— Очень! — ответил Кальвин и, помедлив, добавил: — Жаль, что этого не видят мои ребята со «Жгучего».

   — Вы на нём служите! — воскликнула Настя. — На этом корабле плавал и мой двоюродный брат Саврасов. Теперь учится на художника. Женился на москвичке. У него дочурка. Такая милая...

   — Не он ли написал картину «Грачи прилетели»? — спросил Азар. — Изумительная вещь!

Настя конечно же поняла, что он шутит, и мило улыбнулась: нет-нет, её брата зовут Фёдором, а того, именитого, Алексеем Кондратьевичем.

   — Вот не знал, что акустик Фёдор Саврасов ваш брат, — сказал Кальвин. — Отличный был моряк, не раз выручал меня в море. А то, что он увлекался рисованием, на корабле знали едва ли не все. Перед уходом в запас он написал картину «Полярное утро», она до сих пор висит в кают-компании. Вернусь на службу и расскажу ребятам о Фёдоре.

   — Вам нравятся картины художника Алексея Саврасова? — Настя тряхнула белокурой головой, отбросила со лба кудряшки.

   — Да.

   — И мне тоже. Саврасов — тонкий художник, у него есть чему поучиться. Фёдор влюблён в его творчество, подражает ему. — Настя взглянула на часы. — Время обеда...

   — Я тоже хочу есть, — признался Кальвин и предложил: — Давайте вместе пообедаем? Есть тут рядом ресторан...

Потом допоздна они гуляли по городу.

   — Мой поезд в час ночи, — сказал Азар, глядя на часы. — Если позволите, я провожу вас... А вот и такси. — Он поднял руку, и «эмка» остановилась. — Настя, командуйте, куда нам ехать.

   — На улицу Часовую, дом десять, неподалёку от метро «Динамо», — обратилась она к водителю.

Вскоре они подъехали к дому, где жил её брат. Вышли из машины, и тут к ним подошёл парень с густой чёрной бородой.

   — Настя, я тебя жду битый час! — закричал он.

   — Это и есть мой брат, — улыбнулась Настя. — Федя, познакомься, Азар тоже из Полярного.

Фёдор пожал руку, с минуту пристально смотрел на него, потом воскликнул:

   — Боже, кого я вижу! Так это вы, товарищ командир?! — Он взял Кальвина за руку. — Прошу ко мне в гости. У меня сегодня большая удача. На аукционе я продал свою картину «Полярное сияние», так что и это отметим. — И вдруг спросил: — А вы, товарищ командир, не женились?

   — Нет ещё...

   — Тогда берите в жёны мою сестру! — выпалил Фёдор. — Она очень добрая.

   — Перестань, Фёдор! — рассердилась Настя. Взглянула на Азара: — Есть ещё время. Может, зайдёте к нам?

Азар, однако, решительно отказался:

   — Боюсь опоздать на поезд, а матери уже отстучал телеграмму. Если не приеду, будет переживать.

   — Товарищ командир, зашли бы минут на пять, а? — умолял Фёдор. — У меня есть армянский коньячок! — Но, увидев строгое лицо Азара, произнёс: — Всё ясно, я пошёл...

Настя стояла и не знала, как ей быть. Она отчего-то робко улыбнулась, но тут же на её лицо набежала тень, и оно стало каким-то чужим.

   — Ну что, Анастасия, до встречи в Мурманске? — нарушил тишину Азар.

Она дала ему свой адрес. Он взял в руки её тёплую ладонь.

   — Там я найду вас. А сейчас поеду к маме.

Дома Азар не находил себе места. Куда бы он ни шёл, что бы ни делал, Настя стояла у него перед глазами. Мать обрадовалась приезду сына, попросила пойти с ней на рынок, чтобы сельчане увидели, каким стал её Азар, навестили его учительницу.

Вечером Азар собрался на рыбалку, но мать остановила его:

   — На речку не ходи. Про отца хочу рассказать. — Она хмуро сдвинула брови. — Не всё ты знаешь о нём, сынок. В последнее время я часто хвораю, сердечный приступ был, боюсь, что, как умру, унесу с собой в могилу правду о нём, моём Петре Гавриловиче...

   — Какая ещё правда, мать? — удивился Азар. — В Гражданскую он смело рубил беляков, погиб под Ростовом.

   — В двадцатом году зимой я жила в Ростове на квартире у одной старушки, а ваш отец служил в штабе Деникина, разведкой занимался. Оскар воевал на Западном фронте вместе со своим земляком Сашей Василевским, а ты ушёл, в Первую Конную армию Будённого. Я тогда столько слёз выплакала, боялась, что красные узнают про моего мужа и всех вас порешат.

Азар слушал мать затаив дыхание.

   — Ну, а дальше что было?

   — Ничего хорошего, сынок, не было, — вздохнула мать. — В январскую ночь двадцатого года, когда красные наступали на Ростов, а деникинцы оборонялись, отец пришёл домой. На нём была чёрная кожаная куртка, фуражка с красной звездой, левая рука забинтована. «Пуля вчера задела под Батайском», — сказал он, перехватив мой взгляд. Я, сынок, так рада была его приходу, что зашлась слезами. Хотела позвать соседку, чтобы дала немного керосина в лампу, но отец крепко схватил меня за руку. «Не смей, — говорит, — звать соседку, никто не должен знать, что я был у тебя». Он быстро собрал свои вещи, револьвер спрятал в карман куртки. Говорил: «Жаль мне тебя бросать с сыновьями, да что поделаешь, не хочу жить при Советах. Уйду со штабом генерала Деникина. Куда он, туда и я. Но ты, жёнушка, не горюй, я скоро сюда вернусь, так как Советской власти не жить». — «А что сказать сыновьям, когда вернутся с фронта?» — спросила я. «Скажи им, что погиб я в бою под Ростовом и что ты меня сама похоронила». — «Зачем мне грех на душу брать?» — «Так надо, — ответил он. — А если большевики узнают, что я сражался на стороне белых, всех вас расстреляют...» Ушёл он в ночь, а утром в город ворвались красные.

Мать помолчала.

   — Долго я хранила эту тайну, теперь же пришло время сказать вам правду. Не знаю, жив ли ваш отец, но один мой знакомый видел его в Париже. Говорит, седой стал как лунь и борода такая же седая. По-прежнему он в свите генерала Деникина. Жаль мне его. — Она встала. — Будешь в Москве, поведай эту тайну и Оскару. Мы трое честны перед Советской властью, и упрекать нас не за что. И тебе с Оскаром нечего бояться. Сам Сталин говорил, что сыновья не отвечают за деяния своих отцов.

«Пусть всё останется так, как было, и Оскару я ничего не скажу» — решил Азар.

Утром он искупался в речке, пришёл домой весёлый, стал говорить о том, что в ночь пойдёт на рыбалку, потом сел завтракать. Мать сидела рядом и вязала ему шерстяные носки.

   — Сынок, о чём ты всё думаешь? — спросила она.

   — Я? — встрепенулся Азар. — Так... О корабле думаю, как он там живёт без меня.

   — Может, и о корабле твои думы, но чует моё сердце, что у тебя появилась женщина. О ней ты и думаешь. Кто она?

   — Настя... — Азар улыбнулся. — В Москве познакомился, когда ехал к тебе. Запала мне в душу...

   — Что ж, сынок, свою жизнь сам устраивай, — сказала мать. — Что меня тревожит? Давно от тебя внука жду, но, видно, так и не дождусь. Сын Оскара Петя вырос, учится в Ленинграде, а про меня, наверно, забыл. Одно письмо лишь прислал...

«Дождёшься внука, мать, я тебе обещаю», — подумал Азар, но ей ничего не ответил.

Уезжал он из дому на неделю раньше срока.

   — Ежели суждено вам с Настей сойтись, то я бы желала побывать на вашей свадьбе, так что не забудь пригласить.

   — Хорошо, мама, я это сделаю!

Но случилось так, что мать на свадьбу не попала. Да её и не было, этой свадьбы. Прилетел Азар в Мурманск поздним рейсом и, едва получив багаж, сел в такси, бросив водителю:

   — Улица Полярных зорь, дом семь...

Пока ехал к Насте, его мучил вопрос: вернулась ли она из Москвы? Свет фар «эмки» выхватил из темноты низкорослые берёзы, кусты можжевельника. На душе у Азара было тоскливо, но, когда заблестело море, он повеселел: дом, где жила Настя, уже недалеко.

Вышел из машины и различил окно, в котором тускло горел свет. «Дома Настя», — обрадовался он, и приятная истома разлилась по всему телу.

Вошёл в квартиру без стука. Настя увидела его на пороге и застыла у дивана, выронив из рук книгу. Наконец пришла в себя.

   — Ты?! Вот уж не ожидала... Проходи, садись. — А у самой колотилось сердце.

Азар подошёл к ней, посмотрел в её лучистые глаза.

   — Ждала? — только и выдохнул.