Федор. Брата Иоанна, измыв теплой водою и возложив на него срачицу[40] и порты и все царское одеяние, в гроб положили. А корону на гробе не положили. То душе брата досада.

Годунов. Корону лишь царям кладут.

Федор. Брат Иван шибко хотел быть царем вместо батюшки, оттого батюшка осерчал. А я монархом быть не хочу, я монахом быть хочу. И слышать про трон не желаю! Тягостно быть царем.

Годунов. Грех так говорить, государь царевич. Монарха почет подобен Богу. Перед ним в земном поклоне падают ниц, обнажив голову, на пирах пьют перву государеву чашу, вставая из-за стола. Выход царя – под колоколы. Стража следит, чтоб внутри дворца и вокруг была благоговейнейшая тишина, а кто в опале, то ему запрет посещать дворец и видать очи государевы. Такой-то почет.

Федор. Нет, в монастыре лучше. Ежели ты, Борис, любишь царство, то будь сам после батюшки царем, а я с Иринушкой в монастырь пойду.

Борис. То ты, государь царевич, из рода Калиты, тебе Бог велел царствовать. Я же – из татар.

Федор. Все одно, будь после батюшки ты царь, Борис, я ж в монастырь. Хочешь ли в монастырь, Иринушка?

Ирина. Хотела бы, да государь-батюшка не позволит.

Федор. Господи, как любо мне ездить по монастырям, особо глухим, лесным. Господи, красота какая! Высокие затейливые башни, а кругом – лес, реки, озера синие, зеленые дали летом, бело-голубые, искрящиеся под лучами солнца зимой… Господи, там бы мне и помереть тихо, не так, как брат Иван. Помирясь в ссоре, целуя всех, и всем мир и прощение дам, и, перекрестившись трижды, обвив четки около руки своей и сказав последнее слово: «Слава Богу всех ради. В руки твои передаю дух мой. Аминь». (Крестится.)

Годунов. Молод ты еще, государь царевич, про смерть мыслить. То грешно. Про жизнь мысли.

Федор. И жизнь в монастыре, Господи, как хороша! В монастыре терпение и смирение.

Годунов. Государь царевич, терпение и смирение необходимо человекам, отказавшимся от мирской жизни, но в миру люди живут не по монастырскому уставу. В миру не терпение, а закон потребен, сиречь правда. Долготерпение в людях без правды добро разрушает и дело народное ни во что изводит, злые нравы в царство вводит.

Федор. Кто блюдет ту правду? Человек может ли? Лишь Бог может.

Годунов. Бог на небе, на земле ж – его помазник, царь.

Федор. Разве царь естеством не человеку подобен?

Годунов. Царь естеством есть всем человекам подобен, а властью же подобен есть высшему Богу.

Федор. Нет, я хочу батюшку упросить, чтоб меня в монастырь отпустил Соловецкий, где игумен был отец Филипп, али иной, какой батюшка пожелает. Жил бы с Иринушкой вместе, как брат и сестра.

Годунов. Такое монастырский устав запрещает. Вы ж с Иринушкой в супружестве наследника должны родить государю и отечеству.

Федор. Нет нам на то, Борис, благословения Божьего. Уж иной раз ропщу за такую опалу.

Ирина. Не роптать надо, а с кротостью и смирением переносить опалу и другие беды. Все напасти от Бога. Поминай грехи свои, трепещи, молись и благодари Владыку Христа.

Слуга (входит). Государь Иван Васильевич!

Годунов (испуганно). Неожиданно приехал! Не быть бы беде! (Крестится.) Господи, сохрани и спаси! (Входят царь Иван и Нагой.)

Иван. Что ж ты, Борис, скрываешься от царских очей?! Ныне сам пришел тебя посетить. И ты, Федор, давно уж на очи мне не являлся.

Федор. Батюшка, Борис расхворался и долго лечится, а я ему соболезную.

Иван. Строганов, истинно Годунов расхворался?

Строганов. Истинно, государь милостивый. Делаю ему заволоки от нагноения.

Годунов. Государь, все время после несчастья сижу тут, в своем доме за Неглинной.

Иван (Нагому). Что ж ты, Нагой, наговорил на Бориса?

Нагой (испуганно). От неведения, государь великий! То меня самого обманули!

Иван (гневно). Ты лжешь, а не христианствуешь!

Нагой (испуганно). Прости и пощади, государь!

Иван (гневно). Молчи, черти ли тебя знают, ежова кожа, сомова рожа, глуп человек! Вот я, царь, сам отправился в дом Бориса и убедился, что тот действительно не выходит по болезни, сам видел его заволоки. Строганов, в наказание за оговор повелю наложить заволоки своему родичу Нагому.

Нагой. Государь милостивый, я совершенно здоров и не нуждаюсь в заволоках!

Иван (гневно кричит). Наложить ему заволоки на голое тело! (Строганов накладывает заволоки Нагому.)

Нагой (вопит). Пощади, государь!

Иван (кричит). Вон пошел с очей! (Нагой со стонами уходит.) Проклятый! (Садится на кресло.) Кругом обманщики, глупцы, изменники. (Кричит.) Верить никому нельзя! (Хватается рукой за горло. Шепотом.) Верить нельзя. Строганов, неможется мне, горло перехватило.

Строганов. Я сейчас, государь, мускусной воды с ревенем принесу. (Уходит.)

Ирина. Государь батюшка, попей горячего кваску. (Подает квас.)

Иван (пьет, шепотом). Горяч квасок.

Федор. Батюшка, то монастырский квас с Соловков. А варят его так: в чаны затирают солод с мукой овсяной. То сусло. Из квасных чанов-котлов – в иные, где охлаждается, потом – руслами в большие корыта, также имеющие отводы. Русла заливают кипятком, а в полученный раствор кладут дрожжи и закваску. Хорош квасок!

Иван (пьет квас). Ах ты, мой умник! (Целует Федора.) Трое вас (поднимает три пальца), трое у меня, греха ради. Ты, Борис, да Ирина, да Федор. Ты, Борис, и Ирина питаемы с детства были от царского стола. (Хрипит.) Вот на пальцах показал, что Федор, Ирина да ты, Борис, родны для меня, как три перста.

Строганов (входит с чашей). Испей, государь.

Иван. Уж не надо. Квасу испил. Езжай, Строганов, к Нагому, да сделай ему еще поболее заволок на голое тело. Режь и шей, без камфоры. Заволоки на руках и груди. Я приеду, посмотрю.

Строганов. Исполню, как велишь, государь. (Уходит.)

Иван. Поскольку я, царь, сам внезапно прибыл к тебе, Борису, да ты показал мне свои раны и заволоки, сделанные лекарем, то я, царь, повелел сделать заволоки на руках и груди лукавого Нагого, совершенно здорового.

Годунов. Поделом ему. Он давно уж хочет встать мне на дороге.

Иван. Семь цариц у меня было. Женившись на восьмой, на Марии Нагой, особо ее невзлюбил, когда она была еще беременна. Родила она сына, нарекли его Дмитрием, а прямое имя ему Уар. Уар – потому что он родился в день, когда празднуют день мученика Уара, зарезанного в отрочестве, и то – дурной признак для наследника престола.

Годунов. Государь, есть у нас истинный наследник – царевич Федор.

Иван. Знаешь ведь, Борис, он слаб умом для царства.

Годунов. А мы с Иринушкой потщимся, укрепим его.

Федор. Батюшка, родимый, пусть Борис будет царем, а я в монастырь пойду, квас варить, хлеб печь, в колоколы звонить для молящихся! Хорошо в Соловецком монастыре! В Соловецком монастыре решето само сеет, и насыпает, и отруби, и муку разводит разно, да и крупу само засевает, и насыпает, и разводит крупу и высейки. То, батюшка, придумка игумена Филиппа, ныне преставившегося. Также нарядил веять мехами в мельнице рожь. Также приспособление для варки квасов. Раньше на варке квасов была занята вся братия и слуги многие из швальни, а теперь с той работой справляется один старец и пять слуг. Квас выпаривают, и он сам сольется изо всех чанов, да вверх подоймут. Ино трубою пойдет в монастырь, да в погреб сам сольется, да по бочкам разойдется сам по всем. Славно, батюшка! (Смеется.)