Еще более яркое представление об оброчной (издольной) системе рыбного оброка дает грамота № 169 (XIV в.)[489], сохранившаяся полностью: «Василеве, Софонтеева. Онтане. послале. Овдокиму. два. клеща. да. щука. с Василевы. рыбы. клеща. послале. клеще Стопане. цетворты». А. В. Арциховский переводит ее так: «Во двор Василия Софонтеева. Антон послал Евдокиму двое клещей. Да щука из Васильевой Рыбы послал клещи. Степан послал четвертые клещи». Л. В. Черепнин понимает текст иначе, полагая, что неизвестный автор письма сообщает Василию Софонтееву о посылке Евдокиму Антоном двух клещей и щуки; из деревни Васильевой – рыбы и клещей, и от Степана – клещей[490].
По-видимому, слово «клещи», в котором вышеназванные исследователи видели железный инструмент или хомутные, деревянные клещи, ввело их в заблуждение. Если же читать его как хорошо всем знакомое «лещи» (рыбы), смысл грамоты прояснится. Наше определение спорного слова подкрепляется данными лингвистики (сравни польское Kleczcz – лещ, русское – Клещино (лещевое) озеро и другие названия)[491]. Некоторые затруднения вызывает теперь лишь начало грамоты. Но если следовать в толковании этого места как «(слова) Василия Софонтеева», за В. И. Борковским, то и они отпадут[492].
В новом переводе грамота выглядит так: «(слова) Василия Софонтеева (из Офонтеева? – А. К.) Антон послал Евдокиму двух лещей и щуку. Из Васильевой рыбы послал леща. Четвертый лещ от Степана». Перед нами короткая записка, фиксирующая раздел пойманной рыбы между ловцами и феодалом-вотчинником.
Василий, Антон и Степан – крестьяне-рыбаки, обязанные частью улова (пятой, десятой рыбой?) делиться с владельцем (совладельцем) угодий. Причитающийся Евдокиму рыбный оброк доставил к нему в городскую усадьбу Василий. С его слов один из приказчиков (почему о рыбе Василия и сказано в третьем лице), ведавший хозяйством феодала, составил грамоту, оформившую документально даже столь незначительные (пять рыб!) расчеты.
Таким образом, берестяное письмо № 169 из Новгорода не только является одним из самых ранних примеров существования издольного оброка в рыболовстве, но и подтверждает наличие повозной повинности, согласно которой крестьяне сами должны были везти натуральные продукты (в том числе и рыбу) из своего хозяйства вотчинникам.
В связи с ростом феодального землевладения, выразившимся в частности в разбросанности и лоскутности вотчин, возникали трудности с освоением дальних промыслов. Их владельцы посылали туда ватаги рыболовов[493].
Помимо холопов, участвовать в таких походах приходилось, по-видимому, и зависимым крестьянам. На это указывает берестяная грамота № 310 (начало XV в.)[494]: «Цълобитие осподину посаднику новгороцкому от твъегъ клюцника от Вавулы и от твоихъ хрестияно, которые хрестияни съ лова пришли за тебя».
Входила рыба и в состав «подъездного» – корма, получаемого феодалом во время личных посещений вотчины. «А коли архимандрит приеде на подъездъ, – говорится в рядной крестьян робичичан (около 1460 г.) с Юрьевским монастырем, – стояти ему на стану две ночи, а пива положити христьяномъ доволно, а хлеба и вологи, рыбное и мясное доволно»[495].
В конце XIV–XV в.в. часть своих ловищ, эксплуатация которых непосредственно вотчинниками почему-либо осложнялась, они сдавали в аренду своим же крестьянам или иным лицам[496]. Промыслы жаловались также крупными феодалами на оброк своим вассалам. Причем уже в середине XV в. этот оброк был нормированным. Так, Блинов – Монастырев с данного ему митрополитом Феодосием еза на устье реки Ковжи должен был давать «на всякий год оброком на его дворец к погребу до десяти осетров вялых шохонских, а привозити ми к нему на Москву на збор»[497].
В целом картина бытовавших во второй половине XIII – первой половине XV в. феодальных повинностей, связанных с рыболовством в вотчинах, получается довольно пестрая. Владельческие промыслы всё же в основном осуществлялись с помощью слуг-холопов («свои люди» – новгородских грамот) и труда (отработки) зависимых крестьян. С середины XIV в. постепенно приобретает немалое значение оброчная система эксплуатации ловищ. Издольный оброк превалирует, но с конца XIV (вероятно), а в XV в. – безусловно, распространяется и нормированный оброк.
Значительно больше данных по интересующему нас вопросу сохранилось от конца XV – начала XVI в. Исключительно важный материал содержат Новгородские писцовые книги, актовые памятники и другие источники.
Исследователи Л. В. Данилова, В. Н. Бернадский, Г. Е. Кочин и др. на огромном количестве примеров доказали, что ведущей формой эксплуатации феодалами всех рангов зависимого крестьянства в Новгородской земле, да и по всей Руси в указанное время была рента продуктами, т. е. полностью преобладала оброчная система. Основу владельческого дохода составлял хлеб, часто взимавшийся уже не из доли урожая, а в соответствии с заранее определенной нормой. Нормированный оброк способствовал в некоторой степени повышению продуктивности крестьянского хозяйства.
Рыба входила в состав (по данным Новгородских писцовых книг) так называемого мелкого и затем ключнического доходов. Поборы эти не были издольными, а строго фиксировались. В них включалась как высокоценная (например, лососи), так и низкосортная рыба. Например, с Юшковской волости шло «рыбы 2 лососи, 10 лык курвы, 10 лык ершов»[498]. В другом случае взималась «бочка сигов, 1000 курвы»[499] или «10 лык курвы, 10 лык ершов»[500]. Иногда владельцы предпочитали получать только первосортную рыбу. Вот перечень мелкого дохода с волости Федоринской: «пол-яловицы, да 7 лопаток говяжьих, баран, 18 полоть мяса, 20 и полосма борана, 52 куров, 9 лопаток бараньих, 9 сыров, 22 блюда и ведро масла коровья, 3 лососи, 48 хлебов, 60 бочек без четверти бочки пива» и т. д.[501]
Характерным является стремление многих вотчинников заменить рыбный оброк натурой денежным: «И всего дохода шло монастырю и с игуменом и с казначеем и с столпником и с чашником и с дьяком и с повозщиком и за рыбную ловлю денгами 7 рублев Ноугородцкая и 7 гривен с четвертною»[502] или «оброка положено на ту волостку денгами и за рыбную ловлю пол – 6 рубля ноугородцкая, опричь великого князя дани»[503].
При эксплуатации своих собственных угодий вотчинники по-прежнему нередко использовали труд зависимых крестьян. Здесь практиковалась издольная рента: «А те все озера ловят князи своими христьяны; а что уловят рыбы, и они делят с христианы по половинам»[504].
Нередки случаи, когда феодалы предпочитали сдавать свои ловища внаймы или на оброк. Причем доход они взыскивали всеми тремя способами: долями улова, заранее оговоренным количеством рыбы или деньгами. Так было повсеместно. «А угодий у той волостки: в озере Источке учясток, а дает его ловить ез (Филя Дмитриев) из третей рыбы»[505]. Другой пример: «А угодий у тех боярщын: в озере Полонце третей участок, а дает его ловити из пятые рыбы, а в Селигере озере участок, а дает его ловити из пятые же рыбы»[506]. То же самое было и в псковских землях. В 1447 г. городские власти наделили церковь Фёдора Тирона рыбными ловлями в Рудницкой губе. Попы передавали их на оброк рудницким ловцам Ларке с товарищами или кому-нибудь еще с условием, что те «с неводу дают, что уловят восмую рыбу, а с мережи и с уд и переметов пятую рыбу»[507]. В XVI в. и здесь появляется нормированный оброк. Б. Б. Кафенгауз привел несколько примеров, когда ловцы из посадов, стоявших на землях церквей и помещиков, обязаны были в год поставлять земледельцам «за позем» – «двести рипух», «полбочки» или «бочку ряпухи» и т. д.[508]
