Кривые распределения находок рыболовных орудий по строительным ярусам древнего Новгорода, особенно глиняных грузил и ботал (графики 6, 8), стремительно возрастают. В XIII в. стало больше острог (график 3). Зато несколько сократилось количество тяжелых, каменных грузил (график 4).
Взаимосвязь этих явлений с историческими судьбами Руси и Новгорода в тяжелую эпоху иноземного нашествия несомненна. В несколько раз увеличился промысел рыбы с помощью ставных ботальных сетей, а также волоковыми снастями типа бредней. Широкое распространение получила острога – орудие, не свойственное профессионалам-рыболовам. Налицо заметное повышение экономического коэффициента рыболовства в хозяйстве горожан. Любопытно, что параллельно несколько сокращается неводная ловля (каменные грузила). По-видимому, это связано с уменьшением посевов прядильно-масличных культур, или, скорее, с возросшим спросом на пряжу и соответствующим ее вздорожанием. А ведь для изготовления невода требовалась несколько пудов волокна. Профессиональное рыболовство, конечно, не исчезло в это время. Но рядом с ним и вместе с ним вновь получила широкое развитие добыча рыбы внутри каждого хозяйства, как отрасль его домашних промыслов.
Тяжелый удар, нанесенный татарами древнерусскому земледелию, прежде всего тем областям, откуда поступал в Новгород хлеб («несть места, ни веси, ни сел тацех редко, идеже не воеваша на Суждальской земли»[430]), приток в город населения, бежавшего от захватчиков, остро поставил вопрос о дополнительных источниках пропитания. Поэтому рыболовство, повсеместному распространению которого благоприятствовали природные условия как Северо-Западной, так и Северо-Восточной Руси, в Новгороде, Пскове, Старой Руссе, да и в большинстве других уцелевших или восстанавливающихся городов и сёл, приобрело исключительно важное значение.
Дальнейшие наблюдения над новгородскими находками проливают свет на пути развития рыбного промысла в древнерусском городе. Постепенно сокращается количество глиняных грузил и ботал, почти исчезающих к началу XV в. (графики 5, 6). В обратной пропорции возрастает число каменных грузил (график 4), а также круглых, прошитых лыком, берестяных поплавков (график 7). Следовательно, лов неводами и большими ставными сетями, лов промысловый вытесняет менее продуктивные виды рыболовства. В топографическом распределении интересующих нас предметов по площади новгородских раскопов обнаруживается их концентрация в отдельных пунктах, вместо широкого разброса в предшествующее время. Нет нужды подробно анализировать характер этого явления. Промысел рыбаков-профессионалов и полупрофессионалов, промысел, связанный с рынком, т. е. товарное «производство» рыбы, выходит в Новгороде и его землях на первое место. Этот вывод закрепляет целая серия берестяных грамот (№ 92, 99, 124, 131, 134, 144, 169, 186, 258, 260, 280, 310 и др.)[431].
Такие города, как Новгород и Псков, расположенные в соседстве с богатейшими рыбой водоемами, тем не менее не были исключением. Письменные источники конца XV – начала XVI в., а также середины XVI – начала XVII в., не позволяющие ретроспективно судить о более ранней эпохе, дают яркое и исчерпывающее представление о развитии городского рыболовства в Древней Руси. Многие из этих материалов подробно изучены и обработаны Н. Д. Чечулиным[432], М. Н. Тихомировым[433], В. Н. Бернадским[434], Л. В. Даниловой[435], Б. Б. Кафенгаузом[436] и другими исследователями[437]. Привлекая их выводы и наблюдения, а также некоторые дополнительные сведения, можно детально ответить на поставленный вопрос.
Итак, по далеко не полным данным, рыбаки-профессионалы отмечены в документах среди посадско-тяглого и беломестного населения в XVI в. в Белоозере, Волочке, Галиче Мерском, Коломне, Копорье, Кореле, Костроме, Ладоге, Можайске, Москве, Муроме, Нижнем Новгороде, Новгороде, Орешке, Переяславле-Залесском, Переяславле-Рязанском, Пскове, Ростове, Соликамске, Твери, Торопце, Туле, Устюжине Железнопольской, Холмогорах, Яме и Ярославле – всего в 26 городах. Появились они затем и в Казани, Свияжске и Астрахани (после присоединения этих земель к Руси).
Перечисленные факты свидетельствуют о широком, практически повсеместном распространении профессии рыболова в древнерусских городах XV–XVI вв. (карта 3). Отчетливо проступает связь городских рыбаков с рынком, так как многих из них документы называют владельцами лавок и амбаров.
Количество рыболовов в разных городах колебалось от нескольких человек до очень значительной прослойки среди посадского населения. Например, по подсчетам Н. Д. Чечулина в Торопце из 79 ремесленников (33 профессии) рыболовов было 3; в Можайске – из 224 (57) – 3; в Серпухове соответственно 331 (51) – 1; в Устюжине 245 (43) – 3 и т. д.[438]
Нигде в этих городах рыболовы не составляли большинства и своей продукцией, надо полагать, обслуживали местный рынок. Но присутствие рыбаков-профессионалов само по себе показательно. По всей вероятности, рыболовством в расчете на сбыт добычи в городе занимались не только его жители, но и население окрестных сёл. Иначе трудно объяснить, скажем, что в Туле в качестве рыбаков фигурируют четыре человека, а рыбой торговали в 10 лавках[439]. Вряд ли поставщиками рыбы были другие горожане, скорее ее привозили из ближайшей округи.
Во многих городах рыболовы-профессионалы жили обособленно, в слободах, принадлежавших духовным и светским феодалам. Такие поселения известны в Переяславле-Залесском, Ростове, Ярославле, Костроме, Галиче, Твери, Муроме, Переяславле-Рязанском, Коломне, Кашире. Своими размерами (99 дворов) выделялась Рыболовная царская слобода в Переяславле-Залесском[440]. 18 дворов было в слободе под Ростовом, откуда рыбаки выезжали на озеро Неро в 16 лодках с 15 неводами, 4 мережами и 4 сетями, а зимой выходили на лед с 6 неводами[441]. В Кашире рыболовы, жившие в 10 дворах за речкой Каширкой, обязаны были ловить для государя осетров, стерлядей и белорыбицу[442]. В Муроме в специальной слободке стояло 6 дворов «государевых мережников»[443]. Дворцовыми были и 31 рыболов Рыбной слободы «над озером» в Галиче Мерском, платившие в XVI в. более 50 рублей оброка в год[444].
На этом явлении стоит остановиться подробнее, ибо оно отражает типичное для XVI в. «развитие беломестного феодального землевладения за счет посада»[445]. Помимо рыболовных существовали ямские и стрелецкие слободы, жители которых несли особую государственную службу, но немало было и слобод, населенных ремесленниками всех профилей и торговцами. Однако рыболовы представляли всё-таки одну из самых значительных групп беломестного населения. И это не удивительно. Во-первых, феодалы, прежде всего монастыри и великокняжеский двор, были заинтересованы в получении высокосортной рыбы. Во-вторых, сами ловцы, выделяясь из посада, освобождались от общего тягла и несли повинности (натуральный или денежный оброк) только в пользу своего государя.
Последнее обстоятельство имело общественное значение. Чтобы вскрыть его причины, надо разобраться в одном немаловажном вопросе: где ловили рыбу городские рыбаки? Источники определенно отвечают, что у каждого города имелся некоторый фонд различных угодий, в том числе и рыболовных. «А угодий у ивангородцев в реце Нарове – ловля рыбная, 30 колов», – сообщает писцовая книга[446]. Были рыбные ловли и в Устюжине, с которых собиралось 4 рубля оброку и 2 гривны пошлины[447]. В Ладоге у посадских людей на оброке находилось «на реке Волхове 41/2 сиговых тони, да 8 тонь вешняя ловли лещевых, да на Ладожском озере лещевые ловли 100 мест и нижние ловли 11 лодок»[448]. Такой порядок возник не в XV–XVI вв., а гораздо раньше. Достаточно вспомнить, что еще в первой половине XII в. князь Изяслав Мстиславович испрашивал у Новгорода разрешения наделить основанный им Пантелеймонов монастырь рыбными тонями[449].
