Долгое время никто не решался подойти к зоотавру: он внушал всем такой суеверный страх, что людям не верилось в его смерть. Казалось, что вот-вот эта груда оживет, зашевелится, поднимет голову. При одной мысли об этом мороз подирал по коже самых хладнокровных людей.

Вначале публика держалась в отдалении от зоотавра. Некоторые рассматривали его в бинокль. Газетные репортеры щелкали фотографическими аппаратами, с лихорадочной торопливостью набрасывали что-то в своих записных книжках, но все же не решались подойти слишком близко.

Время от времени по рядам проносился тревожный шепот.

— Смотрите, он как будто шевелится!

— Ничего подобного! Это вам со страха показалось.

— Да нет же, уверяю вас: видите, как у него чуть-чуть бок приподымается… там, справа, метрах в двадцати ниже головы?…

Слушатели не верили, но все же инстинктивно пятились назад, норовя спрятаться в толпу.

— Для большей безопасности его следовало бы электро-кутировать! — сказал один видный депутат. — Я-то лично меньше всего боюсь, но надо подумать об ужасах, какие имели бы тут место, если б этот монстр вдруг ожил.

— Да, вы совершенно правы! — согласился стоявший рядом с ним муниципальный советник. — Можно было бы также сделать ему — на расстоянии, конечно, — вспрыскивания каких-нибудь сильных ядов.

— Нет, господа! — запротестовал находившийся поблизости президент Академии Наук. — Этого мы допустить не можем… Не можем в интересах науки… Электрический ток или сильные яды — которых, вдобавок, потребовалась бы чуть не целая тонна — могут произвести серьезные изменения в трупе и затруднить, таким образом, возможность научного исследования. К тому же, уверяю вас, он мертв, совершенно мертв — и уж не оживет…

В эту минуту говорившие были привлечены легким шумом в первых рядах.

— Простите, сударыня, но я бы вас просил не подходить слишком близко! — говорил полицейский офицер какой-то уже немолодой даме, сухой и длинной, как жердь, с фотографическим аппаратом через одно плечо и большим полевым биноклем через другое.

— Вы не можете мне запретить, господин офицер! — ответила она на ломаном французском языке.

— Сударыня, я нахожусь здесь при исполнении обязанностей.

— Я тоже нахожусь здесь при исполнении обязанностей.

— Извините, с кем имею удовольствие говорить?

— Честь имею рекомендоваться: Miss Дэзи Нортон, специальная корреспондентка Северо-Американского газетного треста, обслуживающего 278 газет в Нью-Йорке, 196 в Чикаго, 71 в Вашингтоне и пр. и пр.

— Очень рад… но…

— Я сегодня должна отправить радио в 5000 слов…

— Преклоняюсь, сударыня, перед вашей энергией, но я получил строгую инструкцию никого не подпускать к зоотавру ближе чем на десять метров.

— Почему именно на десять, а не на пять или на двадцать? Я бы хотела знать, чем власти в данном случае руководились… Ведь были же у них какие-либо серьезные соображения?..

— Сударыня…

Этот диалог стал привлекать внимание окружающих, и полицейский офицер с тревогой смотрел на напиравшую сзади публику.

— Вообще, все это странно! — продолжала мисс Дэзи Нортон. — Одно из двух: или зоотавр мертв…

— В том-то и дело, сударыня, что абсолютной уверенности у нас нет.

— Но ведь нет ничего проще, как убедиться в этом! С вашего разрешения, господин офицер!

Не успел этот последний опомниться, как представительница Северо-Американского газетного треста очутилась вплотную около зоотавра и стала бесцеремонно тыкать его зонтиком и носком своего большого неуклюжего башмака.

Зрители ахнули от изумления и в первую минуту слегка попятились назад, точно ожидая, что зоотавр вот-вот поднимется. Но он продолжал лежать неподвижной массой, и толпа понемногу осмелела. Некоторые, прорвав переднюю цепь полицейских, подошли совсем близко к чудовищу и, следуя примеру мисс Нортон, тоже начали было тыкать его зонтиками и палками.

Полицейский офицер совершенно потерял голову, убеждал, умолял, грозил.

— Сударыня, это возмутительно! — кричал он. — Со всем почтением к Северо-Американским Соединенным штатам и вашему тресту, я должен сказать, что ваш образ действий…

Вдруг из задних рядов кто-то крикнул:

— Смотрите, он дышит! Он расправляет крылья!

Началась невообразимая паника. Толпа шарахнулась

назад. Передние ряды напирали на задние; многие в давке попадали; раздались крики, плач, причитанья. Те, которые стояли совсем позади, за тройным кордоном солдат, пешей и конной полиции, не зная, в чем дело, вообразили, что зоотавр бросился на толпу и, подгоняемые страхом, ринулись в ближайшие дома, дворы, под мосты.

В каких-нибудь пять минут площадь Notre Dame почти совершенно опустела. Около зоотавра остались едва лишь несколько десятков человек, из тех, которые стояли впереди и собственными глазами видели, что пущенный слух ложен.

— Стойте! Куда вы бежите? — кричала мисс Дэзи Нортон во всю силу своих легких. — Он мертв, совершенно мертв!

Потом она спокойно вынула огромный блокнот и не торопясь стала составлять для своего газетного треста радио в 5000 слов.

Комиссия зоологов обсуждала доклад, который ей поручили составить, с совершенно непривычной для людей положительной науки страстностью.

Больше всех горячился старейший из них, Морис Ле-мерсье, который, как уже известно читателю, был, так сказать, крестным отцом зоотавра: он именно, в экстренно созванном заседании Французской академии наук, придумал это имя, которое возбуждало в людях безумный, мистический ужас.

Этот маститый ученый, имевший отличия и почетные титулы от ученых обществ и академий обоих полушарий, настаивал на том, чтобы зоотавр был классифицирован согласно установленным в зоологии традициям.

— Прежде всего, надо определить род, вид, семейство; надо установить, к какому именно разряду он принадлежит: к млекопитающим, позвоночным, земноводным и т. д.

— Но позвольте! — возражали ему коллеги. — Случай такой чрезвычайный, из ряда выходящий, что общепринятая классификация к нему совершенно неприменима. Не надо забывать, что зоотавр не принадлежит к фауне нашей планеты.

— Тем хуже для него! — с сердцем воскликнул Лемерсье. — Было бы слишком много чести, если б наука приспособлялась к нему.

— Но, maitre…

— Нет, нет, я и слышать этого не хочу! Наука прежде всего. Целые поколения ученых работали над ней, созидали ее камень по камню, — и вдруг какой-то там зоотавр, выскочка, parvenu… Да, да, именно parvenu! Мы даже не знаем, откуда он, какова его генеалогия. Это нарушает все традиции, переворачивает вверх дном все принципы и методы. Это анархия, и я…

Маститый зоолог задыхался от гнева.

— Успокойтесь, maitre! — наперебой говорили ему члены комиссии. — Вы должны беречь себя для науки. Стоит ли так волноваться из-за какого-то там зоотавра!

— Да, вы правы, господа! — с бледной улыбкой отвечал maitre. — Но мне немного не по себе, и я предпочел бы уехать домой… А доклад вы уже без меня составьте…

Его отвезли домой, после чего комиссия продолжала свою работу.

Мы заимствуем из составленного ею доклада, занимавшего 17 листов убористого шрифта, наиболее существенные места.

Прежде всего, комиссия оговаривалась, что доклад ее, составленный на основании тщательного изучения мертвого зоотавра, не носит и не может носить строго научного характера: «объект нашего исследования так сильно разнится от всех доселе известных разновидностей животного царства, что общепринятые в зоологии методы к нему совершенно неприменимы».

Далее следовало детальное описание зоотавра.

«Исследованный нами экземпляр имеет 104,67 метра длины, ширина туловища в центре — 17,4 метра, у головы — 8,45, а у хвоста — 4,95 метра. По приблизительным вычислениям, общий вес чудовища составляет от 80 до 90 тонн.

Средняя часть туловища снабжена двумя крыльями, состоящими из темно-серой, сетчатой, плотной, точно просмоленной массы, в то же время, чрезвычайно эластичной, легко разворачивающейся и складывающейся. Крылья заканчиваются внизу широкими перепонками и устроены так, что в случае надобности могут служить животному плавниками, если оно находится в воде, и лапами, когда оно опускается на землю. Вообще, строение крыльев, — которые в развернутом виде имеют 85,23 метра длины и 27,2 метра ширины, занимая, таким образом, площадь в 2818 с лишним квадратных метров каждое, — чрезвычайно сложно и совершенно неизвестно в фауне нашей планеты. В самом низу каждое из них снабжено семью пальцами-когтями из какого-то неизвестного нам вещества, имеющего некоторое сходство с окаменелой слюдой. Когти эти, которые зоотавр, по-видимому, может по желанию прятать, как это делает кошка, имеют форму изогнутого дамасского клинка и достигают 1 У2 метров длины и 60 сантиметров ширины.