— Завтра выезжайте в Ставку. Надо обсудить обстановку на Юго-Западном и Воронежском фронтах. Там сейчас находится Василевский, но я бы хотел послать туда и вас, чтобы вместе вы нашли неординарное решение. Надо там остановить врага. Это очень важно.
— Немедленно выезжаю в Ставку! — отрапортовал Георгий Константинович.
Утром в сильный дождь Жуков выехал на вездеходе и лишь к вечеру добрался до Москвы. Сталин сразу принял его и пригласил отобедать. За столом заговорил об обстановке под Харьковом, о Воронежском фронте.
— Вы были правы, когда говорили, что у Голикова узок стратегический кругозор, масштабно он не мыслит. И в этот раз он оказался не на высоте. Харьков взял и тут же его бездарно отдал. Василевский считает, что Голикову фронт не по плечу. Придётся его освободить. Вы не против?
— Никак нет! На Воронежский фронт надо поставить мыслящего генерала, того же Ватутина.
— Вот его мы и назначим, — улыбнулся Сталин. — Ну, а вам придётся утром вылететь на фронт.
— Меня не удивляет поведение Голикова, что на предупреждение Генштаба он отмахнулся, — заметил Георгий Константинович. — У него ведь членом Военного совета Хрущёв.
— Вот-вот, Хрущёв, — засуетился Сталин. — Я как раз собирался с ним переговорить. — Он дотянулся до аппарата ВЧ и поднял трубку.
Хрущёв был в штабе фронта, и Сталин резко отчитал его:
— Вы чем там занимаетесь, товарищ Хрущёв? Сражаетесь с фашистами? Я сомневаюсь в этом... Да-да, и не ворчите, а слушайте, что вам говорят. Военный совет фронта не принял должных мер против контрударных действий противника? Почему вовремя не оттянули войска фронта, когда Генштаб рекомендовал вам сделать это? И почему, наконец, вы так бездарно сдали врагу Харьков?.. Ах, вы не виноваты, это лично командующий недооценил силы противника. А где были вы?.. Опять начинаете оправдываться. Все кругом виноваты, но только не вы. Не нравится мне ваша позиция!..
Хрущёв хотел сказать Верховному ещё что-то, но тот уже положил трубку и хмуро изрёк:
— Появился ещё один деятель вроде Мехлиса, поёт дифирамбы в мой адрес, а дел пока не видно. Когда Воронежский фронт освободил Харьков, Хрущёв несколько раз звонил мне, хвалился, как он помог Голикову руководить фронтом. А сдали Харьков — молчок!.. Эх, товарищ Жуков, знали бы вы, как тяжело мне работать вот с такими толстокожими деятелями! Мастера болтать, произносить хвалебные речи в честь «любимого вождя товарища Сталина», а дел-то у них ни на грош!
— Сочувствую вам, Иосиф Виссарионович, — улыбнулся Жуков. — Но помочь, к сожалению, не могу. Все эти деятели типа Мехлиса и Хрущёва глядят вам в рот, а не мне.
Сталин туго свёл к переносице брови. То ли слова Жукова ему но понравились, то ли он всё ещё был зол на Хрущёва, но сухо бросил:
— Если у вас, товарищ Жуков, нет вопросов, можете идти!
Жуков прилетел на Воронежский фронт в десять утра. Его самолёт прытко вынырнул из серо-пепельных облаков, висевших над посадочной полосой, и мягко приземлился на аэродроме. Л через полчаса Жуков был в штабе фронта.
— Ну, что тут у тебя, Саша? — спросил он. Разделся и сел за стол. — Да, а ты уже завтракал? Нет? Тогда давай перекусим, а потом возьмёмся за дело.
Стол мигом накрыли, хозяева и гости стали завтракать.
— Как там Верховный, не сердит на меня? — спросил Голикоа.
— А ты, Филипп Иванович, позвони ему и спроси, — посоветовал Жуков. — Ты же часто ему звонишь, да и Хрущёв тоже...
Голиков вмиг залился краской.
— Раньше звонил, теперь нет, — смутился он.
— А где член Военного совета Хрущёв? — поинтересовался Жуков.
— У танкистов. Он заверил меня, что к вашему приезду вернётся. Видно, что-то его задержало.
«Никита умышленно это сделал, знает, что я в курсе разговора Верховного с ним», — решил про себя Жуков. Допив чай, он взглянул на Василевского:
— Ну, начальник Генштаба, рассказывай, чем ты укрепил Воронежский фронт и как намерен остановить войска Манштейна!
Василевский развернул свою рабочую карту.
— Тут, Георгий, мною всё помечено...
Жуков пытливо разглядывал карту, лицо его было, как обычно, строгим и невозмутимым. Но вот оно расплылось в улыбке.
— Прочная оборона по Северскому Донцу? Это то, что надо.
— Я счёл важным прикрыть направления на Обоянь и Корочу, — пояснил Василевский. — 69-ю армию Казакова с танковым корпусом генерала Баданова мы отведём на восточный берег Северского Донца, 21-ю армию Чистякова усилим прибывшими полками самоходной артиллерии, а танковый корпус генерала Вовченко выведем непосредственно севернее и северо-западнее Белгорода.
— Хочешь ими прикрыть дорогу на Обоянь и Тамаровку? — спросил Жуков.
— Разумеется, — подтвердил Василевский и добавил: — Если бы вовремя подошли резервы Ставки, которые выделил по моей просьбе Верховный, Харьков Голиков не сдал бы...
— Ну что же, Саша, сделал ты всё правильно! — Жуков свернул карту. — Об этом и доложим вместе Верховному. А после разговора со Ставкой выедем в войска. Жуков докладывает! — позвонил он по ВЧ Сталину. — Мы с Василевским всё обмозговали и приняли необходимые меры...
— Значит, Воронежский фронт переходит к жёсткой обороне? — спросил Сталин, выслушав Жукова. — Ну что ж, разумное решение. Пусть маршал Василевский завтра выезжает в Ставку, в Генштабе у него скопилось немало важных дел, а вы там поработайте. Цель прежняя — не дать немцам развить своё наступление.
Жуков, положив трубку на аппарат ВЧ, взглянул на Василевского:
— Верховный нашу задумку одобрил. Тебе велено утром вылететь в Ставку, а я ещё тут побуду. Кстати, Верховный принял решение заменить Голикова на посту командующего фронтом генералом Ватутиным. Как на это смотришь?
— Генерал Ватутин, безусловно, посильнее Голикова.
До позднего вечера Жуков и Василевский находились в войсках Воронежского фронта. Вернулись в штаб уставшие, мокрые от дождя.
— Всё, Саша, на фронтах наступило весеннее затишье, — довольно сказал Жуков, раздеваясь. — Вокруг Курска образовалась своеобразная дуга в сторону противника. Сколько мы тут собрали армий?
— Десять общевойсковых, две танковые и две воздушные армии Центрального и Воронежского фронтов.
— Силища! Так что генерал-фельдмаршал Манштейн должен хорошенько подумать, прежде чем вновь бросить свои танки в наступление. — Жуков подозвал своего адъютанта: — Дай нам что-нибудь поесть. И горячий чай. Я весь озяб. Да и по чарке налей.
— От чарки и я не откажусь. — Василевский сел за стол. — Да, а что там за перемещение командующих? Когда говорил по телефону с Верховным, он упомянул вскользь об этом, а в деталях я спрашивать не стал.
— Ты, видно, уже знаешь, что командование Западным фронтом поручено Соколовскому. Конева я предложил поставить во главе Северо-Западного фронта, а маршала Тимошенко послать на юг представителем Ставки по координации действий Южного и Юго-Западного фронтов. Семён Константинович лучше других знает те районы. Верховный одобрил мои предложения.
— Подбор командующих — дело весьма ответственное, и ошибок быть не должно, — заметил Василевский.
— У каждого военачальника, Саша, своя школа сражения, но важно, кто был его учителем! — философски произнёс Жуков. Вот скажи, кто твой учитель?
— Борис Михайлович Шапошников, — улыбнулся Василевский. — Большой умница! Я многим ему обязан. Были у меня и другие наставники, но он ярче всех.
— А мой идеал знаешь кто? — вскинул подбородок Жуков. Василий Блюхер. Я всегда мечтал быть похожим на этого замечательного и талантливого командующего. А стратегии и тактике военного дела я учился у Тухачевского, Фрунзе, Шапошникова... — От чарки Жуков раскраснелся, ему хотелось излить душу другу, и он стал рассказывать о своей мятежной юности, о том, как на фронте во время рукопашной схватки бандит-антоновец из обреза убил под ним лошадь и она, падая, придавили его боком к земле. И спас Жукова от верной гибели политрук Ночевика: сильным ударом клинка он зарубил бандита, потом помог Жукову выбраться из-под лошади.
