он.

— Наши к вам не пойдут, если только из пришлых, из царских полков.

— Какая разница, все равно русские.

— Разница большая, тем солдатам мы не указ.

— Знаем, сами под их балалайку пляшете, — оглянувшись на разбойников, гортанно засмеялся чечен.

— Что тебе надо, джигит? — попытался оборвать веселье Дарган.

— Все, — еще громче заржал всадник, резко захлопнув рот, просверлил путников злыми зрачками. — С войны казаки никогда не возвращались пустыми.

— Мы француза воевали, помогали русским войскам освобождать их родину.