Фоскарино. Много, государь. Сан-Франческо делла Винья, Сан-Гальяно, Сан-Поло с гробницами дожей и Сан-Мария Глориоза с гробницей нашего славного художника Тициана…
Царевич Иван. Где ж строят те церкви, ежели кругом вода?
Фоскарино. Светлый принц, все церкви стоят на сваях, как и дворец дожа и дзекка – монетный двор.
Иван. Об италийских чудесах много слыхал я от старца Максима Грека, также читал в его переводах легенду о Варлааме и Иосифе, книгу Марко Поло о чудесах мира, также книгу «Луг духовный», писанную палестинским монахом.
Фоскарино. Грек Михаил Треволис много лет жил в Италии, некоторое время был монахом флорентийской обители доминиканцев Сан-Марко. Он давно уж уехал в Россию. Где он, что теперь с ним?
Иван. К печали нашей, по наущению дьявола святой старец впал в ересь. Прежде в предисловии к житию соловецких чудотворцев писал старец Максим Грек, что похвалы подвижникам должны состоять из простых, бесхитростных слов, которые каждому понятны и открыто служат на пользу всем слышащим. Однако, по дьявольскому наущению, сам начал соблазняться хитрословием и красноречием, а также витиеватостью и от таких нечистых слов впал в дьявольщину. То означает, что и святому от дьявола хорониться тяжко, ежели овладевает им гордыня, ибо дьявол повсюду постоянно стережет нас.
Бельский (входит). Государь, девка-вышивальщица в покоях хоронила незаконного своего младенца. (Слуги вводят Анницу и Фаину.) А та (указывает на Фаину) – потаковница.
Иван (гневно). Вот – подтверждение слов моих о кознях дьявола! Где тот младенец? (Слуги вносят плачущего младенца и кладут его на стол перед царем Иваном.) Чей младенец, девка?
Анница (тихо, почти шепотом). Государев.
Иван. Мой грех? Мой соблазн змиев? Сказано: «Царь познал жену свою яко Адам Еву вне породы». Порода – рай. Мы же и поныне изгоняемы бываем из рая всюду следующим за нами Сатаной.
Анница (тихо). Милосердный, праведный, милостивый, отдай мне Тимку!
Иван (гневно). А грех? Хочешь, чтоб черт-пекельник радовался моему греху? Ведомо ведь о сокрытии некрещеных детей Адама и Евы, наполовину людях, наполовину нечистой силы! Переходников, обменышей… (Душит плачущего младенца.)
Фоскарино (крестится католическим крестом). A Christi nomine alienus.
Иван. Что вымолвил?
Фоскарино. Государь, я сказал, это чуждо имени Христа. Государь, я читал нечто в исторических хрониках про языческие обряды в Московии, но нам, европейцам, трудно поверить, что это происходит наяву и совершается просвещенным государем.
Иван. От грехов своих надобно избавляться самому, потому всякий раз собственноручно душу своих незаконнорожденных детей, неугодных Богу. Господи помилуй!
Анница (срывает с себя платок и повязывает вокруг бедер, разрывает платье, обнажает груди). Царь, отдай мне Тимку! (Идет к мертвому младенцу.)
Царевич Иван. Батюшка, вели ее в убогий дом отвести! Грех ведь!
Бельский. Девка порченая, государь! (Становится между Анницей и царем, вытащив нож.)
Анница. Отдай мне Тимку, моего мала человека! Он молока хочет. (Улыбается и идет к царю.)
Иван. Отойди, Бельский, от убогой. Господи, прости мне грех! А не умею по-иному против дьявола устоять! (Крестится.)
Анница (подходит, берет младенца и прижимает его голову к груди. Укачивает, поет).
Баю-баю, баю-бай, поди, Бука, под сарай,
Коню сена надавай, нашу Тиму не пугай!
Бельский. Притемнить девку?
Иван. Пусть идет! (Крестится.)
Бельский. А что с потаковницей делать?
Иван. Потаковницу на торгу бить кнутьем, чтоб кожа лопнула, ибо потаковники – вот главные грешники. (Фаину уводят.)
Фоскарино. Позволь, государь, и мне удалиться. Ибо, признаюсь, я несколько встревожен и хотел бы успокоить себя чтением эпиграмм или идиллий Вергилия или Авсония.
Иван. И мне сии названия ведомы. Щелкалов, вели, чтоб перевели.
Щелкалов. Исполним, государь. (Кланяется и уходит с послом.)
Иван. А, детища Асмодеевы, они же Адама и Евы, рожденные после грехопадения и утаенные от Бога! Та сила дьявола держит нас. (Крестится.) Господи, изведи из темницы душу мою и от ада преисподнего. Удиви на мне, грешном, милость свою своими молитвами, ты, Матерь Пресвятая Богородица Приснодева Мария и все святые твои, сии все помыслы в уме моем. (Уходит в сопровождении Бельского.)
Занавес
Сцена 85
Варваринский крестец Китай-города у Варваринских ворот. Холодная летняя ночь. Возле высокой жаровни, в которой горят дрова, греется народ. Иные расположились вокруг костров. У Варваринских ворот на лесах – художник Алампий при свете факелов подновляет икону Варваринской Божьей Матери. У ограды Варваринской церкви сидят несколько мужиков и баб, иные закусывают, иные дремлют
1-й мужик (раскачиваясь, заунывно поет).
Я пойду, ой и не послушаю,
Ночь темна, ой, и не месячна.
Реки быстры, ой, перевозов нет,
Леса темны, ой, караулов нет.
2-й мужик (дремавший, накрывшись армяком. Приподнимается, сердито). Почто скулишь, аки выморочный?
1-й мужик.
Я пойду и не послушаю,
Ночь темна, ой, и не месячна…
Скоморох (к поющему мужику). А что скулишь? Ежели каши желаешь с маслом али киселя горохового с хлебом, то ты у нищих калик проси. Ишь, кашу варит ватага каличья! (Кивает в сторону костра, на котором кипит котел и вокруг которого сидят нищие.)
Главарь ватаги (мешает кашу большой деревянной ложкой, поет вместе с горбатым мальчиком-нищим).
Слезы лил Адам, возле рая сидя:
Рай, ты мой рай, о прекрасный мой рай!
Меня ради, рай, сотворен ты был,
А из-за Евы, рай, затворен ты был!
Увы мне, грешнику, увы ослушнику!
Горбатый мальчик Николка. Дядя Матвей, отчего милостивый Бог по сю пору гнев на Адама держит?
Главарь ватаги. Из-за дьявола Господь гневается, из-за дьявола, Николка! Коли Адама Господь Бог выгнал из рая, тогда дьявол и запись на него сделал. Господь велел: после изгнания кормись в поте лица! Отец наш Адам начал заниматься хлебопашеством, однако дьявол сказал: запиши мне рукописание, тогда и землю дам тебе делать. Господни небеса, а земля моя. Аще хошь земли пахать, то дай мне рукописание на себя и на весь род твой.
Николка. И дал Адам, отец наш, рукописание дьяволу?
Главарь ватаги. Дал Адам рукописание, по тому рукописанию от Адамовой смерти до Христова распятия проводил дьявол праведных и грешных одинаково в ад. (Мешает кашу.)
1-й мужик. Слыхивал я про чудеса Троице-Сергиевского монастыря. Стоит там медный горшок, в котором всегда варятся овощи, и горшок тот всегда полон, всем паломникам хватает, сколько б ни ели, и овощи не кончаются. Так ли, монах?
Монах. Я такой горшок не видывал и про такой горшок не слыхивал. Может, стоит для нищих, а нам, христианам, Господь от Отца нашего велел кормить самим себя в поте лица.
2-й мужик. У нас в Москве и Замоскворечье бедное крестьянство. Не то что дыни, овоща заморского – иной раз не станет до весны корма животного, али соломы, али мякины. У нас то недостаток луговых угодий. Траву косим на полянах после рубки леса. То в Нижнем Новгороде, в Вятской земле, Закамье луга велики. Мы ж держим лошадей перед сохой в страдную пору овсом, остальное мякиной идет заместо овса, а овец с октября по май в хлеву держим, не в поле, на подножном корме. Истинно так. Заговорил я сеструшку свою родную девку замуж, а выдать мне не с чем, лоскутишки нет никакой.