— Я собрался в Порт-Артур, а мне докладывают, что к нам летит Микоян, — улыбнулся Василевский, приветствуя члена Политбюро ЦК.
— Точно, как в повести Гоголя: к нам едет ревизор! — добродушно усмехнулся Микоян. Глаза его искрились, а щёточка чёрных усов слегка покачивалась. — Лихо вы разделались с Квантунской армией. Сколько шли бои, двадцать четыре дня?
— И ни дня больше! В плен мы взяли сто сорок восемь японских генералов во главе с командующим Квантунской армией Ямадой. Пленили мы и маньчжурского императора Генри Пу И.
— Он хотел лететь в Японию со своей свитой, а наши десантники взяли его на аэродроме, — добавил член военного совета фронта Шикин.
Микоян сказал, что хотел бы побывать в освобождённых городах Маньчжурии, познакомиться с трофейным оружием Квантунской армии.
— Кормить меня будете? — шутливо спросил он. — В боях я ведь не участвовал.
— Как член ГКО вы всю войну заботились о снабжении Красной Армии всем необходимым, так что берём вас на полное армейское обеспечение, — улыбнулся главком.
После отъезда Микояна маршал Василевский принял участие в митинге, который проходил в Харбине по просьбе его жителей русского происхождения. Главкома сопровождали главный маршал авиации Новиков, маршал авиации Худяков, маршал артиллерии Чистяков. Командарм Белобородов, чьи войска отвечали за безопасность города, отдал рапорт.
— Что, Афанасий Павлантьевич, и «на Тихом океане свой закончили поход»? — пошутил Василевский. — Как тут, спокойно?
— Так точно, мёртвая тишина!
На другой день утром маршал Василевский прибыл в Чанчунь к маршалу Малиновскому, штаб которого располагался в замке, где недавно находилась ставка Квантунской армии. В одной из комнат на стене всё ещё висел портрет генерала Ямады.
— Ну ты даёшь, Родион Яковлевич! — удивился Василевский. — Он что тебе, кум или сват?
Малиновский сорвал со стены портрет самурая.
— Я бы этого «кума» давно на тот свет отправил, а мои люди охраняют его, — выругался Родион Яковлевич.
— Таков приказ Верховного. Ямаду будут судить...
(В декабре 1949 года в Хабаровске проходил процесс по делу бывших военнослужащих японской армии, обвинявшихся в подготовке и применении бактериологического оружия; командующий Квантунской армией Отодзо Ямада в числе других был приговорён к 25 годам тюрьмы. — А.3.).
В город Дальний Василевский прибыл после осмотра войск Забайкальского фронта. Его и Малиновского встретил маршал Мерецков. «Мы стояли под лучами осеннего солнца, плывшего над просторами Жёлтого моря, и смотрели на город Дайрен — это название русского порта Дальний», — писал позднее Кирилл Афанасьевич.
Утром 8 сентября они на машине приехали в Порт-Артур. Ярко, до боли в глазах, светило солнце, с моря дул влажный, пахнущий водорослями ветер. Главкома встретил рапортом его давний друг генерал Иванов.
— Как ты тут, освоился? — Василевский пожал ему руку. — В городе самураев нет?
— Нет, товарищ маршал, мы всех их выкурили, как тараканов!
Порт-Артур... Памятен он русскому сердцу. Это здесь солдаты генерала Кондратенко и моряки адмирала Макарова стояли плечом к плечу при защите крепости, они отчаянно отбивали атаки японцев, не раз бросались врукопашную. Но силы были слишком неравны... Василевский задумчиво смотрел на город. Сколько здесь памятных мест! Электрический утёс. Отсюда по врагу вела огонь 15-я батарея защитников города. На Перепелиной горе офицеры штаба генерала Алексеева полегли все как один, но не отступили. А вот и русское военное кладбище, на нём лежат пятнадцать тысяч русских солдат, матросов и офицеров Порт-Артурского гарнизона... Вокруг стояла такая тишина, что слышно было, как в траве стрекотали кузнечики. «Их похоронили сорок лет назад, — грустно подумал Василевский. — И мы пришли сюда поклониться их подвигу». В центре кладбища — белая часовня на постаменте, на ней надпись. Александр Михайлович громко прочёл:
— «Здесь покоятся бренные останки доблестных русских воинов, павших при защите крепости Порт-Артур».
Три маршала в скорбном молчании застыли перед часовней. Василевский увидел, как к могиле подошёл высокий бородатый мужчина и положил две белых розы. У него было суровое печальное лицо. Василевский приблизился к нему и спросил, кто он и что привело его сюда. Глаза бородача заискрились, на чистом русском языке он сказал:
— Я бывший подданный России, больше двадцати лет живу в Порт-Артуре, а попал сюда ещё в Гражданскую войну. — Он помолчал. — Прихожу сюда, чтобы почтить память моих земляков, русских парней.
— Где воевали в Гражданскую? — поинтересовался маршал.
— Был в армии адмирала Колчака, — вздохнул мужчина. — Мы тогда не знали истинных намерений белогвардейского адмирала и шли за ним. А когда оказались на чужбине, то прозрели. — Он улыбнулся. — Мне по душе, как вы проучили япошек! Была Квантунская армия — теперь её нет. Я очень рад! Нет в мире сильнее наших русских солдат!
— Спасибо за добрые слова! — Василевский тронул его за плечо.
— Кто вы? — спросил бородач. — У меня есть дети и внуки, я скажу им, что со мной беседовал большой начальник Красной Армии, но если я не назову его имени, они мне не поверят.
Василевский сказал, кто он, и тогда мужчина вдруг упал перед ним на колени, трижды перекрестился и произнёс:
— Дай Бог вам счастья и здоровья! Вы освободили нас от гнёта японцев, и мы этого не забудем, пока живы!..
— У вас доброе сердце. — Василевский взял его за руку, и тот встал на ноги. — Желаю вам и вашим близким счастья!..
Проводив главкома на самолёт, маршал Мерецков и член военного совета генерал Штыков вернулись в штаб фронта. Решили перекусить, но дежурный доложил Мерецкову, что к нему на приём прибыл бывший поручик адъютант генерала Кондратенко некто Алексеев.
— Он сказал, что лично хоронил генерала, когда тот погиб в бою.
— Приведи его сюда...
Опрятно одетый старик с интеллигентным лицом и серыми выразительными глазами, над которыми нависали белые как снег брови, резко выделявшиеся на загоревшем лице, робко вошёл в комнату и поклонился маршалу.
— Садитесь, пожалуйста, — кивнул Мерецков на стул. — Вы были адъютантом генерала Кондратенко?
— Так точно, и погиб он на моих глазах, — подтвердил бывший поручик. — В то утро японцы вели бешеный огонь по русским позициям. Наш сосед, пехотный полк, должен был наступать, но что-то медлил. Генерал послал меня выяснить, в чём дело. Едва выскочил из блиндажа, как в него попал снаряд. Дым, гарь, стоны раненых... Блиндаж завалило землёй и камнями. Я позвал солдат, и мы бросились откапывать генерала. Но он был мёртв. Осколок угодил ему в голову. На другой день мы похоронили его с почестями...
— Как сложилась ваша жизнь после войны? — спросил Мерецков.
— Я бы не сказал, что сложилась она удачно, — усмехнулся старик. — Был в японском плену, а когда вернулся в Россию, продолжил службу в царской армии. Потом грянула революция большевиков... Красные стали арестовывать тех, кто служил у белых. Я испугался и бежал в Маньчжурию. — Он помолчал, потом резко вскинул голову. — Когда три дня назад я увидел бойцов Красной Армии, то не мог сдержать слёз... Клянусь вам своими детьми, что говорю правду.
— Я вам верю. — Мерецков встал и подошёл к нему ближе. — Вы могли бы показать место, где погиб генерал Кондратенко?
— Поедемте, я покажу вам это место. И могилу тоже покажу...
Все трое сели в «Виллис» и поехали поклониться герою обороны Порт-Артура.
Вернувшись в штаб, Василевский сел пить чай, и в это время к нему вошёл главком ВМФ адмирал Кузнецов. Высокий, стройный, как кипарис, с улыбкой на загорелом лице, он приложил руку к морской фуражке и чётко произнёс:
— Товарищ маршал, прибыл по вашему приглашению!
— Здравствуй, Николай Герасимович! — Главком ощутил своей рукой его крепкое рукопожатие. — Я ждал тебя в Порт-Артуре, но не дождался. Что, неотложные дела?
