Царь Иван. Так или иначе, однако я, царь, повелеваю дьякам составить подробнейшие списки всех избитых опричниками, да чтоб те списки были посланы в крупнейшие монастыри отечества вместе с большими денежными бумагами.

Бельский. То означает, государь, что на головы духовенства прольется серебряный дождь. За год-два монахи получат десятки тысяч рублев.

Иван. Да, Бельский, то оно означает.

Бельский. Государь, сия работа велика. А делались-то не при мне казни все эти, а при дяде моем Григории Лукьяныче, сиречь Малюте.

Иван. Ничего, у меня дьяки хороши, вышколенные. Мои приказные дьяки чтоб перерыли все опричные архивы для прощения. Прежде прочего – суздальские князья. Самый известный из них – покоритель Казани, князь Александр Борисович Горбатый-Шуйский.

Бельский. Он обезглавлен в первые дни опричнины. Но Шуйские существуют. Самый старший в местничестве – князь Василий Иванович Шуйский.

Царь Иван. Он честолюбив, умен, ловок, молод – немногим старше сына моего Федора.

Бельский. Государь, шпиги доносят, что высказывался о царском троне и имеет намерение добиваться царской короны.

Иван. Я уж подверг его краткой опале, затем выдал на поруки четырем младшим Шуйским.

Нагой. То слишком мягкие наказания, государь. Сыск мог бы использовать против него показания шпигов.

Бельский. Более суровому наказанию подвергнуть не посмели – земщина располагает превосходными военными силами, а опричнины не существует.

Иван. Надо примирить двор и земщину. Только тогда Федор удержит на голове корону. Подозрение продолжает мучить меня, и я с беспокойством слежу за своими знатными вассалами, которые в будущем могут претендовать на трон. Князья Репнин и Серебряный, Горбатый-Шуйский, наконец, именитый конюший Федоров мертвы, и всем им – мое прощение. Однако есть и иные, еще живущие.

Бельский. Курбскому, государь, будет ли прощение?

Иван (сердито). Нет, сей беглой ярославской собаке прощения не будет, ибо сей подпольный зверь – истинный изменник. Вы, верные мои слуги, прежние советники мои, Бельский, Нагой да Годунов, должны потщиться, чтоб скрытые мятежники в Думе и прочие лихие образины, а также латинская вера не воспользовались моей добротой и мягкостью по отношению к прежним опальным для своих поспехов.

Бельский. Государь, мы уж потщимся в твою защиту.

Иван. Тяжко мне. Сам я сокрушил свое будущее. Люблю я ездить по земле в объезды. В нынешний объезд увидел на дереве птичье гнездо. (Плачет.) Прослезился. Тяжко мне: кому уподоблюсь я? Не птицам небесным – они плодовиты, не зверям лесным – и они плодовиты, и даже не водам – и они плодовиты. Они играют волнами, в них плещется рыба. Взглянул на землю – Господи, и земле я не уподоблюсь. Вернувшись в Москву, почну советоваться с боярами, кому царствовать после меня на Русской земле, на всех городах и пределах, ибо сын мой Федор не имеет детей.

Нагой. Государь, неплодную смоковницу отсекают и выбрасывают из виноградника.

Иван. Истинно, в браке с Ириной Годуновой царевич Федор не имеет детей. Я, царь, помышлял спасти будущее династии и помышлял развести сына. Но после гибели царевича Ивана остерегаюсь на крутые меры к младшему.

Нагой. Государь милостивый, как родич царицы, готовый флевы, сиречь жилы свои, на растерзание за твою царскую особу отдать, хочу воспользоваться случаем и заметить тебе, царю, что Борис притворяется больным и удалился от царских очей.

Бельский. Видно, он, Годунов, выжидает, как повернется и не возьмет ли над тобой, грозным государем, Дума верх.

Иван. Ах, ежели он безгосударной еси человек, я, царь, сам отправлюсь в дом Бориса, чтобы убедиться, болен ли он. Ты, Нагой, пойдешь со мной. Про Думу же я помыслю. С Думой согласия нет. Мстиславские не любят Шереметьевых, и все вместе не любят Шуйских и прочее тому подобное. Для успокоения общего надобно им подкинуть пряник медовый. Опричнина зиждилась на доносах и сыске. Я, царь, пообещаю оградить знать от доносов. Надобно, чтоб по моей хартице, сиречь грамотке, Дума приняла закон о строжайшем наказании лиц, подающих ложные доносы.

Бельский. Как же, государь, без ябед сыск вести?

Иван. Сей указ ныне снарядить. А ты уж, Бельский, веди сыск по умению своему. Во всем, милые мои, потребно умение. Поскольку я сызмальства царь, то не только лишь помазан, но и знаю ремесло царское: как, когда что надо. Блюдите заветы Божии, и Бог, смиряючи нас, наказуя, приводит нас на спасенный путь. (Крестится и уходит в сопровождении Бельского и Нагого.)

Годунов (стонет). Лекарь Строганов, болезненно делаешь!

Строганов. Уязвлен ты, сиречь ранен, шибко. Целебно зелье, сиречь исцеляющие заволоки, на месте ударов потребны. Терпи уж. (Делает заволоки.)

Годунов (стонет). Богу помолюсь ради чаемого исцеления. Который уж день в нужде лежу, то попрошу Иисуса, чтобы меня, как Иоанна Святого, Иисус обрел в церкви здрава. (Стонет.)

Федор. Жалко мне тебя, Борис! (Плачет.) То тебя батюшка истязал?

Годунов. То мои грехи меня истязали. (Стонет.)

Ирина. Не говори, Федор, неразумные речи, молись со мной за Бориса исцеление. К тому молись так: «Се исцели еси, ино грешный, славя и хваля человеколюбца Бога и его угодника великого пророка Илью».

Федор. Се исцели еси… Лекарь, отчего брат Иван преставился?

Строганов. От болезни, от лихорадки.

Федор. А я чул, его батюшка палкой побил. Ты, Годунов, был при том, скажи, как было.

Годунов. Было от Божьего недуга. Государь же батюшка лишь учил, указывая на грехи с любовью.

Федор. Жалко мне брата Ивана, что от сего света переселился в оный покой. А при погребении в един колокол звонили изредка, чтоб все люди видели, что то погребение. При веселье же во множество колоколов звонят. И гроб был красив, в среди обито бархатом вишневым, а сверху – червчатым. Батюшка сам отпел по мертвому великий канон. И множество народу мужского и женского полу все вместе без чина рыдали и плакали. (Плачет.) Тело брата Ивана поставили близ алтаря, а на алтарь не внесли, и учали отпевати погребальным пением, а отпев, погребли в той церкви Михаила Архангела в землю и прикрыли каменною плитою. Не видать уж более брата Ивана николи. (Плачет.)

Ирина. Уймись, Федор. Бог так пожелал. Утрись ширинкой. (Подает платок.) Говори в послушестве Господне слово для облегчения души, а в горней выси брата увидишь.

Федор. Иринушка, ладушка моя! (Целует Ирину.) Знаю я, что увижу брата. Ведь когда-либо и мне надо преставиться. Сказано от Божественного Луки: «Се мертв бе, и оживе». То на небе уж обретем, и ради небесной сладости кутью едим с сахаром. Как почал митрополит над кутьей говорить молитву и кидать ладаном, а потом кутью есть, ложкою поднося батюшке государю и царице Марии, и мне, царевичу, и большим властям, боярам, и всякого чина людям, то полегчало. И, сотворя погребение, все пошли восвояси. Красиво было. Свечи для провожания. Восковые свечи витые и простые. (Плачет.)

Строганов (Годунову). Болят ли заволоки?

Годунов. Сейчас менее.

Строганов. Я их камфорой смазал.

Федор. Борис, сколько тех свечей пойдет при погребении?

Годунов. Больше десяти берковеск, государь царевич.

Федор. Уймища! То ж до шти недель помышления и поставления. Кутьи, и свечи, и прочее. Кто ж даст те деньги?

Годунов. В монастыри и по церквам на помин денег дают из городских доходов, да дается из царской казны митрополиту сто рублев. Архиепископам и епископам – по семьдесят, архимандритам и игуменам и самым большим попам – по пятьдесят, а иным попам и дьяконам – рублев по двадцать, и по десять, и по пять, смотря по человеку. Когда преставится царь, то более дают, когда преставятся царевич али царица, то дают с убавкою.