Буллит кладет газету на прежнее место. Он будто говорит: не верите, можете убедиться сами. Президент прикрывает ладонью левый глаз.
— Ах, это проклятое веко — пошло плясать!
Но, видно, и в таком положении газета слепит. Президент встает и идет к окну. Нет, Буллит в ходе разговора допустил оплошность, надо было весь огонь сместить на Ллойд Джорджа, оставив вне подозрений президента. Вне подозрений. Если быть точным, то президент виноват в такой же мере, как и британский премьер. Быть может, он виноват даже больше: в конце концов, миссия в Москву готовилась президентом, не случайно же весь ее состав был сформирован из американцев. Да и чем нынешняя позиция президента отличается от позиции Ллойд Джорджа? Снарядил миссию, а потом от нее отступился? Но не назовешь же президента отступником? Коли называть отступником, то уж Ллойд Джорджа, тем более что и президент не в восторге от премьера. Больше того, сам Ллойд Джордж дал повод — не американский же президент выступал в английском парламенте!
— Значит, не знает Вильяма Буллита, да? — спрашивает президент и, схватив газету со стола, бросает ее на диван. — Не знает, не видел, не разговаривал, да? Не было Вильяма Буллита в природе?.. — он смотрит на гостя, левое веко дернулось и замерло. — Ничего не скажешь, хорош старик Ллойд Джордж!.. — он все еще смотрит на Буллита. — Однако как это называется?
Гость вдруг улыбнулся.
— Хотите, скажу?
Президент смотрит по сторонам. «Чего он улыбнулся?» Он обводит комнату внимательным взглядом, вот–вот наклонится и заглянет под диван. «Нет, на самом деле, чего ради улыбнулся Буллит? Кажется, нет минуты трагичнее, а он повеселел?»
— Хотите, скажу, как это называется? — спрашивает Буллит.
— Ну, что ж… скажите…
Буллит вновь клацает замком на своем портфеле, и из портфеля выскальзывает лист машинописного текста. И не просто машинописного текста — стихи. Сказать, что это необычно, не все сказать. В кои веки президенту читали стихи? Но Буллит, кажется, намерен прочесть президенту именно стихи и разом ответить на все его вопросы, в том числе и на главный: как это называется? Он и позу принял, соответствующую чтению стихов, подняв глаза едва ли не к потолку. Кстати, президента это устраивает: нет нужды отводить взгляд и прикрывать ладонью левое веко, которое сейчас заплясало, может быть, больше, чем прежде. А Буллит читает, он уже читает:
Когда Фетиду выдавали за Пелея,
на свадебном пиру, в разгар веселья,
поднялся Аполлон и новобрачным предсказал
рожденье сына, славного героя.
На радость вам, его не тронет ни один недуг,
и жить он будет долго, молвил бог.
Фетида ликовала, слыша эти речи.
Слова искусного в знаменьях Аполлона
казались ей порукою надежной
за сына. И потом когда Ахилл мужал
и вся Фессалия красой его гордилась,
благословенье помнила Фетида…
В чтении Буллита никакого пафоса. Даже странно, он погасил в себе возраст и темперамент. Все страсти ушли, никакого пафоса. Не иначе, его образумило и умудрило все происходящее. Он читал, глядя на Вильсона, Единственная мысль владела сейчас Буллитом: понимает ли его президент? Если надо было что–то сказать Вильсону, то он говорил это сейчас. Все говорил. Оставалось только понять. Понимал его президент?
И Буллит читал, он продолжал читать:
Но вот однажды старцы к ней пришли с известием, что пал Ахилл под Троей. Пурпурные одежды на себе рвала Фетида и бросала наземь браслеты с кольцами, но вдруг, припомнив зарок тот давний, к старцам обратилась: где быть изволил мудрый Аполлон, поэт велеречивый в час застолья,
где пропадал он, о пророчестве забыв,
когда ее Ахилла в цвете лет убили?
И старцы молвили в ответ, что Аполлон
на поле боя к Трое сам явился
и заодно с троянцами убил Ахилла 1.
Президент лишился самого дыхания. «Что происходит? Нет, нет, что происходит?» — казалось, спрашивал себя президент. Не без труда он покачал головой. В той мере, в какой стихи могут заинтересовать президента, они увлекли его.
— Кто автор? — спросил президент, продолжая покачивать головой.
— Греческий поэт Константинос Кавафис, мой президент…
А как называются стихи?
— «Измена», мой президент…
— Значит, «Измена»? — президент вздохнул. — Эх, хорошо бы прочесть их Ллойд Джорджу!.. Как вы?
— Я готов, мой президент.
— На том и порешим, кстати, Ллойд Джордж уже в Париже, прочтите ему стихи. Небось старик давно не слушал хороших стихов, прочтите…
45
Здесь речь пойдет о второй встрече Буллита с Ллойд Джорджем, которёй не было, но которой ничто не мешало быть
Звонок Буллита к секретарю британского премьера вызвал у Ллойд Джорджа панику.
— Господи, опять этот Буллит?.. — переполошился премьер. — И чего он от меня хочет?.. В Лондоне только и было разговоров: Буллит и Буллит!.. Приехал в Париж — опять Буллит!.. Кстати, мой ответ в Вестминстере на вопрос этого старого кляузника тори французы напечатали? Да–да, о миссии Буллита в Москву… напечатали? Что вы сказали? Все газеты и на первых полосах? Нет, тогда я его не приму!.. Много чести! Не
1 Перевод с греческого С. Ильинской.
приму, не приму! — волнение приходило к премьеру, когда он решал задачу, и удерживалось в нем, пока решение совершалось, как только узел развязывался, наступало успокоение. Но теперь было все наоборот. — А может быть, мне все–таки принять Буллита? Ну какой я ему дуэлянт? Бросить в меня бомбу? Такие, как Буллит, бомб не бросают! Кинуться с кулаками? — ему даже стало весело. — Не похоже, не похоже!..
Он достал расческу, расчесал кудри, привычным движением взбил их, грива получилась почти львиная.
— Скажите ему, пусть приходит! Да поскорее!.. Он сказал «поскорее», и в этом был даже вызов. Явился Буллит — тише воды, ниже травы. Вот ведь
незадача: виноват Лойд Джордж, а Буллит прятал глаза.
— Нет, вы мне объясните, что же произошло? — начал премьер воинственно. — Мы условились, что решение вопроса передается президенту, а я как бы устраняюсь и не предаю вопрос гласности… Так ведь? Нет, вы скажите, так мы условились?
— Так, наверно.
— Вот я всюду и отрицал… Категорически!.. «Никого не знаю, ничего не ведаю!» А что мне оставалось делать? Президент взял все дело в свои руки! Нет, нет, вы скажите, взял?
— Взял, наверно.
— Вот я и говорил: «Буллит? Это какой Буллит? Не знаю! Миссия Буллита в Москву? А откуда мне знать? Не знаю, не знаю!» Что мне оставалось делать? Нет, скажите, что бы вьг сделали на моем месте, а? — он извлек расческу и с еще большим усердием принялся расчесывать шевелюру и ее охорашивать. Потом расческа была спрятана и в ход пошли розовые подушечки его ладоней. С проворностью завидной они коснулись волос на висках, на затылке, у темечка, где–то примяв, где–то распушив. Он и в самом деле стал похож на льва. Он знал, что сейчас похож на льва, и заметно приосанился. Выражение будничности, которое изобразилось на его лице в начале беседы, будто ветром сдуло, тем более что оно его решительно не устраивало. — Президент Штатов, президент Штатов! Как же это он так? Нет, скажите, как? — он пошел по комнате, его грива в такт шагу вздымалась. — Да и Хауз этот ваш хорош!.. Кто подал мысль о вашей поездке? Он! Кто вам предложил отправиться в Москву? Он, конечно. Кто, наконец, автор документа, которым вы уполномочивались на переговоры? Он, разумеется! Он главный коновод, и с него спрос. Не с меня — с него! Хорош полковник!..
