В общем, от XVI в. до нашего времени сохранилось описание приблизительно 40 русских городов – частью в писцовых книгах, а также в сотных выписях и других документах. Помимо Новгорода, писцовые книги имеются и для другого крупного центра Северо-Западной Руси – Пскова – и его пригородов. Но о большинстве городов мы почти ничего не знаем. К последним относится и Москва, писцовых и переписных книг которой XVI в., к сожалению, до сих пор обнаружить не удалось.

К кругу подобных источников принадлежат и хозяйственные книги монастырских вотчин, появившиеся в 30-х гг. XVI в. По своему составу они делятся на приходные и расходные, книги регистрации повинностей, долговые и кабальные, описи имущества, книги ключей и пр. Поскольку в них регистрировались доходы с крестьян, населяющих вотчины, денежные операции, есть опись дворов и оброков, записи долгов и т. д. – они представляют исключительный источник по многим вопросам хозяйственной жизни Руси XVI в., в том числе связанным с проблемой товарного производства и товарно-денежного обращения[101]. Для наших целей наиболее существенны приходно-расходные монастырские книги, насыщенные данными о купле-продаже продуктов сельского хозяйства, ремесла и промыслов; сведениями о размерах и сроках крестьянских платежей, говорящие как о связи самой феодальной вотчины, так и отдельных крестьянских хозяйств с рынком. Однако большинство из этих книг датируются второй половиной XVI в. и даже его концом. К тому же почти все они не опубликованы. Существуют лишь отдельные издания и выписки в общих работах[102].

При изучении древнерусского рыболовства особо следует обратить внимание на документы, непосредственно касающиеся этого промысла. К ним относится Белозерская езовая книга 1585 г.[103] Из нее выясняются данные о количестве материалов, шедших на постройку езов, об их конструкции и численности артелей, возводивших те или иные рыболовные сооружения, о порядке обеспечения лесом «езового дела».

Подводя итог обзору писцовых книг конца XV–XVI вв., хочется закончить его словами М. Н. Тихомирова: «Только благодаря их существованию мы можем представить себе картину сельского хозяйства, земледелия и промыслов России того времени[104]». Однако нельзя не учитывать и того, что большинство из этих источников выходят за хронологические рамки нашей работы. Поэтому они использовались с целью ретроспективного исследования происходивших явлений, что, конечно, несколько обедняет характер выводов.

Раздел о письменных источниках был бы неполным, если не упомянуть о совершенно новой их категории – берестяных грамотах. В Новгороде найдено уже свыше 400 текстов на бересте, и коллекция грамот пополняется с каждым новым сезоном раскопок[105]. За последние годы география этих находок расширилась за счет Пскова, Старой Руссы, Смоленска и Витебска. Самые ранние из новгородских грамот датируются XI в., а большинство – XIV – первой половиной XV в. Несколько берестяных грамот содержат драгоценные для нас сведения о рыболовстве. В основном это перечисление феодальных повинностей, взимавшихся рыбой, преимущественно красной. Но среди них есть тексты, повествующие об организации рыбного промысла и торговле рыбой.

Наконец, в разряд письменных источников входят известия иностранцев, посещавших Россию. Но к ним следует подходить с большой осторожностью, так как иностранцы, как правило, слишком поверхностно были знакомы со страной и не могли серьезно и глубоко изучать ее быт и хозяйство. Их воспоминания подобны заметкам путешественников, сделанным в вагоне скорого поезда.

Состояние источников по изучаемому вопросу нельзя признать полностью удовлетворительным. Два их главных вида – археологические находки и письменные свидетельства – довольно неравномерно распределены во времени и по районам исследуемой территории. Для домонгольской эпохи вещевой материал из раскопок составляет фактическую основу при разработке вопросов истории древнерусских промыслов, в частности рыболовства. Летописи и другие письменные источники лишь дополняют и конкретизируют наши знания. Наоборот, для конца XIII – начала XVI в., особенно для XV–XVI вв. разнообразные письменные материалы (писцовые книги, акты, летописи, берестяные грамоты и др.) проливают яркий свет на многие стороны экономической и социальной жизни русского государства. Причем некоторые из них (писцовые книги) дают массовые показатели, пригодные для статистической обработки. Извлеченные из всей совокупности письменных источников данные о развитии рыбного промысла в этот период позволяют нарисовать сложную и динамичную картину промыслового лова в различных землях, определить его место и удельный вес в древнерусском хозяйстве. Археологические же находки этого времени известны в значительно меньшем количестве и не могут обеспечить целостного представления по интересующей нас проблеме.

С другой стороны, следует помнить, что об экономике многих территорий Древней Руси у нас нет почти никаких свидетельств – ни письменных, ни археологических. В самом выгодном положении находятся Новгород и Новгородская земля. Исследователь располагает здесь целым комплексом первоклассных источников. Поэтому в данной работе этой обширной области русского государства уделено много внимания. Социально-экономические процессы, охватившие Новгород со всеми его владениями в изучаемый период, являются как бы эталоном, в сравнении с которым познаются аналогичные явления в других частях древнерусской земли.

Думается, что выводы в нашей работе подкреплены достаточным историческим материалом, хотя и не всё в них является бесспорным. Некоторые вопросы остаются открытыми и решены лишь в плане научной гипотезы. Археологические раскопки, возможно, внесут в дальнейшем по ряду разделов существенные коррективы. На появление же новых, обильных письменных источников вряд ли приходится рассчитывать.

Территория расселения восточных славян раскинулась от Ладожского озера до причерноморских степей и от Карпатских гор до берегов верхней Волги. Ее ядро, сгруппировавшееся вдоль Днепровской водной системы, занимало лесостепную и лесную ландшафтные зоны с умеренным климатом, континентальность которого усиливалась в направлении с северо-запада на юго-восток. Все эти земли орошались множеством больших и малых рек, были усеяны озерами, болотами, старицами. Равнинный пейзаж местами нарушали гряды холмов и возвышенностей – следы былой циклопической деятельности ледника. Повсюду шумели вековые леса. На севере сосновые боры, перемежавшиеся в низинах мхами и ельниками, постепенно переходили в смешанный лес, расцвеченный осиной и березами. Чем дальше на юг, тем чаще расступались деревья, открывая взору просторные поляны. Всё реже попадалась ель, сосна взбиралась на песчаные дюны и увалы. Еще немного – и, оторвавшись от дремучей чащи, шагнули в степь веселые дубравы. Везде водились в изобилии дикие звери, гнездились птицы, и пчёлы трудолюбиво собирали мед. Плодородные почвы и заливные луга на юге, девственные леса и озерные плесы на севере стали полем жизни и деятельности восточнославянских племен. Здесь они основали свои поселения, расчистили пашни, построили города. Здесь поднялась и окрепла, впитав живительные соки родной земли, могучая Киевская держава. И в древности русские люди хорошо понимали, какой щедрой, воистину благодатной по части природных ресурсов была их родина. Недаром безымянный поэт XIII в. с любовью и жаром писал: