Годунов. Истинно, государь, от игумена Филиппа Колычева много новшеств в хозяйстве Соловецкого монастыря. При посеве употребляют особую сеялку, с десятью решетами, причем работает на ней один старец. Много сделал для мельничного дела. Мельницы делал да ручьи копать велел к мельнице, воду приводил к монастырю. И силу скота используют. Раньше копали глину на кирпич вручную, а теперь волом орут одним, что многие люди копали. И глину мяли на кирпич людьми, а ныне мнут глину на кирпич коньми. Соляной промысел, железоделательное производство. Завел игумен Филипп, варницы в Солокурье и Колежме, водное объединение сделал, объединяющее многие озера для развития мельничного дела. Все то надобно в другие хозяйства перенять, для всей Руси.

Иван. Издавна любил я игумена Филиппа, сам его всячески в митрополиты уговаривал да утверждал, да, вишь, за грехи и он соблазнился, а соблазнившись, смерть принял.

Федор. Батюшка, отчего игумен Филипп умер?

Иван. От угару.

Федор. Батюшка, а что есть угар?

Иван. То, Федор-сын, когда пары восходят на воздух. Любил я Филиппа и его Соловецкую обитель. Лучшие псковские колокольные литцы изготовили для Соловецкого монастыря медные колоколы на денежное жалованье мое, царя. Один колокол весил 180 пудов, стоил 870 рублев, второй – 95 пудов, стоил 300 рублев, да и малые колоколы стоили 50 рублев.

Федор. Я, батюшка, шибко колоколы люблю. Особо люблю звонить на колокольне. Каждый колокол свой голос и свое название имеет. Тот – Корноухий, тот – Ефимонов, тот – Сполошной, тот – Застольный, тот – Слободской, Часовой… Батюшка, какой наибольший колокол слит по твоему велению?

Иван. По велению моему слит колокол большой, имя ему – Лебедь, и меди в нем 220 пудов. То праздничный колокол. Тебе, Федор-сын, его не одолеть. Тебе звонить в перечастные невеликие звоны.

Федор. Батюшка, а отчего с колокольни люди маленькие?

Иван (растроганно). Отчего маленькие? Ах ты, убогонький мой! (Целует Федора.) То, Федор-сын, есть меньший предмет по удалению. Кончается зрак наш на ауре, сиречь воздухе. Взойди на гору высоку, воззри на равенство поле, и ты узреешь: пасомые стада не аки муравьи и мыши сущи ли?

Федор. Батюшка, и звезды от этого малы?

Иван. Истинные размеры звезд узнать невозможно, поскольку они в далекой выси.

Федор. Батюшка, а ежели звезды на землю упадут, то узнать можно?

Иван. Звезды прикреплены навечно к тверди небесной, а упадут только во время второго пришествия. Иной раз камень падает – метеорит, то – облако, загоревшееся от звездных лучей.

Федор. Батюшка, но иной раз и звезда падает!

Иван. То, знай, знамение. Звезда-камень именуется комета. Комета – от всевышнего для знамения. Бог возжигает звезду-комету на воздухе, предупреждая тем о карах земных.

Федор. Батюшка, а как образуется дождь?

Иван. Мох в себя воду берет. Губовидные облака к себе возносят от мха воду на воздусе. А нагреется вода, испаряется. Особо потом солнце мокроту с собой на высоту внемлет, на воздух. Пары восходят на воздух, так же и от морей.

Федор. Однак морская вода солона. Как соленая вода, попав на небо, проливается пресным дождем?

Иван. Выпари солену воду в чане, она станет пригодной для питья. Так делают мореплаватели.

Федор. Ты, батюшка, шибко учен умом, а игумен Филипп Колычев учен был на придумки, приспособления. Изобрел приспособления, сам сливает квас в чане. А квас тот сольет со всех чанов. (Смеется.) Нарядил телегу, та телега сама насыпает да привозит, да и сама высыпает рожь на сушило. Нарядил ветер мехами из мельницы веять рожь. (Смеется.)

Иван (недовольно). То у митрополита Филиппа Колычева не истинная ученость, а мужичья придумка. Филипп Колычев, когда потребно было, говорил: «ручаюсь», а руки не приложит. Грамоте не шибко умел был. Духовное лицо, а по-мужичьи лишь был умел. Иное дело – митрополит Макарий, духовный отец мой. Книжник, грамотей. Духовное лицо прежде прочего должно не зерно сеять, то мужичье дело, а зерно грамоты и разума. Учить народ об уважении к властям светским и церковным, и внутреннему деловому строению, воспитанию детей. А с иными священниками так делается, что сами неучены. Ежели и дале так пойдет, то все на земле станут таковы. Ино ведь всю землю излаять, что нет на земле человека, кого избрати в поповство. Ежели пастыри таковы, то каково же стадо? Русский народ – богоносец, а Евангелие читать не умеют. Да что мужики, дворяне невежды! Приведут дворянина, велю ему Апостол читати, он не умеет ни ступити, велю псалтырь дати, он по тому едва бредет! (Сердито.) Такие слуги мне не потребны, от таких слуг государю и отечеству польза невелика!

Годунов. Я, государь, верный твой слуга.

Иван. Верный-то, поглядим, а уж невежда точно. Не умеешь ни читать, ни писать.

Годунов. Истинно, не книгочей, но имею отличную память. Вот Ирина грамоту знает.

Иван. Знаешь грамоту, Ирина?

Ирина. Знаю, государь, да и брат мой Борис грамоту подписать все ж может.

Иван. Где ж ты обучилась?

Ирина. Сама, государь, обучилась по алфавиту правописанию букв младенческого наказания с тонкословием словес. (Подает книгу.)

Иван (берет книгу). Что то за буква?

Ирина. «Аз».

Иван. Читай!

Ирина. Аз есмь Израилю изведенный из египетского дома работного.

Иван. Славно читаешь! (Целует Ирину.) Тут читай!

Ирина. Ял бы я, молодец, рыбу осетрину свежую.

Федор. Батюшка, славно Иринушка читает. Она и меня чтению учит.

Иван. Ты читай, Федор.

Федор (читает). Алфавит, азбуковик, предисловие к буквице. Сила существа книжного – письма святых аггел и святых апостолов и священных архиепископов.

Иван. Как то пишут: открыто или покрыто?

Федор. Такое, батюшка, не ведаю.

Иван. Скажи ты, Ирина.

Ирина. Покрыто пишут, понеже то, что покрыто, то свято.

Иван. Славная у тебя жена, Федор! (Целует Ирину.)

Федор. Ладушка, краса ненаглядная! (Целует Ирину.)

Иван. Бабка моя, Софья Палеолог, была мудра да помогала мужу. Также и мать моя, великая княгиня Елена Глинская, помогала мужу. Также и тетка моя, Евфросинья Старицкая, хоть и злобна была, да умна. Нынешняя царица Мария Нагая хоть и не по душе мне, а из семи цариц других разумней. Да ты, Ирина. Сын мой старший Иван, упокой Господи его душу, женился на змее, Елене Шереметьевой, она же, проклятая, гибели его способствовала. Ты ж Федор, с Божьего помысла, жену имеешь добру. То Божий подарок. Аще Бог дарует жену добру, дороже сие каменей многоцветных. Люби ее, Федор!

Федор. Люблю ее шибко, батюшка! Нам бы еще с Иринушкой младенчика нажить ради друг друга!

Иван. Ради блага династии Калиты и пользы отечества нажить наследника! Рождение наследника – награда за благодеяния. Мой отец, великий князь Василий Третий, основывал монастыри и церкви, по богомольям постоянно ездил. Вот за то в пятьдесят лет Бог и даровал ему, наконец, наследника.

Годунов. Тебя, благоверного нашего царя и великого князя Ивана Васильевича Всея Руси.

Иван. Истинно, вижу, не зря все ж ты носишь, Годунов, звание слуги, которое почитается честней боярского.

Годунов. Государь милостивый, хорошо, однак, и звание боярское. Род наш, Годуновых, издавна на государственном поприще. Спесивые вельможи Шуйские, Мстиславские, Шереметьевы да прочие называют нас татарами, однако мы, Годуновы, из исконных московских служивых вольных слуг. Гордимся, что исконно вечно государские. Ни у кого не служили, окроме своих государей. Верно, что предком моим был ордынский мурза Чет, приехавший из Орды в 1330 году от Рождества Христова служить великому князю Ивану Калите и крещенный с именем Захария, но два с половиной века мой род – православный и в Думе уж больше десяти лет.